Словесность

[ Оглавление ]







КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Теория сетературы

   
П
О
И
С
К

Словесность



ПОЕХАВШИЙ НА ВОСТОК


1.

Поезжайте на Восток, молодой человек.

Любой человек с мозгами, последовавший этому совету, скажем, между концом Второй мировой войны и началом девяностых, сейчас, вероятно, уже миллионер, большинство – мультимиллионеры, некоторые и вовсе промышленные магнаты – но кто это советовал? Ответ: мой дядя Уолтер.

Я виделся с ним лишь однажды, когда мне было четырнадцать: длинные волосы, сандалии, бусы, глубокая любовь к деревьям и чрезвычайная мягкость, которая могла показаться фальшивой, и еще большая привычка к марихуане. Он взял меня на неделю на музыкальный фестиваль в Гластонбери и с помощью мистических доводов сделал все возможное, чтобы освободить мой разум из тюрьмы мещанского здравого смысла. Моя мать всегда говорила о своем брате неоднозначно: иногда как о паршивой овце нашей семьи, порою же, не без зависти, как о единственном, кто обрел свободу. Она никогда не забывала упомянуть о том, что он полиглот, как и все мужчины в нашей семье, включая меня. В своих бесконечных странствиях он собирал языки, как ракушки на тропическом пляже. С моей точки зрения, это была знаменательная встреча: к восьмидесятым бунтарей практически не осталось,

Мать предостерегала меня от излишней подверженности влиянию Уолтера, чьей сокровенной мечтою было умереть в тени Гималаев. Горы исполнили его желание несколько раньше, чем он предполагал: в возрасте сорока двух лет он умер от нелеченой амебной дизентерии. Его смерть поставила меня перед выбором: должен ли я следовать основанному на страхе пути респектабельности или рискнуть с дхармой? Или был способ подстраховаться?

Я унаследовал его дневник и совет отправиться на Восток, который я приспособил к своим нуждам: в конце концов, к тому времени, как мне исполнилось двадцать, на смену власти цветов пришла власть капусты, а дядя Уолтер пророс маком где-то в Гиндукуше. К тому же я не думал остаться на Востоке; нет, его дневники соблазнили меня, я должен был посетить эти волшебные места, которые он описывал с гигантским литературным даром, к которому сам он был равнодушен – чтобы после вернуться на Запад, делать реальные деньги.

Да, точно. В итоге я влюбился во время своей первой поездки в Бангкок (Таиланд был вторым в списке любимых мест Уолтера после Ладакха). Семья моей настоящей любви нашла мне адвоката, который сделал мне постоянный вид на жительство: в те времена это было гораздо проще. Так что я женился на ней, выучил язык – все поразились, насколько быстро (у меня было странное чувство что Уолтер из могилы помогает мне осваивать тона), и в итоге окончил один из лучших университетов Бангкока с дипломом юриста первого класса. Все это полностью оплатили родители моей тайской жены, которые затем усадили меня в крошечный офис рядом с Силомом, прозрачно намекнув, что наступил период возврата инвестиций. Еще они приставили ко мне шпионов: о любой отлучке из офиса в рабочее время, если она не была по делу, доносилось моей жене, которая меня за это отчитывала.

И они присылали мне клиентов. Нужно быть практикующим юристом, чтобы по-настоящему прочувствовать, насколько баснословно богатые люди низки, грязны, мелочны, мстительны, какие они фашисты, социопаты и параноики: каждый присланный ими клиент был из этого разряда. Ах да, к их щедрости прилагалось еще одно негласное условие: некоторые дела я должен был выигрывать, несмотря ни на что. Подкуп стал моим главным криминалистическим навыком. Я занимаюсь этим уже так давно, что могу делать это, стоя на голове. Я даже могу делать это без слов: я знаю всех чайных дам во всех правительственных и корпоративных департаментах, которым доверяют переносить коричневые бумажные конверты из одного офиса в другой, пряча их под салфетками для посуды на своих тележках. В Бангкоке очень много богатых чайных дам.

Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе, которое должны испытывать юристы вроде меня, чтобы убедить себя, что мы все еще часть человеческой семьи, – что ж, у меня все еще есть два козыря, чтобы спасти свою душу. Один – это дядя Уолтер: я недавно как раз взялся перечитывать его дневники, и даже скопировал их в Microsoft Word, чтобы я мог штудировать их на работе, не вызывая подозрений со стороны тестя и тещи: они все еще за мной шпионят, я более чем уверен, что моя вторая секретарша у них на зарплате. Еще одно мое утешение – это Ом.

Ладно, вы уже догадались, что Ом – не моя жена. Верно. Она также не одна из высокооплачиваемых шлюх в супердорогом борделе, который я вынужден посещать каждую субботу вечером вместе с моим шурином Нираном в рамках нашего семейного ритуала мужского единения (сюда же: нюхать кокаин со средним братом, или напиваться до беспамятства с младшим). Ом – моя невинность, Ом – моя душа. Она таинственно вошла в мою жизнь (врезалась своей тележкой в мою в большом гастрономе в подвальном этаже "Парагона": вопиющее нарушение магазинного этикета, подумал я, и высказал эту мысль на языке подворотен; в ответ она выпятила грудь и высунула язык, одновременно приставив большие пальцы к вискам и шевеля остальными: это было уморительно),

Я ни с кем не делю Ом, даже принимаю меры предосторожности, когда навещаю ее в квартире, которую я ей купил и которая находится в одном квартале от моего офиса. Я хожу к ней через супермаркет, из которого есть два выхода на две разные улицы... Ей кажется забавным, что я всегда прихожу с ненужными продуктами Она, кстати, любит природу, особенно деревья, и нежна до неприличия. Я также снабжаю ее марихуаной, которую копы дают мне бесплатно: я для них слишком ценный клиент, чтобы осмелиться брать с меня плату. Не то чтобы она часто ее употребляла. На самом деле, я не уверен, что она вообще когда-либо этого хотела – просто угадывала своей безошибочной интуицией, что мне нужно выкурить косяк на двоих с ней в качестве элемента нашего наших любовных встреч по пятницам, чтобы отключиться от мира и от всего, что происходило со мной до того, как я пришел. И если это не впечатляет, позвольте мне сказать вам: ее интуиция не ограничивается мелкими вредными привычками: в постели она с самого начала знала, что именно мне нужно. Немногие мужчины сталкивались с таким уровнем обслуживания, так что позвольте сообщить: это неотразимо. Не ищите такого, если не хотите стать эмоциональным рабом на всю жизнь. Ом, конечно, знает все о дяде Уолтере; я должен был рассказать ей, чтобы она могла участвовать в моей тайной жизни. Она читает его труд для практики в английском языке.


2.

Ом родом (по ее словам) из деревушки на границе с Камбоджей, где у всех татуировки и родной язык кхмерский. Ее татуировки сделаны древним кхмерским шрифтом и, как я полагаю, точно воспроизводят еще более древние индуистские заклинания и магические формулы, восходящие к ариям и Ведам. Когда я впервые переспал с ней, она наблюдала за выражением моего лица, когда я обнаружил татуировку на верхней части ее левого бедра примерно в двух сантиметрах от входа во влагалище. Я до сих пор понятия не имею, что она значит и почему я ахнул, взглянув на нее. Как может один слог, написанный непонятным шрифтом, заставить кого-то поперхнуться? Эффект, однако, был. Впервые увидев эту татуировку, я пришел в неистовое сексуальное возбуждение, несообразное для мужчины моего возраста. С тех пор татуировок стало больше. В момент, когда я пишу эти строки, у нее есть еще одна на пояснице, одна на левом плече и третья чуть больше сантиметра ниже пупка. Насколько я знаю, все они сделаны древним кхмерским письмом и воспроизводят браминские заклинания Бронзового века.

