Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ЧЕРНАЯ  ТОПЬ

Окончание


Части:  1   2   3 




Сергей пробежал еще десяток метров и прижался к забору, который в этом месте загибался влево. Здесь Сермяга вряд ли мог его заметить, даже если бы бросил взгляд в сторону щели. Из своего укрытия Коржухин видел, как мотоцикл промчался мимо. Несколько секунд спустя мотор смолк, и Сергей ничуть не сомневался, что произошло это как раз напротив дома номер 36.

Он побежал дальше между заборами. Сермяга приехал за ним, он был в этом уверен. И хотя сержант и не производит впечатления Шерлока Холмса, однако вполне может догадаться, куда девался разыскиваемый.

Сергей остановился, тяжело дыша, лишь когда впереди показался пустырь перед больницей. Он стащил мокрую от пота куртку и принялся ею обмахиваться. "А они, наверное, не потеют", - подумалось ему.

К тому моменту, как он вновь нехотя надел куртку, он уже понимал, что в больницу ему идти нельзя. Если он прав в своих подозрениях, если игра заканчивается и Сермяга явился за ним, то в больнице он окажется в ловушке. Пусть даже Барлицкий согласится его принять и защитить внутри, но он же не может отсиживаться там всю жизнь. А снаружи его уже будут ждать.

Не без робости выйдя на открытое место (впрочем, увидеть его здесь, пожалуй, могли только со второго этажа больницы), он быстро пересек пустырь и спустился в овраг. К этому времени у него уже созрел план дальнейших действий. Выбраться из города в лес и попытаться самостоятельно отыскать дорогу отсюда. Хотя бы даже и ту, по которой они приехали. Разведать путь как можно дальше, пока хватит дневного света, а потом вернуться и посмотреть на то, что покажет Петька. Заручившись этой информацией, бежать этой же ночью. Или даже... черт с ним, с Петькой, бежать прямо сейчас. Собак в городе нет ("собаки не любят покойников... да никакие они не покойники, черт!"), значит, в лесу они его не поймают. А там... как-нибудь доберется до нормальной дороги и до людей. Чертовски рискованно, конечно, идти налегке через тайгу, даже не зная толком пути, но не рискованней, чем оставаться здесь; теперь, по крайней мере, у него есть оружие и топор. "А Алекс?" - напомнил он себе. А Алекс пусть пока остается в больнице, идти он со своей ногой все равно не может. Если Сергею удастся добраться до своих ("прямо как на войне рассуждаю!"), в Игнатьев скоро нагрянет подмога, и Алекса спасут. Ну а если Барлицкий все же не сможет защитить его после бегства Сергея... что ж, значит, судьба такая. Коржухин задумался, что он расскажет в милиции, когда выберется отсюда. Уж конечно не про мертвецов. Скажет, что в городе орудует банда, мафиозный клан, что жертвами стали уже многие приезжие... Да, вот только поможет ли это? Предположим, ему поверят, в Игнатьев нагрянет милиция, ОМОН, ФСБ... Но эти - тоже не дураки, раз держатся здесь уже полвека, не вызывая подозрений. За то время, что пройдет с момента бегства Сергея, они заметут все следы. Так что Алекса все-таки наверняка ухлопают. А то и Барлицкого, если будет мешать. Или, если доктор им действительно так уж необходим, упрячут его куда-нибудь, где ни одна ФСБ не найдет.

Однако даже и это не самое худшее. Допустим даже, следствие докопается до истины. В конце концов, главные улики против этих - они сами: достаточно простого медицинского обследования любого из них. И что дальше? Где гарантия, что все материалы об открытии, позволяющем многократно продлевать человеческую жизнь, не получат моментально гриф "Совершенно секретно", а сам Сергей попросту не исчезнет - в лучшем случае в психушку? Несомненно, в советские времена все бы именно так и было. Ну а кто сказал, что теперь будет иначе?

Так что идти надо ни в какую не в милицию и не в ФСБ, а к журналистам. После того, как информация разлетится по газетам и интернету, власти уже не посмеют скрыть правду. А если "эликсир жизни" действительно добывают в озере или на торфозаготовках, то Россия еще и получает возможность сказочно разбогатеть на его экспорте. Бессмертие - или, скажем аккуратнее, возможность жить столетиями - это вам не какая-то вшивая нефть...

Да, но прежде надо, чтобы ему поверили. Те же самые журналисты. Кроме, конечно, желтой прессы, которая поверит охотно, но которую никто не примет всерьез. Нужны доказательства. Значит, вернуться в город и встретиться с Петькой все-таки придется. Правда, что это даст... ведь у него нет даже фотоаппарата...

Размышляя таким образом, Сергей дошел до конца оврага. Здесь разлилась большая зловонная лужа, мутная, в клочьях бело-желтой пены. Среди этой пены плавало нечто, что на один жуткий момент показалось Сергею обезображенным трупом младенца, но затем он понял, что это всего-навсего лысая кукла с оторванными руками. Он принялся карабкаться наверх.

Овраг действительно вывел его из города; из крутого склона торчали корни первых деревьев тайги. Цепляясь за них, Сергей выбрался на поверхность, бросил косой взгляд на залитый солнцем Игнатьев, представлявший отсюда картину почти идиллическую, и углубился в лес.




Часа через три блужданий он, наконец, вышел на грунтовку, которая некогда - подумать только, не прошло и трех суток! - вывела их на дорогу с мертвым грузовиком. К этому времени Сергей уже порядком устал - еще бы, на машине расстояние казалось куда короче - так что грядущая перспектива отмахать пешком сотню-другую километров радовала его еще меньше, чем в начале пути. Комары тоже не прибавляли оптимизма. К тому же он успел убедиться, что летние туфли на липучках - не самая подходящая обувь для путешествий по тайге. Но, по крайней мере, теперь с каждым шагом Игнатьев оставался все дальше за спиной.

