 |
|
СЛОВА
В ПОРЯДКЕ ВОЗРАСТАНИЯ
-
* * *
В любви есть странная привычка
К игре воображенья. Может быть,
И грудь - не то, что прикрывает лифчик,
А то, что хочется под ним вообразить.
Зато потом вообразить не можешь,
Что можно не погладить их -
Два лоскутка незагорелой кожи,
Чуть выпуклее остальных.
_^_
* * *
Дню высказал вечер без тени сомнений
Все то, что хотелось сказать.
Перчатками длинными брошены тени,
И в вызове не отказать.
И договориться не хватит талантов.
Готовы? К барьеру же, пли-и-з!
И солнце с луною как два секунданта
Друг с другом уже разошлись.
Но слишком уж небо для солнца покато,
Ему удержаться невмочь.
И вот уже сломана целка заката,
Как в первую брачную ночь.
И целей не видно, и целиться нечем,
И целая ночь на пути,
И солнце, попавшее в аут под вечер,
Без света уже не найти.
В борьбе между светом и тьмой, как и с пьянством,
Успех переменчивей слез.
И вот уже ночь застегнула пространство
На мелкие пуговки звезд.
Тем временем, Время, наш главный бухгалтер,
Чтоб были часы сочтены,
Сложило попарно, как груди в бюстгальтер,
Прошедшие ночи и дни.
_^_
* * *
Опять с купальщиками в ссоре,
С утра не просыхая даже,
Угрюмо материлось море,
Шатаясь пьяное по пляжам.
Все в пене море, словно в мыле,
Искало, кто еще нестойкий,
И ночью небо напоило
Горько-соленою настойкой.
И долго, море разбирая
На литры и на километры,
Гудели волны до утра и
Плясали с подгулявшим ветром.
Потом ругались до истерик,
До синяков, до посиненья.
При этом вешались на берег,
С тоски, а не от вожделенья.
А волнолом любовь и силу
Волне сулил. И та, нимало
Не сомневаясь, согласилась,
Но для приличья поломалась.
И он, волнуясь, чуть нетрезвый,
Сливался с ней, хрипя любовно,
Что волноваться ей полезно,
Рожая маленькие волны.
...И вот, поглаживая вскоре
Свое расстроенное брюхо,
К нутру прислушивалось море,
Приставив к раковинам ухо.
А горизонт веревкой тонкой
Связал его почти до мола.
И море булькало тихонько
Водой зеленой, как рассолом.
_^_
* * *
Дрожа и на дорогах дрожь
Дробя, держась придурковато,
По городу шатался дождь
Вихляющей походкой фата.
То поджидал за дверью тех,
Кто забывал про зонтик утром,
То, поскользнувшись как на грех,
Катился вниз по переулкам.
То, словно похотливый муж,
Ласкал прилипчиво и грубо,
А то подглядывал из луж
Почти под каждую из юбок.
Шептал какие-то слова,
Слюною брызгая на шею,
И, наконец, язык сломав,
Стекал за ворот, холодея.
Потом он стал занудлив так,
Что переполнил, как терпенье,
Не только лужи, но и мрак,
Недели, дни, часы, мгновенья.
И так запил, махнув рукой
На все и все пропив до крошки,
Что этот месячный запой
Сгноил весь урожай картошки.
_^_
* * *
Жизнь, сегодня яркое надень,
Чтобы мы с тобой не разминулись,
Не спеша помешивая день
Ложечкой шагов в стакане улиц.
Нынче нелегко найти меня.
Вон, метель сугробы мнет, как булки,
И почти до нижнего белья
Ветер раздевает переулки.
Страсть снежинкам некуда девать,
Окружают возле магазина,
Так и норовя поцеловать,
Словно в день святого Валентина.
Сумерки средь этой кутерьмы
Ходят серы и одутловаты,
Женские округлости зимы
Нежно, но уверенно облапив.
К вечеру метель свои труды
Бросила, расплакавшись весною...
Сплевывают парки и сады
Воробьев привычной шелухою.
Вот и жизнь уставилась в глаза.
Я молчу, зажав в руках кошелку.
Не нашелся, что бы ей сказать,
Хорошо, хоть, что вообще нашелся.
_^_
* * *
Был сер и тяжел, как откормленный боров,
Рассвет. Поперек борозды
Дул ветер, и дождь навалился на город
Всей тяжестью летней грозы.