Еще любопытный момент, связанный с Ом: она любит храм, посвященный Мэ Нак, расположенный на канале Пхраканонг неподалеку от станции Скайтрейна Он Нут. Я и не вспомню, сколько раз мы с ней туда ходили. Всякий раз, оказываясь там, она покупает свечи и благовония и проводит минут пятнадцать в глубокой медитации. Вы, конечно, знаете историю Мэ Нак? Этой отважной и благородной тайской жены, преодолевшей преграду смерти: она продолжила заботиться о муже и семье, даже став призраком. Мэ Нак, на мой взгляд, вполне заслуживает звания святой покровительницы Бангкока, учитывая, насколько она здесь популярна; когда мы с Омом приезжаем в ее святилище, там всегда толпа женщин. Все помнят ключевой момент истории: однажды, когда Мэ Нак, уже будучи призраком, готовила нам прик, сидя перед мужем на дощатом полу своего дома, она уронила лайм в щель между досок. Лайм провалился в подвал и, Мэ Нак, не задумываясь, без усилия протянула руку на шесть метров, чтобы его достать. Увидев это, ее муж муж из плоти и крови понял, что живет с призраком и испугался.

Да, здесь я должен признаться: утром того дня, когда мы с Ом впервые занимались любовью, Ом привела меня в храм Мэ Нак и, когда мы оба преклонили колени, она взяла мою левую руку и прижала ее к верхней части своего левого бедра. Я недоумевал, что она делает, но позже в тот же день, когда я увидел ее голой, я осознал, что она прижала мою руку к своей татуировке. Через неделю я купил ей квартиру, потому что понял, что не смогу без нее жить.

Пока что ничего из того, о чем я рассказал, не выходит за рамки обычного; немного эксцентрично, по-восточному экзотично, но ничего такого, чему бы вы не поверили, верно? Вот вам тогда еще: вечером в прошлую пятницу, когда я пришел к Ом, я увидел, что она занята редизайном квартиры. Ладно, возможно "редизайн" – слишком сильное слово для получаса или около того, которые она провела с фломастером и краскопультом. Они были повсюду. Что именно? Татуировки, конечно. Та, что на бедре, была воспроизведена над входной дверью и еще раз над дверью в спальню. Прочие – на спине, плече и животе – возникли теперь либо в черном, либо в красном варианте в разных местах квартиры. Кроме того, появились скульптуры: тщательно вытесанные и отполированные куски черного дерева шириной примерно 30 сантиметров, все на кованных железных стойках, все мастерски выполненные трехмерные репродукции татуировки у нее на бедре, размещенные в стратегических местах возле дверей и окон.

Да, я был ошеломлен, но не слишком. Если она и практиковала на мне черную магию, то результат меня пока вполне устраивал – не хочу показаться брюзгой, но по сравнению с той сексуальной жизнью, которая была у меня дома последние десятилетия... Так что я не стал возражать и даже признался, что от одного вида этого древнего кхмерского слога (что бы он ни значил), чернеющего над входной дверью, у меня встает. Но магические надписи были лишь малой частью того шока, которому подверглось в тот день мое ощущение реальности. Вместо того, чтобы сразу отвести меня прямо в спальню, как она делала обычно, Ом улыбнулась мне особо возбуждающей улыбкой и показала мне на своем ноутбуке место в дневнике дяди Уолтера, до которого она дочитала. Она не поленилась отметить его электронной закладкой и, как только она запустила Word, открылся абзац в дневнике Уолтера, где говорилось следующее:

Вчера провел весь день в храме Мэ Нак в Ом Нут, что на канале Пхраканонг. Не знаю, что в этом мифе меня привлекает. Галлюцинации всю ночь, а я ничего не курил. Колдовство настолько мощное, что весь участок у канала, с цветами, бутонами лотоса, благовонными палочками и статуей, излучает силу. Я знаю, что тайские женщины чувствуют это, пусть и смутно, поэтому здесь всегда так много народу.

Проблема была в том, что такого отрывка в дневнике Уолтера не было, хотя он вполне неплохо имитировал его стиль. В этом я был абсолютно уверен, поскольку в определенные периоды своей жизни проводил целые годы за его чтением, я знал его шедевр наизусть, и такого отрывка там не было! Не желая спорить с ней или как-то иначе отвлекаться от толчка в пах, который произвел ее редизайн, как только я вошел в квартиру, я просто покачал головой и изобразил улыбку. В конце концов, мне всего лишь будет нужно вернуться в свой кабинет, чтобы свериться с рукописным оригиналом, который хранился у меня в сейфе.