Грунтовка, впрочем, выглядела теперь иначе - там и сям в ямах стояли лужи, и под ногами чавкала грязь. "Дождь шел два дня назад, могло бы уже и подсохнуть", - с неудовольствием думал Сергей, останавливаясь перед очередной водной преградой; в конце концов он решился разуться и идти босиком, пока не выберется на дорогу посуше.

Вскоре грунтовка кончилась; лес раздался в стороны, впереди лежало открытое пространство, заросшее сочной зеленой травой. Сергей сделал несколько шагов в это зеленое море, подумав, что надо бы все-таки обуться - в траве могут водиться змеи; впрочем, легкие туфли - не бог весть какая от них защита. Однако под ногами по-прежнему хлюпало, и между пальцами выдавливалась холодная вода. Сергей был городским жителем и не понял, что это значит. Если какое подозрение и шевельнулось в его душе, то воспоминание о том, что недавно они без особых проблем проехали здесь на машине, не дало ему развиться.

В следующий миг он по колено провалился в холодную вязкую грязь.

Сергей даже не слишком испугался; иногда отсутствие опыта делает даже бесстрашнее, чем наличие такового. Повернувшись через плечо, он бросил назад, на относительно сухое место, свои туфли, а затем быстро снял куртку, свернул ее и кинул ее туда же, не желая, чтобы вода и грязь добрались до содержимого карманов. Пока он это проделывал, он погрузился еще сантиметров на пятнадцать.

Он попытался развернуться назад. Это удалось ему лишь частично; он завалился на бок и почувствовал, как колыхнулась под ним трясина. Барахтаясь в густой черной грязи, Сергей с трудом перевернулся на живот. Теперь, кажется, он уже не погружался, но и вылезти из болота не мог. Пучки болотной травы, за которые он пытался цепляться, оставались у него в руках. Наконец ценой неимоверных усилий ему удалось дотянуться до относительно твердой почвы, но пальцы лишь без толку скребли грязь, не имея возможности зацепиться за что-то прочное.

Сергей позволил себе чуть-чуть передохнуть ("спокойно, спокойно, я не тону"), а затем вытащил из-за пояса топор, вытянул руку и принялся ввинчивать его длинную рукоять в землю. Когда топорище ушло вглубь почти на всю длину, Коржухин крепко ухватился за оставшуюся между землей и обухом часть обеими руками и, держась за этот импровизированный якорь, изо всех сил потянул себя вперед. Топор накренился во влажной почве, но все же устоял. Болото с большой неохотой отпускало свою жертву, но все же Сергею удалось вылезти на сушу по пояс, а затем и вытащить ноги. Не рискуя уже подниматься, он дополз до дороги и уселся прямо в грязи, тяжело переводя дух и чувствуя запах тины и гнили.

Окончательно придя в себя, он перебрался на сухое место, разделся и разложил сушиться свою одежду. Она, конечно, нуждалась в основательной стирке, но мутные лужи для этого мало подходили. Когда Сергей вновь натянул штаны и рубашку, подсохшая грязь отваливалась с них кусками.

Теперь он был осторожнее в своих поисках дороги. Срубив и обтесав длинный крепкий сук, Коржухин изготовил шест для прощупывания пути. Эта разумная мера спасла его от дальнейших смертельно опасных грязевых ванн, но не принесла позитивных результатов. Дороги из Игнатьева не было, по крайней мере, на этом направлении; там, где еще недавно можно было проехать на машине, теперь простиралась гиблая топь.

Город, как видно, недаром получил свое первое название.




Сергей не сдавался до вечера, пытаясь отыскать путь в обход болот, но все его усилия оказались тщетны. В конце концов, когда солнце уже клонилось к закату, он обреченно побрел обратно в Игнатьев.

Он вновь подобрался к городу со стороны оврага. Уже почти стемнело, и спускаться в черный ров, подобный отверстой ране, было жутковато. Однако идти по верху он не решился, помня, что они видят и ночью, хотя и хуже, чем днем.

Он миновал мостик, переброшенный к больнице, и пошел по дну оврага дальше - возле самой больницы вполне могла ждать засада ("как-то там Алекс? Небось, весь извелся из-за того, что я не пришел..."). Наконец, замирая и прислушиваясь, он вылез наверх как раз в подходящем месте - на задворках улицы Жданова; отсюда огородами легко было пробраться к гостинице.

Когда он подошел к заброшенному зданию, тьма была уже полной, так что с трудом можно было различить, где чернота неосвещенных домов переходит в черноту безлунного неба. "Почему они все-таки не зажигают света? - подумал Сергей. -Ну ладно, эти и так видят, а остальные? Электричество экономят? Прямо светомаскировка, как в войну..." Неожиданно его поразила новая мысль. А что, если и впрямь светомаскировка? Ночью с воздуха далеко видны огни поселений... Сергею представилось, как он приходит со своим рассказом - в милицию ли, в редакцию, и слышит в ответ удивленное: "Игнатьев? Но в этом районе нет такого города. Вот, взгляните на карту. Тайга и болота, и ничего больше. Пить надо меньше, гражданин!"

