Словесность      
П
О
И
С
К

Словесность

[ Оглавление ]

Леонид Сорока

[Написать письмо]

Леонид Сорока
Фотография Ильи Гершберга
 

Родился я за год до войны в Киеве. А первые воспоминания - маленький лесной поселок Кез в Удмуртии. Помню, когда умер Сталин, я в свои 12 лет пытался переживать вместе с окружающими, а на отцовском лице пряталось подозрительное веселье. Господи, да мало ли что я помню из того, о чем уже многие не имеют понятия. Скажем, о лаптях, плетеных из лыка. С каким восторгом я наматывал портянки, потом подвязывал эти лапоточки и смачно шлепал в них по осенней вязкой грязи. И липучесть сосновой смолы, и ароматы бензина в гараже, где стояли полученные по "ленд-лизу" студебеккеры, и запах конского навоза в леспромхозовской конюшне, и лисички, растущие прямо под домом - все это осталось где-то на самом дне.

И поездки в школу на санях-розвальнях, и первое знакомство с "интернационалистом", пытавшимся утопить меня под мостом, когда я поздно возвращался из школы, и драки на танцплощадках с кастетами и лезвиями. Те из школьных товарищей, кому повезло меньше, уже далече.

Возвращение в Киев, где и родился, но откуда был увезен грудным. Завод, НИИ с самиздатом под столом. Армия и моя собственная война с "узнавшими" меня. Но и благодарность армии за то, что привела меня в Симферополь и подарила дружбу со светлым человеком и блестящим сатириком и детским поэтом Владимиром Натановичем Орловым.

Семинары переводчиков в Литинституте, куда меня по-партизански затаскивал добрейший Лев Озеров. Краткая, но памятная полоса встреч с несгибаемой Юнной Мориц и ее дорогого стоящие советы.

А потом поездки, уже после университета, на Сахалин и в Среднюю Азию. Пять лет дружбы с Туркменией. "Ах, восточные переводы, как болит от вас голова!.."

Первые книжки, выходившие, как сапоги портовых грузчиков, со страшным скрипом. Спасибо журналу "Юность" и работавшим там Сереже Дрофенко, а потом Натану Злотникову, Олегу Чухонцеву и Коле Новикову - трижды я успел появиться с подборками стихов в тогда еще супер-дупер популярном журнале.

В Киеве вышло две книги лирики "На свету молодом" (Молодь, 1986) и "Миг бытия" (Радянский письменник, 1989).

Более двадцати лет руководил отделом литературы республиканской детской газеты в Киеве. Вначале она называлась "Юный ленинец" и выходила тиражом в полтора миллиона экземпляров. Потом ее назвали "Перемена", когда начались перемены, и тираж ее стал таким, что его едва могло хватить на учеников двух-трех школ.

Под занавес советской власти, малодушно не дождавшись, пока она испустит дух, с женой Розой и двумя сыновьями - Юрой и Вовой, с остановкой в полутемном посткоммунистическом Бухаресте, перелетел в страну Израиль. И тут "у попа была собака". Опять, как в ранней молодости, поначалу завод. И вереница курсов. Для журналистов, для турлидеров, еще для чего-то, в результате чего никем не стал, но на иврите начал говорить и писать свободно.

А о стихах вспоминал все реже. Из этих редких воспоминаний родилась книга "За Стеною Плача", выходом которой в Нью-Йорке и прекрасными рисунками в ней я обязан художнику редкого таланта и моему самому близкому другу Михаилу Глейзеру. Затем в Санкт-Петербурге вышла новая книга "Галилейский круг".

Журналистика осталась - куда от нее денешься.

Совсем недавно, в июле 2004 года в Санкт-Петербурге вышла моя детская книга "Про мышонка Шона, про амстердамского кота Тома и про разное другое".

Живу в небольшом, но современном городе Кармиэле. Прошел здесь все этапы большого пути. Отработал пять лет на заводе. Редактировал русскую половину двуязыкой газеты концерна "Га-Арец". Член Союза писателей Израиля, член Международного ПЕН-клуба.







НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...]