В тот день магия Ом сработала даже лучше обычного: пять раз, втиснутые в те пару часов, которые я отвел себе на обед. Естественно, сразу же после душа и прощального поцелуя я помчался в офис к рукописям Уолтера. Это порядка сотни школьных ученических тетрадей в пестрых обложках. Я примерно помнил даты его пребывания в Бангкоке, так что было нетрудно отыскать нужную тетрадь, а затем и страницу, которую Ом на своем ноутбуке. И тут я почувствовал, что покрываюсь гусиной кожей: паутинообразным почерком Уолтера там было написано следующее:

Вчера провел весь день в храме Мэ Нак в Ом Нут, что на канале Пхраканонг. Не знаю, что в этом мифе меня привлекает. Галлюцинации всю ночь, а я ничего не курил. Колдовство настолько мощное, что весь участок у канала, с цветами, бутонами лотоса, благовонными палочками и статуей, излучает силу. Я знаю, что тайские женщины чувствуют это, пусть и смутно, поэтому здесь всегда так много народу.

Меня прошиб холодный пот. Я был абсолютно уверен, что этого пассажа в оригинале не было. Но теперь я смотрел на оригинал, и он там был. Взломать сейф было невозможно: громадный Chubb от пола до потолка с высокотехнологическими прибамбасами – было нелепо думать, что Ом или кто-то, кто на нее работал, мог бы туда проникнуть. Так или иначе, следов подделки рукописи не было, и если даже какой-нибудь гениальный фальсификатор смог бы подделать почерк Уолтера, то как бы он сумел втиснуть этот абзац в старый дневник путешественника, где все было исписано так плотно, что пустых мест вообще не было?

Я был напуган. Очень напуган.


3.

Однако страх был не единственной моей реакцией. Я также был взволнован, заинтригован, очарован – и было бы жеманством не признаться в некоторой надежде, что со мной происходит нечто, научными законами не объяснимое. Я не ошибся. Не успел я положить дневник Уолтера обратно в Chubb и запер его, в комнату вошла моя первая секретарша и сообщила, что меня ждет новый клиент. Это тоже было крайне необычно. Все мои клиенты попадали ко мне благодаря знакомствам семьи моей жены и всегда контактировали с моей второй секретаршей, единственной работой которой было поддерживать связь с родней моей жены. Моя первая секретарша имела юридическое образование и блестяще справлялась со всем, кроме поддерживания неформальных связей. Когда я обменялся с ней взглядом, она пожала плечами и указала подбородком в сторону приемной. Я кивнул. Она вышла из комнаты и через несколько секунд вернулась с высоким, подтянутым, жилистым мужчиной лет шестидесяти южно-азиатской наружности, с длинными седыми волосами, собранными в хвост, редкой седой бородой и пронзительным взглядом. Я немедленно узнал этот тип, время от времени встречающийся в Азии: каким-то образом, возможно, благодаря некоей мистической или боевой дисциплине, он сохранил несомненную бодрость, словно мощь юности все еще питала его крепкое тело. Когда я предложил ему стул, он покачал головой. Вместо этого он подошел к моему столу, взглянул на меня сверху вниз с нескрываемым любопытством и затем произнес по-тайски с сильным кхмерским акцентом: "Ваша жена умирает. Отправляйтесь домой".

Я медленно поднял глаза и взглянул в горящую черноту его глаз. Пока мы завораживали друг друга, он начал расстегивать пуговицы на своей рубашке. Одну за другой, он расстегнул их до пояса. Когда он распахнул рубашку, я начал понимать. Его плоть была сплошь покрыта черными татуировками, среди которых я без труда различил формы и очертания, которые сегодня чуть раньше я видел в квартире Ом: разумеется, те же самые, что и на ее теле.