Осторожно переставляя ноги - споткнуться и загреметь в такой тьме ничего не стоило - Сергей прошел вдоль мертвой гостиницы; затем постоял на углу, вслушиваясь в звон ночных цикад, посмотрел на часы, нажав кнопку подсветки - было 22:38. Его электронные часы шли, несмотря на купание в болоте; то была надежная водонепроницаемая модель, купленная в период омского благополучия. Сергей повернулся и побрел в обратную сторону. Петьки нигде не было. Шагая вдоль заднего фасада уже в третий раз, Коржухин окончательно уверился, что мальчишка не придет - не то испугался в последний момент, не то, что гораздо хуже, попался в лапы этим. Или не смог незаметно улизнуть из дома. А то и просто надул доверчивого приезжего, чтобы посмотреть пистолет.

Но в этот момент со стороны гостиницы донесся негромкий короткий свист. Коржухин вздрогнул, хотя и ожидал чего-то подобного. Он повернулся к зданию, но различил лишь непроглядную черноту оконных проемов.

- Петька? - громко прошептал он.

Послышался шорох, и едва различимый мальчишеский силуэт спрыгнул с подоконника на землю.

- Я уж думал, ты не придешь, - тихо проворчал Петька, подходя.

- Говорили, сбежал ты...

- Кто говорил? - насторожился Сергей.

- Кто надо, - буркнул Петька. -Ну, ты готов? Пошли.

- А чего ты сразу меня не окликнул?

- А вдруг ты хвост притащил? Но, вроде, все чисто.

- Меня ищут? - настаивал Коржухин.

- Не знаю. Наверное, ищут. Скоро сам все узнаешь.

- Куда мы идем? - спросил Сергей, которому последняя фраза показалась зловещей.

- В горком.

- Чего? А, ты хочешь сказать - в мэрию?

- Ну да.

- Погоди-погоди. И что мы там будем делать ночью?

- Смотреть и слушать.

- Стало быть, там они и... - Сергей вдруг подумал, что не нужно открывать мальчишке свою осведомленность - будет больше пользы от сравнения независимых версий Петьки и Лиды, и закончил нейтрально: - собираются по ночам?

- Иногда, - ответил мальчик и легко перемахнул через плетень, спрыгивая во двор какого-то дома. -Чего стоишь, лезь давай.

- А чего по улице не пройти?

- Дядя, ты тупой или притворяешься? Нехрен в Игнатьеве ночью по улицам гулять. Дворами пройдем.

- А дворами-то не опасно? - сомневался Сергей, перелезая, тем не менее, через плетень. -Вдруг хозяева не спят...

- Если и не спят, то не услышат, а если и услышат, побоятся нос высунуть, - безмятежно ответил Петька, топча в темноте чьи-то грядки.

- А ты, выходит, не боишься.

- Разведчики ничего не боятся.

- Разведчики? - Сергей вдруг вспомнил незадачливого Витьку, которому отказали в праве называться разведчиком, и догадался:

- Это у вас типа тайного общества?

- Ну... - смутился Петька, вспомнивший, что тайное общество должно держаться в тайне. -Это мы с пацанами... ну типа как пионеры, только круче...

- Скауты, стало быть, - кивнул в темноте Сергей.

- Чего?! - Петька, похоже, обиделся.

- Скауты - по-английски как раз и значит "разведчики", - пояснил Коржухин.

- Не, ну ни хера себе язык у этих буржуев! - Петька аж повысил голос от возмущения, но спохватился и продолжил уже тихо: - То пидорами ругаются, то скотами. Ты че, дядя, нерусский? Вот и говори по-нашему.

- А в гостинице у вас штаб? - поинтересовался Сергей, перебираясь через очередной забор, и серьезно добавил: - Я никому не скажу.

- Да не, - разоткровенничался Петька, - просто новичок должен провести ночь в сорок третьем номере.

- И что, является дух последнего постояльца? - усмехнулся Коржухин.

- Новичкам всегда говорят, что является. Ходит по комнате, ищет чего-то... может, тот блокнот, что ты нашел, - ответил Петька. -Хотя врать не буду, сам не видел. Да ты не смейся! - сердито добавил он. -Думаешь, ничего такого не бывает, да? Вот посмотрим, что ты через пару часов скажешь!

"Версия о мертвецах, похоже, является общепринятой", - без удивления подумал Сергей. Петька меж тем, очевидно, решил, что имеет право на ответную откровенность:

- А в блокноте-то что?

- Да ничего почти. Чернила водой размыло. Пара фраз только уцелела - мол, побывал этот мужик на кладбище и чего-то там не нашел.

- Угу, - отозвался Петька, однако от более подробных комментариев воздержался.

Наконец они добрались до последнего забора. Он был высотой метра два, но Петька знал место, где одна из широких досок висела на одном гвозде, и, отодвинув ее, можно было протиснуться в образовавшуюся щель. Сергей не без оснований подумал, что нижние гвозди из этой доски вытащили, должно быть, сами "разведчики"; возможно, дом принадлежал родителям одного из них. Петька приоткрыл лаз, но не спешил им воспользоваться.

- Смотри, - прошептал он.

Сергей присел на корточки и выглянул. Глаза его уже привыкли к темноте, так что он довольно быстро сориентировался и понял, что здание в полусотне метров от их укрытия - это мэрия, только, разумеется, видимая не со стороны площади, а сзади. Как и во всем городе, в окнах не было ни огонька.

- Там темно, - заметил Коржухин.

- Вообще им свет не сильно нужен, - подтвердил его догадку Петька, - но лампу они обычно зажигают. Просто ее за шторами не видно.

- Ты там бывал уже?

- Стал бы я тебя на такое дело брать, если бы в первый раз шел!

- А они нас не засекут? - задал, наконец, Сергей наиболее беспокоивший его вопрос.

- Будешь вести себя тихо - не засекут. Знаешь, что делать, если чихать потянет? Задержать дыхание и пальцами нос зажать. И не дышать, пока не пройдет. Там пыльно, учти. Надеюсь, простуды у тебя нет, кашлять не будешь?