Но город не спал. И, бессонницей мучим,
Усердно, как стадо коров,
Он, стоя, до капли выдаивал тучи
В подойники ржавых дворов.
И долго, почти не стесняясь трамваев,
Женщин, детей и мужчин,
Стонали ручьи, сладострастно лобзая
Округлые шины машин.
_^_
* * *
Лучше, конечно, писать на тетрадочках в клетку.
Все дело в том, что у них поперечная сетка,
То есть, тебе раз по сотне на каждой странице
Напоминают - пора уже остановиться.
_^_
* * *
Дню полагается на ужин.
Он в вечер, нехотя, отчалив,
С тоской поглядывает в лужи,
Чьи зенки залиты печалью.
Уныло звякают трамваи,
Печалью рельсы беспокоя,
А грустный дождик размывает
Грань меж печалью и тоскою.
Грусть не кончается и длится
В среде несчастных и счастливых,
Она в глазах у продавщицы,
Торгующей в палатке пивом,
Что так ленива и покорна,
Не реагируя на шутку,
За взгляд нескромный не одернув,
Лишь чуть одергивает юбку.
Печаль, она необычайно
Проникновенна. Даже в "Вискас".
В подъезде кот глядит печально
На переполненную миску,
А сам, похоже, чуть не плачет...
На всё печальное похожий
Грустит любовник - он под платьем
Опять найдет одно и то же.
Печален в праздничной попойке
И музыкант и, чуть икая,
Грустит он, словно бомж в помойке,
В печальной музыке копаясь.
Мельчают звуки и по росту
Плетутся в ночь с тоскою тайной,
А ночь печальнее погоста,
А тишина еще печальней.
Но мир, заставленный печалью,
Замешан из такого теста,
Чтоб, от печалей отличаясь,
С утра начать с другого места.
_^_
© Леонид Цветков, 2000-2020.
© Сетевая Словесность, 2000-2020.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Сергей Петров: Эпидемия [Любая эпидемия, как и война, застаёт людей врасплох и пробуждает самые низменные инстинкты. Так получилось и в этот раз: холеру встретили испуганные,...] Белла Верникова: Композитор-авангардист Артур Лурье [В 1914 г. в Петербурге вышел манифест русских футуристов, синтетически объединивший модернистские поиски в литературе, живописи и музыке - "Мы и Запад...] Михаил Фельдман (1952 – 1988): Дерево тёмного лика [мой пейзаж / это дерево тёмного лика / это сонное облако / скрывшее звёзды / и усталые руки / и закрытая книга] Татьяна Щербанова: Стихотворения [На этом олимпе сидят золотые тельцы, / сосущие млеко из звездно-зернистой дороги, / их путь устилают сраженные единороги, / Гомеровы боги и даже...] Питер Джаггс: Три рассказа из книги "От бомжа до бабочки" [Сборник рассказов "От бомжа до бабочки", по мнению многих, является лучшей книгой о Паттайе. Он включает двадцать пять историй от первого лица, рассказанных...] Сергей Сутулов-Катеринич: Попытка number 3, или Верстальщица судьбы [дозволь спросонья преклонить главу / к твоим коленям, муза-хохотунья, / верстальщица, волшебница, шалунья, / сразившая зануду-школяра / метафорой...] Роман Смирнов: Следующая станция [Века уходят, астроном, / когда ты ходишь в гастроном, / но столько чая в пятизвёздном, / и столько хлеба в остальном...] Сергей Слепухин: Карантин [Ах, огненная гусеница вербы, / Накаливанья нить пушистой лампы, / Светильник в старом храме изваяний / В конце пути - там где-то, где-то там...] Читайте также: Алексей Борычев: Обречённость | Братья Бри: Живой манекен | Татьяна Грауз. Прекрасны памяти ростки | Максим Жуков: Она была ничё такая | Александр Куликов: Стихотворения | Татьяна Парсанова: Пожизненно. Без права переписки | Ирина Ремизова: За птицей | Алексей Смирнов: Концерт на карантине | Наталья Патроева, Юрий Орлицкий. Настоящий филолог, умеющий писать стихи | Сергей Слепухин: Блаженство как рана | Мария Гладцинова: Чем-то летящим ещё | Ирина Кадочникова: Из цикла "Рассказы" | Семён Каминский: Шутики мистера Калименко | Никита Николаенко: Конец стоянки | Сергей Пагын: Между небом и тихой землёй
|