Естественно, я позвонил своему водителю и помчался из офиса на стоянку рядом со зданием. Моя машина – дорогой Lexus с тонированными стеклами; когда мы подъехали к обнесенному стеной комплексу в самом центре Бангкока, где мои родственники построили ряд прекрасных отдельно стоящих домов, огромные ворота автоматически открылись, затем с лязгом закрылись за нами. Более двадцати пяти лет я ненавидел этот лязг, так похожий, по моему мнению, на лязг тюремных ворот.

Как только водитель остановил машину, я бросился в наш дом, не обращая внимания на служанку, стоявшую с подавленным видом посреди гостиной, тихонько постучал в дверь спальни жены и дождался ее негромкого, мягкого, жалкого "Войдите".

Если я до сих пор почти ничего не сказал о своей жене, то по одной простой причине: из-за чувства вины. Лалита – всегда сокращавшаяся до Лали – никогда не делала мне ничего плохого, и я в самом деле любил ее когда-то: иначе зачем бы я прилагал столько усилий, чтобы угодить ее семье? Лали, однако, была одной из тех азиатских женщин, которые просто не чувственны. Мы не произвели на свет детей и, если не считать несколько первых месяцев брака, любовью занимались крайне редко, чтобы убедить друг друга, что мы все еще пара. Вскоре Лали совершенно утратила интерес к занятиям любовью, а десятилетием позже, и к миру в целом. Большую часть своей зрелой жизни она провела в своей спальне, где ее навещали друзья детства и ее любимая тетя. Всякий раз, когда мы видимся, нам обоим ужасно грустно от того, что все сложилось именно так. С гордостью сообщаю, что каждый из нас нашел в себе силы не винить другого: иногда жизнь просто такая. Поэтому мысль о том, что я мог невольно стать виновником ее смерти посредством самой отвратительной формы кхмерского колдовства из-за того, что сделал Ом своей миа ной, страшила меня безмерно. Хотите верьте, хотите нет, но в тот момент я твердо решил бросить Ом. Какую бы страсть я к ней ни испытывал, я не смог бы смириться и жить дальше, зная, что Лалу сгубила черная магия,

Мое взвинченное состояние усугубил врач, который как раз выходил из комнаты. Он поймал меня в дверях и произнес, как мне показалось, обвиняющим тоном: "Массивное раковое образование за желудком, слишком глубоко, чтобы оперировать..."

– Сколько ей осталось?

– В лучшем случае, около недели.

Я закрыл – или скорее захлопнул – за ним дверь и подошел в Лали, которая лежала в постели, глядя на меня. Я придвинул стул, взял ее руку, прижал к своим губам и сказал:

– Мне очень, очень жаль, – и разрыдался.

Она погладила меня по голове.

– Не волнуйся, все будет хорошо,

– Как ты можешь так говорить? – спросил я, захлебываясь рыданиями.

Она улыбнулась и сказала:

– Если ты перестанешь шуметь, я тебе расскажу.


4.

– Мне нелегко задать этот вопрос, – слабым голосом произнесла Лали, опустив голову на подушку и на мгновение встретившись со мной взглядом, а затем отвернувшись.

– Скажи мне правду, не казалось ли тебе порою, что я и моя семья тебя подставили?

– Подставили? – я почесал подбородок.

– Не лги. Уже слишком поздно для этого.

Я задумался.

– Что касается тебя, то нет. Ты слишком невинна. Твоя семья – возможно, из меркантильных соображений. Узнав меня поближе, они поняли, что получат адвоката, о котором всегда мечтали: умного, уважаемого, знающего жизнь, и, поскольку он фаранг, абсолютно зависимого от них в плане клиентов и финансирования. Должен признать, они были правы, когда думали, что им нужен такой адвокат. Если б не я, все твои родственники мужского пола сидели бы сейчас в камере смертников или мотали пожизненное,

Она отпустила мою руку, и черты ее так напряглись, что я испугался, что с ней случится припадок.