- Да нет вроде, - ответил Сергей, удивляясь обстоятельности малолетнего "разведчика".

- Если ссать хочешь - ссы сейчас, - дополнил тот свой инструктаж. -Чтоб там уже не ерзать. Там лежать на пузе придется.

- Не, я в порядке, - сказал Сергей. -Ну что, пошли?

- Погоди. Они, может, не все собрались еще.

И действительно, через несколько минут в отдалении послышались торопливые шаги. Похоже, цокали женские каблуки. Их обладательница шла слишком далеко, чтобы разглядеть ее в этом мраке. Звук удалился в сторону мэрии и вскоре стих. Сергей уже знал, что дверь в мэрии открывается без скрипа и закрывается без хлопка.

- Почему они собираются по ночам? - спросил он Петьку.

- Традиция, - ответил тот. -Повелось еще с тех времен, когда в городе про них ничего не знали.

- Но теперь знают?

- Теперь знают. Но они ужасно не любят менять заведенные порядки. Было бы тебе столько же, сколько им, ты бы тоже не любил.

Петька даже не заметил, что нарушил свой принцип - не говорить ничего конкретного о сущности этих, пока Сергей сам не убедится, однако Коржухин не стал ловить его на слове: оговорки даже более информативны, чем сознательно выстроенные объяснения. "Да, - подумал Сергей, - делать секреты из того, что всем известно - это действительно давняя советская традиция."

Они прождали еще минут двадцать, но больше никто не появился.

- Ладно, пошли, - скомандовал Петька и полез в дыру.

Стараясь ступать неслышно, но быстро, они подошли к мэрии сзади. Сергей все гадал, каким образом они проникнут внутрь незамеченными - неужели эти настолько распоясались за десятилетия своей власти, что даже не выставляют охрану? вряд ли, это совсем не в духе советских руководителей - и как спрячутся внутри, но для Петьки, похоже, все это были тривиальные задачи. Чуть покопавшись у двери черного хода, он открыл ее. Дверь, в отличие от парадной, скрипнула.

- Ты прирожденный взломщик, - шепотом восхитился Сергей.

Петьке, вероятно, приятно было это слышать, однако честность взяла верх:

- У меня ключ есть.

- Откуда? - изумился Коржухин.

- От верблюда. Да не боись, никуда я тебя не заманиваю! Если б я был заодно с ними, тебя бы уже десять раз сцапали. Пошли, только тихо. Тут лестница, нам на самый верх.

В полной темноте они поднимались по ступенькам. Один раз под ногой Сергея что-то шваркнуло - похоже, осколок кирпича; должно быть, этой лестницей давно уже никто не пользовался. "Тихо ты!" - зло зашипел Петька. Сергей считал пролеты; они поднялись на третий этаж и двигались выше. Снова скрипнула дверь; они вступили на чердак.

- Петька, ты где? - шепотом позвал Сергей, тщетно всматриваясь в абсолютный мрак.

- Тут я, - мальчишеская ладонь взяла его за запястье, и Коржухин рад был убедиться, что ладонь эта теплая. В свою очередь, и пальцы мальчика как бы случайно задержались на его вене, нащупывая пульс. -Погоди, сейчас я спичку зажгу.

- У меня фонарик есть.

- Ладно, давай сюда.

Луч фонарика скользнул по покрытому многолетней пылью полу, осветил какие-то ящики, поверх которых брошена была телогрейка, выхватил стоявшие у стены заросшие грязью фанерные транспаранты (Сергей успел различить надпись на верхнем - "КОСМОПОЛИТОВ-ПРЕДАТЕЛЕЙ К ОТВЕТУ!"), затем мазнул по потолку, обозначив низкую деревянную балку (Сергей понял, где надо пригнуть голову) и снова погас; как видно, Петька не хотел, чтобы кто-нибудь заметил свет в чердачном окне. Второй раз он зажег фонарик, когда Сергей в потемках добрался до противоположной, умудрившись не налететь ни на ящики, ни на транспаранты. На сей раз луч уперся в какую-то решетчатую металлическую заслонку; Петька снял ее и отставил в сторону, открыв большую прямоугольную дыру.

- Лезь за мной, - скомандовал он, скрываясь в дыре.

- Что это? - спросил Сергей, просовывая голову следом. Мальчишка уже погасил фонарик, и опять стало темно.

- Темные вы там, в своей Москве, - донесся его шепот. -Вентиляция это.

Некоторое время они ползли на четвереньках внутри квадратной в сечении трубы, в полной темноте; но вот впереди забрезжил слабый свет. Петька остановился, и Сергей наткнулся на него.

- Там кабинет Первого, - прошептал мальчик. -Они там. Ползи теперь очень осторожно, чтоб ни шороха.

И они двинулись вперед очень медленно и аккуратно. Сергей уже видел, что свет проникает в трубу через отверстия вентиляционной решетки; слышал он и голоса, но пока не мог разобрать слов.

Петька прополз над решеткой и остановился по другую ее сторону; развернувшись головой к Сергею, он лег на живот. Коржухин преодолел оставшийся метр и тоже улегся, не без опаски приблизив лицо к решетке.

Опасался он, впрочем, зря: до пола было метра четыре, так что снизу вряд ли кто мог его заметить. Ему же с этого необычного ракурса видна была довольно большая часть комнаты.

