* * *
Окоёма прозрачной весны не коснуться рукою.
Все мелодии сыграны: снег, первоцвет, листопад.
И кому говорить, чтоб тебя вспоминали такою:
Мимолётною, снежною, нежною... всё невпопад.
Расколдованный ветер, играющий веткою голой,
Самолёт-чудотворец, несущий возлюбленных нам,
И анютины глазки на клумбе за старою школой
Вспоминают тебя, повторяют твои имена.
Помнят каждую букву и пишут на лунной странице
Буки-веди любви, заклиная далёкий рассвет.
Лучше поздно, чем так.
Пересилить, вернуться, открыться.
Но лежит на ладони холодное твёрдое "нет".
_^_
* * *
Переменились времена
И город тих.
На белом свете ты одна
И нет других.
В потёмках выйдешь на крыльцо
Преддверьем дня.
Луною полное лицо
Найдёт меня.
Решать не стану: быть - не быть;
Пешком уйду
Туда, где золото судьбы
Таит беду.
Без колебаний, без надежд
В седую даль.
Ты спросишь, что тебе надеть.
Скажу: печаль.
И ветер старые дома
В клочки порвёт.
И будет горькою зима,
Солёным - лёд.
Нет, не небес достигну - дна.
Всё - не сбылось.
На белом свете ты одна,
Но мы - поврозь.
_^_
* * *
Всё случится, что дoлжно быть...
За тугой пеленой дождя
На другой стороне судьбы
Не оглянешься уходя.
Бесполезно судить-рядить,
Тыкать пальцем, кричать: "Вернись!"
Эка невидаль - уходить.
Дело верное. Не винись.
Небо плачет, а ты не плачь.
Полно хмуриться. Улыбнись.
Твой девчоночий синий плащ
Вспоминает:
Трижды тридцать апрельских лун,
Жёлтых бабочек - в белый свет...
Исполать твоему теплу,
Уносимому в синеве.
_^_
ПАНИХИДА
Больше в лето не вернётся
Кто ещё - в продленье ряда?
Мир беспомощно качнётся.
Панихида листопада.
Белый свет иссяк до срока.
Стихли звёздные хоралы.
В одиночку - одиноко
Посреди пустого зала.
Тишина. Тоска. И тайна
Посреди сырого леса.
Не глядите так печально.
Не грустите. Было - лето.
Положите соль и порох
Уходящему в дорогу.
Скоро - следом. Следом - скоро.
Заберите тьму-тревогу.
Путь намечен. Чётко задан
Той провидицей слепою.
На закат, на алый запад
Журавлиною тропою.
Утром станет небо синим.
Листопад.
Глупа обида.
Не прервать. Не пересилить.
Длится, длится панихида.
_^_
* * *
Все тополя пометил август.
Покрасил лаком.
Где тут Арго и где тут Аргус...
Не надо плакать.
Не соглашаются безвинны.
Бросай монету.
Твои вторые половины
Летят по свету.
Когда луна ополуночит
И звёзды - долу,
Прильнёт щенок - почти сыночек -
Лицом к подолу.
И не найдёшь печали краше,
Красы - печальней.
И тополя, не сняв рубашек,
Стоят в молчанье.
_^_
* * *
Нарисую лебедя на окне,
Придыханием изморозь растоплю.
Все дороги сходятся в вышине.
Наши жизни в розницу - по рублю.
Где стелилась - помнится - трын-трава,
Где ласкались - чудится - голубки,
Февраля метелица-голова
Разметала памяти лоскутки.
Не отыщешь, сколько бы ни плутал,
Домика заветного в два окна.
Не поймёшь, как водится, ни черта,
Не напишешь лебедю имена.
_^_
* * *
Разбудили в ночи, хохотали-болтали,
За собою тащили и так зазывали,
Что не мог я противиться, вышел на свет
Фонарей, как безумец в толпе карнавальной,
Распростившись до времени с маской печальной.
И не видел, что шёл босиком и раздет.
И горел предо мной то ли взгляд, то ли факел.
И в мозгу воспалившемся вился brainfucker,
Нарезая бесчисленно полукруги.
Лопотали вокруг непонятные фразы
И струились вокруг веселящие газы.
И кто должен кому - отдавали долги.
Я доподлинно видел - мир сдвинулся с места.
В золочёном гробу возлежала невеста,
А на козлах корячился пьяный жених.
Он не мог удержать чёрно-белую лошадь.
И, когда выезжали на главную площадь,
Та рванулась в галоп - только видели их.
Мы вошли в особняк, отороченный светом
(Седовласый швейцар представлялся скелетом),
И поднялись по лестнице, чинно бранясь.
Колыхались в глазах, как ладьи, анфилады,
На паркетном полу танцевали дриады,
Призывая вступить в непорочную связь.
Откликаясь на эти немые призывы,
Обуздать не пытались желанья, порывы,
Обретали галантность, просили тангo.
И, внимая неслышимым звукам оркестра,
Все порхали, как бабочки, с места на место,
Не стесняясь, пожалуй, уже ничего.
Так и я между ними порхал и смеялся.
Сам себе совершенным созданьем казался.
Но мгновенная смена - и факел потух
Оттого, что в каком-то незнаемом месте,
В деревеньке глухой, на прогнившем насесте
Прокричал троекратно голодный петух.
И, бессилен хоть что-то понять и исправить,
Я себя обнаружил в проточной канаве
Без одежды лежащим. Проснувшись на треть,
Я почувствовал сильный удушливый запах,
Словно сам очутился в удушливых лапах.
Это свалка дымит.
То ли крест её, то ли такая причуда.
А душа моя, верно, горбатей верблюда,
Если только она существует - душа.
Ничего. Утрясётся. Видение - в руку.
Это место хорошее.
Ну - за разлуку!
Вот сейчас поднимусь и пойду не спеша.
_^_
* * *
Нет ни осени, ни весны.
Нет ни памяти, ни вины.
Бесконечности чёрной гладь.
Воды Финского холодны.
Как слепому неведом свет,
Так и мне кроме слова "нет"
Невозможно найти слова,
Невозможно сложить ответ.
В десять дней зарастёт тропа.
Пусть за триста шагов толпа
Обойдёт те места, где мой
Голос платьем цветным упал.
Слёзы неба несолоны...
Спите, я вам дарую сны.
Город водами отражён,
Но - не ведает глубины.
_^_
|