– Боюсь, ты не прав. Совсем. Я в такой же степени порождение своих родителей, как и три моих брата. А как иначе? Мне промывали мозги с рождения. Они послали меня на поиски фаранга, такого как ты, которым они могли бы манипулировать, и, поскольку я была их зомби, их роботом – как все хорошие девочки из мафиозного высшего класса, – я делала, что мне говорили. "Так устроен мир, – внушали мне они. – Так ты должна поступать, чтобы выжить". И еще: "Подумай, сколько денег мы на тебя потратили. Неужели ты не понимала, что однажды придет время вернуть этот долг? За все приходится платить". Что я знала? За всю жизнь у меня не было ни одной независимой мысли. Если ты помнишь, поначалу я даже изображала интерес к сексу.

– Лали, – сказал я. – Не могу поверить, что ты это говоришь.

Она не обратила внимания на мои слова.

– Но когда я увидела, какой ты, в сущности, благородный, и как твоя британская честность – которую моя очаровательная семья считает глупостью – заставила тебя продолжать то, что было начато, даже с фригидной женой и свекрами-бандитами, я начала чувствовать себя ужасно. Правда ужасно. Настолько ужасно, что я больше не могла жить нормальной жизнью. Видишь ли, на свой фригидный манер я в конце концов влюбилась в тебя, но поскольку как личность я была никто, у меня отсутствовало либидо. Думаю, что я могла бы развить в себе сексуальность, если бы не моя депрессия из-за всего этого. Именно трусость и отвращение к себе приковывали меня к этой кровати – к этой проклятой комнате – все эти годы. Если бы во мне была хотя бы капля отваги, я бы попросила тебя собрать наши чемоданы и увести меня в Гималаи – я мечтала жить с тобой в пещере в полной нищете.

Она вздохнула.

– Но я ждала слишком долго. Молодость прошла. Стало слишком поздно.

– Лали, твои слова меня убивают, – сказал я.

Она взяла меня за руку.

– Не волнуйся, это Таиланд. Здесь всегда можно найти выход из положения.

Я нахмурился. Что она имеет в виду?

Она сделала мне знак приблизиться.

– Святилище Мэ Нак, мистицизм твоего дяди Уолтера – все это посеяло семена в моем сознании, но я ничего не могла сделать до тех пор, пока у меня не появился Бунтхан.

– Кто?

– Тот кхмер, что приходил сегодня в твой офис. Я познакомилась с ним через свою тетю Нит, чей муж тоже из Камбоджи. Бунтхан – шаман старой кхмерской школы, укорененной в традиции древнего браминского колдовства.

Она сделала паузу, чтобы перевести дух. Я видел, как она героически борется со слабостью и тошнотой, и чувствовал себя хуже, чем когда-либо. Она продолжила:

– Он учил и тренировал меня последние десять лет. Я хотела тебе сразу же рассказать, но он не позволил. Он напомнил мне о том, как гибельны слабость и нетерпение – взгляни, в какое мучение они меня уже ввергли!

– Учил и тренировал чему?

Она долго не отвечала. Можно было подумать, что она уже переселилась в иной мир.

– Передовым методам обмана смерти, – наконец прошептала она.

– Но ведь ты умираешь – доктор так сказал?

– Да, – кивнула она с серьезным выражением лица. – Но благодаря Бунтхану я собираюсь обмануть смерть. Любимый, нас спасет древняя магия, действующая через меня. Что касается тебя, то можно сказать, что ты уже практически спасен. Пообещай мне только одно – что ты будешь играть в эту игру и не испугаешься, как муж Мэ Нак.

– Как я могу что-то обещать, если я понятия не имею, о чем идет речь? Прости, но ты должна рассказать мне больше.

Лали вздохнула, затем поманила меня, чтобы я приблизился к ее рту. На ее лице я видел страдания многих лет и всю тяжесть ее болезни. Ее голос дрогнул, когда она сказала:

– Все эти годы я провела в основном в постели – обездвиженная, полумертвая.

– И?

– Он показал мне, как...

– Как что?