Как раз в тот момент, когда он занял свою наблюдательную позицию, закрылась дверь - очевидно, кто-то покинул собрание; осталось двенадцать человек, сидевших вокруг Т-образного стола. "Кажется, членов Политбюро тоже было двенадцать", - подумалось Коржухину. Некоторых лиц он не видел, только макушки (по большей части лысые или седые) и затылки. Но во главе, несомненно, сидел Дробышев, по правую руку от него - Березин, по левую - Зверев. На столе перед ними горела одинокая коричневая лампа; за пределом отбрасываемого ею круга в помещении царил полумрак. Атмосфера напоминала заседание партячейки 20-х - 30-х годов - по крайней мере, какими их изображают в кино; разве что в воздухе не вился сизый папиросный дым, за что Сергей возблагодарил судьбу. Взгляд его скользнул дальше, на стену за спиной Дробышева. Исчезнувший накануне портрет был теперь на месте; как и ожидал Сергей, это был портрет Ленина. В этом тусклом освещении Коржухину впервые пришла мысль, что Ленин ужасно похож на черта - не на тонкого и ироничного интеллектуала Мефистофеля, а на кого-нибудь попроще, из второго звена; достаточно лишь приставить к лысой голове рожки, чтобы сходство стало бесспорным. А если еще вспомнить, что пятиконечная звезда, она же пентаграмма - древний каббалистический символ, используемый, согласно легендам, для вызова и укрощения демонов...

От этих нематериалистических размышлений его отвлек голос Дробышева:

- Плохо, товарищи. Одного вы все-таки спугнули и упустили.

- Да никуда он не денется, Егор Михалыч, - ответил незнакомый Коржухину хриплый голос. -Побегает по лесам и обратно притащится, впервой, что ли? В лагерях такое сколько раз было. Они ж к нам только потому прорвались, что дождей месяц не было. А теперь - или в болоте утонет, или завтра же назад приползет.

- Это еще бабушка надвое сказала, товарищ Губин, - возразила женщина с голосом школьной директрисы. - Может быть, он до сих пор скрывается в городе. (Сергей вздрогнул и рефлекторно отпрянул от решетки.) Мы не можем исключать помощи ему со стороны враждебного элемента.

- Сразу надо было их брать, - зло сказал Березин, - сразу! Говорил же я вам...

- Сначала надо выяснить, кто они такие, - возразил Дробышев не в первый, вероятно, раз. -Вдруг их и правда из Москвы прислали?

- Вот бы заодно и выяснили, - гнул свое Березин.

- Ты, Володенька, свои НКВДшные привычки брось, - брюзгливо ответил Дробышев. -Знаем мы, как ты выясняешь... Что прикажешь с ними делать после твоего выяснения?

- Мало ли, что с людьми в тайге случиться может, - философски изрек Березин. - Даже с сотрудниками органов. Машина в болоте увязла. Или с моста свалилась... А пока новых пришлют, мы бы уже подготовились. Да и никакие они не чекисты. У них на роже написано, что фраера.

- Рожа - это не документ... - проворчал кто-то у противоположного конца ствола.

Березин устремил на говорившего немигающий взгляд, и тот запнулся.

- Я в органах с одна тысяча девятьсот двадцать первого года, - холодно проинформировал капитан. -Когда я своего первого в расход вывел, вас еще в проекте не было. Я человека насквозь вижу.

- Ладно, товарищи, не ссорьтесь, - примирительно произнес Дробышев. -Значит, как только он объявится, Сермяга берет его за незаконное ношение оружия. ("Витька, брехло позорное!" - зло прошептал Петька.) А там уж либо он нам предъявляет корочки, либо - работаем по обычной схеме. А то Кузьма Емельяныч заждался, да и другие уже в очереди стоят.

- Вот именно, в очереди, - недовольно сказал рябой субъект, похожий на киношного Шарикова. -Нам уже давно тесно в Игнатьеве. Когда мы, наконец, выйдем во внешний мир?

- Ставить этот вопрос сейчас несвоевременно, - поморщился Дробышев.

- Правильный вопрос, товарищ Дробышев, - спокойно произнес Березин, вполоборота глядя на градоначальника. -Правильный.

Сергей понял, что это открытый вызов. И уж тем более понимал это Дробышев, однако прямо одернуть нарушителя субординации не решился.

- Ну вы же понимаете, товарищи, какая сейчас обстановка в стране, - раздраженно напомнил он.

- А по-моему, - гнул свое Березин, - обстановка сейчас как раз подходящая. Народ устал от либеральной трескотни. Мы не должны недооценивать наш народ.

- Да при чем тут народ! - не выдержал Дробышев. - Мы не на митинге. Я хотел бы напомнить страдающим головокружением от успехов, что во внешнем мире мы - никто. Нас там просто сожрут.

- Меня же здесь не сожрали, - улыбнулся змеиной улыбкой Березин.

- Потому что, Володя, оттуда ты бежал сюда, - парировал Дробышев.

- Тогда я был один, - не смутился Березин. -И времена были другие. Порядок был.

- Нам пришлось бы все начиналось с нуля!

- Ничего, времени у нас достаточно, - ответил Березин, и за столом послышались смешки. -И рано или поздно все равно придется. После того, как наш уважаемый Егор Михалыч напринимал столько новых членов, на одного нашего приходится всего двадцать человек. И они не могут не понимать, насколько возросли для каждого из них шансы стать донорами. И то, что мы не можем и не будем до бесконечности расширять наши ряды, они тоже понимают. Наша власть здесь всегда держалась на надежде и страхе. Но надежда тает, а страх растет. Пока еще страх парализует волю к сопротивлению, но придет время - и он обернется своей противоположностью, мужеством отчаяния. Тогда нас просто сметут. Кроме того, пока у нас еще сохраняются кое-какие связи в области, и мы должны их использовать. Когда те, с кем мы контактировали в семидесятые, окончательно сойдут со сцены, начинать будет сложнее.

- Ладно, товарищи, ладно, - примирительно поднял ладони над столом Дробышев, - сегодня мы собрались здесь не за этим. Сейчас нам надо разобраться с приезжими...

- Как только мы с ними разберемся, мы должны предпринять реальные шаги по выходу во внешний мир, - перебил Березин. -Предлагаю голосовать. Перспективный план у меня уже подготовлен.

- Больно крут ты стал, Володенька, - Дробышев с ненавистью поглядел на него.

- Всегда был, Егор Михайлович, - с улыбочкой ответил тот. - А что вы так волнуетесь? Ведь это не голосование о ваших перевыборах.

Дробышев обвел тяжелым взглядом остальных, хотя уже понимал, что чекист не решился бы на открытый демарш, не выяснив их настроений. Двое или трое предпочли не встречаться глазами с первым секретарем; были и те, что смотрели с наглым вызовом.

- Хорошо, - сдался он, - ставится на голосование вопрос о рассмотрении перспективного плана товарища Березина...

- О принятии плана, Егор Михалыч, - ласково перебил капитан. - Зачем нам разводить лишнюю волокиту? Товарищи, в основном, с планом уже знакомы. А детали доведем позже, в рабочем порядке...

- Вопрос о принятии плана товарища Березина, - бесцветным голосом согласился Дробышев. -Кто за?

Березин поднял руку первым, почти одновременно с ним - еще трое, сидевшие рядом друг с другом (включая "Шарикова"). Еще две руки поднялись с другой стороны стола. Тут, однако, возникла некоторая пауза; некоторые, уже готовые было поднять руку, замешкались под тяжелым дробышевским взглядом. Березин удивленно приподнял брови, отчего его лицо обрело вдруг комично-обиженное выражение.

И в этот момент руку медленно поднял Кузьма Емельяныч.

Дробышев, заметив это краем глаза, повернулся к нему. "И ты, Брут!" - говорил взгляд первого секретаря. Но дело было сделано. Остальные, убедившись, на чьей стороне перевес, поспешно поднимали руки.

Сергей смотрел на совершающийся на его глазах переворот и думал, что, в принципе, отсюда он мог бы их всех перестрелять. Если бы, конечно, в обойме было не три патрона. Тремя он мог бы уложить Березина, Дробышева и Зверева (если, конечно, попадет, что не факт), но остальные вряд ли дадут ему уйти. А героически жертвовать собой он не собирался.

И в этот момент, когда в полной тишине поднимались последние руки, и Дробышев уже открывал рот, чтобы обреченно задать формальный вопрос "кто против?" - часы Сергея издали короткий электронный писк, возвещая о наступлении полуночи.

- Что это? - насторожился Березин.

- Может, мыши, - ответил похожий на Шарикова. -Проклятые твари! - добавил он с ненавистью, глядя на свою правую руку, на которой не хватало двух пальцев.

- Какие, на хер, мыши, - подал голос Кузьма Емельяныч, тяжело поднимаясь с места. Голос его звучал глухо, как из могилы.

Сергей замер, ни жив, ни мертв. Все, что он мог сделать - приподняться на локтях, отстраняя лицо от решетки; если бы он попытался уползти, его бы услышали. Того же мнения был и Петька, строивший ему страшные глаза.

Зверев сделал несколько шагов в направлении вентиляционной решетки, глядя вверх. Еще двое тоже поднялись со своих мест и принялись рассматривать потолок.

- Зажгите полный свет! - велел Березин.

Кто-то шагнул в сторону, пропадая из сузившегося поля зрения Сергея, и затем ярко вспыхнула люстра. И в этом ярком свете Коржухин, наконец, отчетливо увидел их лица.

Некоторые из них выглядели вполне обычно, так же, как днем. Но лица других явно не были лицами живых людей. Бледная, без кровинки, какого-то даже синеватого оттенка кожа, сиреневые губы, заострившиеся скулы... На лицах некоторых явственно проступали трупные пятна; особенно хорошо таковые были заметны на лбу и щеках Кузьмы Емельяныча, кожу которого, вдобавок, покрывал тонкий налет плесени. И поверх этого ужаса у многих сохранялись полосы нормальной розовой кожи.

"Это не кожа, - понял Сергей, - это остатки грима. Днем они гримируются. А здесь все свои, и стесняться нечего. Хотя, наверное, они все же не зря обычно заседают в полумраке - все-таки их представления об эстетике сформировались тогда, когда они были живыми среди живых..."

Кузьма Емельяныч сделал еще несколько шагов, поднимая к вентиляции свое жуткое лицо несвежего трупа. Сергею казалось, будто этот... это... смотрит ему прямо в глаза. Словно подтверждая его догадку, Зверев подмигнул ему.

Но в следующий момент Сергей, сердце которого колотилось уже с какой-то ультразвуковой частотой, понял, что монстр не видит его. Это было вовсе не подмигивание; Кузьма Емельяныч попросту моргал левым глазом, словно туда попала соринка. Наверное, так оно и было, ибо он снял очки и потянулся к глазу левой рукой, собираясь, вероятно, его потереть.

Но прежде, чем он успел это сделать, Сергей увидел нечто более кошмарное, чем все, что ему доводилось видеть до этого. Глаз Кузьмы Емельяныча большой белой студенистой каплей вывалился из глазницы, дрябло дрогнул на щеке и шлепнулся в подставленную вовремя руку. В ярком свете люстры Сергей отчетливо увидел внутри пустой глазницы мокрый волосяной ком, в котором шевелились черви. Коржухину даже показалось, что он чувствует трупное зловоние, хотя, возможно, это была всего лишь игра воображения.