Она с трудом подняла голову и сказала:

– Как проецировать свое эфирное тело, известное также как тело призрака. Как ты знаешь, это возможно, сознание может жить где угодно, оно даже может создать свой собственный носитель,

Затем она рухнула обратно на подушку и закрыла глаза.

– Нет, – сказал я. – Ты не можешь остановиться на этом. – Я встряхнул ее. – Ты должна рассказать мне, что происходит. Что ты сделала с дневником дяди Уолтера?

Она слабо улыбнулась.

– Бунтхан сказал, что так надо сделать. Часть архитектуры твоего сознания – это чувство, что дядя Уолтер должен быть на твоей стороне. В конце концов, именно он привел тебя в Таиланд, он твой гуру, учитель жизни. Нужно было, чтобы он дал тебе хотя бы намек. Я читала дневник Бунтхану, который неграмотен во всем, кроме древне-кхмерского, да и там он умеет читать только магические заклинания. Он сказал, что твой дядя Уолтер был очень продвинутым, но в рукописи недостает абзаца, который Уолтер намеренно пропустил, поскольку ты был не готов, но теперь его нужно вставить,

Я глядел на нее c агрессивным непониманием, пока она с огромным усилием не оттолкнула меня, а затем начала стаскивать с себя простыню. На ней был хлопковый халат, который она задрала вверх так, что показались волосы на лобке. У меня перехватило дыхание: в двух сантиметрах от ее влагалища была абсолютно такая же татуировка, что у Ом на том же месте. Больше мне ничего не требовалось. Я распахнул халат и помог ей сесть, И точно: те же татуировки, что у Ом и в тех же местах – на плече, животе и пояснице,

Она был совершенно измучена и едва смогла выговорить свои последние слова:

– Я собираюсь загладить свою вину. То, что ты видел до сих пор – это только начало.

Той же ночью она умерла.


5.

Эти заметки, Читатель, я печатал в состоянии большого смятения на следующий день после смерти Лали. По размышлению они кажутся мне неуклюжей попыткой экзорцизма, и я надеюсь, что ты простишь некоторую истеричность, присущую этому рассказу, который, уверяю тебя, тем не менее правдив во всех деталях. Прошло шесть месяцев, и все изменилось.

Я выждал приличный срок, прежде чем поселить Ом в своем доме. Бывшим свекрам это не понравилось, но ничего поделать с этим они не могли. Они знали, что происходит что-то оккультное, над чем они не имели власти – и, в любом случае, выжить без меня они бы не смогли. Чтобы подстраховаться, я перевез в наш жилой комплекс и Бунтхана, поскольку они безмерно его боятся. Другими словами, смерть Лали сделала меня царем горы – джао по, истинным боссом, который заправляет всем. Я наконец свободен и собираюсь это отпраздновать, взяв с собой Ом в длительный отпуск в Гималаи: мы довольно долго пробудем в Ладакхе. Она этому несказанно рада.

Жизнь наладилась и в других отношениях. Приведу пример. Мы с Ом развили свои социальные навыки настолько, что научились получать удовольствие даже от самой душной стороны моей профессии. Когда на прошлой неделе мы отправились на ужин Юридического общества, нас усадили более чем в десяти метрах друг от друга, на противоположных сторонах бесконечного стола. Мы оба сидели в окружении бесчувственных зануд, но нас это ничуть не смущало. Как раз в тот момент, когда судья высокого суда справа от меня разразился невыносимой диатрибой против последнего закона о внесении поправок в уголовное законодательство, я ощутил дружеское прикосновение к промежности, после чего проворные ручки расстегнули мне брюки и начали долго, медленно и насмешливо ласкать мой возбужденный член. Разумеется, Ом сидела примерно в десяти метрах от меня, но расстояние не проблема для того, у кого такая сфера охвата. Конечно, когда мы одни, я больше не зову ее Ом. Я зову ее именем хозяйки, чьей проекцией она является: Лали.


    Источник:
    John Burdett. Gone East
    In: Bangkok Noir. By Christopher G. Moore (Editor).
    Asia Document Bureau Ltd., 2011.



© Евгений Горный, перевод, 2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...]
Словесность