Это продолжалось какое-то мгновение; затем Зверев наклонил голову и закрыл рукой с глазом глазницу. Двое стоявших на ногах устремились к нему.

Сергей порывисто выдохнул, осознав, что перед этим он не дышал. В тот же миг Петька ткнул его кулаком в плечо и, когда Коржухин поднял на него глаза, показал жестом - мол, ползти надо. Сергей, не пытаясь развернуться в узкой трубе, задом наперед пополз обратно.

Должно быть, ему все удалось сделать это достаточно бесшумно, пока те, внизу, были отвлечены происшествием со Зверевым. Он еще слышал в отдалении их голоса (уже не различая слов), когда Петька сказал вполголоса: "Теперь жми быстрее, как можешь!" Сергей послушно заработал руками и ногами, уже меньше заботясь о тишине.

Через пару минут они выбрались из квадратного отверстия на чердаке и устремились к двери. На сей раз Петька не зажигал фонарик, и Сергей все-таки треснулся головой о балку. Шипя сквозь стиснутые зубы, он выскочил вслед за опередившим его мальчишкой на лестницу и, хватаясь за перила, побежал в темноте вниз, надеясь, что к шишке на лбу сейчас не прибавятся переломанные конечности.

Они выбежали на улицу.

- Ну, удружил, твою мать! - ругался Петька, закрывая дверь черного хода. -Ты бы еще с пожарным колоколом туда лез! Чего стоишь, беги туда! - он махнул рукой в сторону забора, за которым они прятались перед экспедицией в мэрию.

- А ты?

- Запру дверь и догоню!

Сергей не заставил себя упрашивать и припустил со всех ног. Добежав до забора, он сначала не мог найти нужную доску, но вот, наконец, одна из них поддалась, и Коржухин протиснулся в щель.

Оказавшись внутри в относительной безопасности, он вновь чуть отодвинул доску и посмотрел, как там Петька. Мальчишка бежал по направлению к нему; ему оставалось метров пятнадцать. Но в этот момент слева и справа от здания мэрии показались какие-то фигуры, выскочившие, очевидно, через главный вход; они, конечно же, увидели и услышали бегущего, и устремились в погоню. Петька, подбегая к забору, глянул через плечо и тоже заметил преследователей. Не снижая скорости, он пробежал мимо укрытия Коржухина и умчался дальше в темноту улицы, уводя погоню за собой.

К тому моменту, как Сергей отдышался, он уже почти убедил себя, что вывалившийся глаз ему померещился. "Ага, как и муха из ноздри продавщицы, - тут же ответил он себе. -Впрочем, а почему нет? Ну, допустим, у Зверева действительно выпал глаз - стеклянный. Да, наверняка так и было. Недаром он так странно косил, еще когда мы видели его в мэрии. А все остальное - это уже мое воображение. Я видел это какую-то секунду, да я просто не мог разглядеть все эти подробности! А лица... ну что ж, что лица. Если у них радикально изменился метаболизм, вполне мог поменяться и цвет кожи, и пигментация. Что значит какая-то внешность по сравнению с возможностью жить столетиями!"

Затем его мысли обрели более практическое направление. "Теперь ситуация изменилась. Если они поймают мальчишку, он, конечно, расколется. Впрочем, даже если и не поймают, они нашу судьбу уже решили. Алекса надо спасать, они и в больнице до него доберутся. И рвать когти из города этой же ночью." Тут же он понял и как именно это сделать, несмотря на ногу Алекса - надо угнать "КАМАЗ". Конечно, это рискованно, грузовик могут охранять, но это единственный шанс. Правда, пятнадцать лет назад кто-то уже пытался проделать то же самое - не очередной ли приезжий? Тогда Сермяга убил его. Но тогда оружие было только у одной из сторон.

Сергей прикинул последовательность действий. От больницы до управления, где стоит грузовик, пешком по улицам достаточно далеко (особенно для человека со сломанной ногой) и, судя по словам Петьки, опасно (а уж теперь-то, когда поднялся переполох - опасно втройне). Коротким же путем Алексу не добраться - лазить через заборы он сейчас не может. С другой стороны, если угнать машину сейчас и приехать в больницу прямо на ней (заодно и ворота можно снести, если будут закрыты) - это, конечно, здорово, но ему придется выйти из машины, чтобы сходить за приятелем; даже если считать больницу дружественной территорией, это - в условиях начавшейся открытой войны - слишком большой риск. А ведь доктор доктором, но в больнице есть еще и сестры из этих...

В конце концов Сергей выбрал промежуточный вариант. Сходить пешком за Алексом, вытащить его из больницы и спрятать где-нибудь поблизости, а затем приехать за ним на машине - так, чтобы он мог вскочить практически на ходу.

Посещала, конечно, Коржухина и другая мысль: плюнуть на Алекса, угонять грузовик и уматывать. Но если днем он собирался бежать в одиночку, полагая, что у Алекса есть хоть какие-то шансы на спасение, то сейчас он был уверен, что таких шансов нет, и решил, что не может бросить товарища. "Победа сил добра над силами разума, - усмехнулся Сергей. -Ладно, поиграем в героев еще немного."

Приняв это решение, он заторопился: эти могли нагрянуть в больницу в ближайшее время. Но Сергей рассчитал, что напрямую через плетни и огороды они не полезут, а по улицам будут добираться дольше. Если же они воспользуются машиной, то он услышит шум мотора.

Естественно, он не слишком хорошо запомнил путь, по которому пробирался в темноте следом за Петькой, так что в результате отклонился от курса; окончательно он убедился в этом, когда ему пришлось перелезать через незнакомый сетчатый забор, и он порвал штаны о проволоку. Но в конечном счете его ошибка оказалась даже к лучшему: он выбрался не к гостинице, а прямо на улицу Жданова, уже не так далеко от больницы.

Старательно оглядевшись по сторонам - хотя, конечно, в такой темноте толку от этого было мало - он в несколько перебежек, в промежутках между ними прижимаясь к забору и прислушиваясь, добрался до ограды больницы. Он попытался было ткнуться в ту калитку, через которую проходил накануне, но она оказалась заперта, как и калитка возле ворот, не говоря уж о самих воротах. Сергей двинулся дальше направо, надеясь отыскать еще один вход; в конце концов, если кому-то потребуется врачебная помощь ночью, должен он иметь возможность попасть внутрь?

И третья калитка действительно отыскалась - уже за углом. Сергей уже собирался потянуть ее на себя, как вдруг услышал приближающиеся с той стороны шаги. Цокали чьи-то каблучки. Коржухин отпрянул, выхватывая пистолет и наставляя его на калитку.

"Бум!" - ударило что-то в металлическую дверь изнутри, и она открылась. В тот же миг Сергей понял, что цокали вовсе не каблучки, а копыта. С территории больницы вышел старый тощий козел с обломанным рогом.

- Ффу-ты, напугал, черт, - с облегчением выдохнул Сергей и в тот же момент вспомнил, что именно черта нередко изображали в образе козла. Тут же, разумеется, Коржухин выругал себя за очередные нематериалистические мысли. Козел меж тем окинул его равнодушным взглядом и спокойно потрусил мимо.

Не опуская пистолета, Сергей осторожно заглянул в открывшийся темный проем. Что, если за животным последует кто-нибудь еще, например, его хозяин? Но, похоже, поблизости никого не было. Сергей вошел внутрь и двинулся через больничный парк, казавшийся в этот полуночный час настоящим дремучим лесом.

"Однако, что козлу делать на территории больницы, да еще ночью? - недоумевал он, шагая по направлению к неосвещенному зданию. -Случайно забрел днем и только сейчас нашел выход? Все может быть, конечно..."

Дверь правого флигеля оказалась запертой. Идти через главный вход ("интересно, неужели и там нет света?") ему не хотелось, так что он всунул в щель топор и попробовал отжать язычок замка. С четвертой или пятой попытки ему это удалось.

Внутри было темно. Сергей с неудовольствием вспомнил, что его фонарик остался у Петьки; впрочем, пожалуй, тут бы он не осмелился его включить, не зная расклад сил внутри больницы. Практически ощупью (не выпуская, однако, пистолета из рук), он двинулся к лестнице, по которой так резво сбегал вниз накануне.

Лестница тоже была погружена во мрак. Все-таки, что ни говори, странная это была больница. Хотя в Игнатьеве ему уже довелось видеть и более странные вещи. Отгоняя мысль о возможности наткнуться в темноте на бредущую в морг бабу Надю, он добрался до площадки второго этажа. И здесь, наконец, увидел свет.

Свет, проникавший сквозь матовое стекло двери, исходил, по всей видимости, из лампы на столе дежурной медсестры. Сергей остановился, не зная, что делать дальше. Разглядеть стол отсюда не было никакой возможности. На месте ли сестра? Если да, то та ли это самая, что пила спирт из чашки - то есть одна из этих? Или сегодня дежурство у другой? Даже если и так, как она на него прореагирует?

В конце концов, понимая, что стоянием на площадке проблему не решить, Сергей осторожно приоткрыл дверь, в каждый миг ожидая предательского скрипа. Но дверь не скрипнула. Он осторожно заглянул в щель.

Сестра была на месте и сидела за своим столом. Впрочем, "сидела" - не совсем удачный термин. Скорее, полулежала, откинувшись на спинку жесткого стула. Обе руки свисали вниз, голова была запрокинута назад, рот открыт. Ноги в туфлях, носками врозь, торчали из-под стола.

В общем, это совсем не походило на позу спящего человека. Скорее, человека убитого.

Некоторое время Сергей смотрел на это, не решаясь двинуться дальше. Картина оставалась неизменной, как фотография. Было так тихо, что Сергей слышал частые удары собственного сердца.

Наконец он приоткрыл дверь еще шире и шагнул внутрь, быстро обведя окрестности стволом пистолета, словно голливудский полицейский. Коридор был пуст; никакой коварный убийца не таился в засаде. Коржухин, стараясь ступать неслышно, сделал пару шагов по направлению к сестре. Две мысли мелькнули в его сознании одновременно:
"Это не та, что спускалась в подвал за бабой Надей; прежде я ее не видел." "Ее глаза открыты!"

Глаза, уставленные в потолок, были не только открыты, но и почти закатились, так что виднелось не больше трети глазных яблок. Грудь под халатом оставалась неподвижной. В общем, не было сомнений, что Сергей смотрит на труп - хотя никаких следов насилия не было видно.

Он сделал еще один нерешительный шаг к столу. Щупать у сестры пульс ему не хотелось, но, может, достать из ящика зеркало и проверить дыхание? Он уже почти решился на это, как вдруг из открытого рта сестры вылез большой, сантиметра три, рыжий таракан, сбежал по подбородку и упал на белый халат. Сергея чуть не стошнило.

Он отвернулся от стола и поспешил к палате Алекса, боясь, что уже опоздал. Когда он уже подходил к нужной двери, позади вдруг раздался негромкий хлопок, и свет погас. Сергей вздрогнул, как от выстрела, и сам едва не нажал спусковой крючок "браунинга", но затем понял, что, по всей видимости, просто перегорела лампочка. К счастью, он успел запомнить, какая по счету дверь ему нужна, и сумел отыскать ее в темноте.

В палате, разумеется, тоже не было света. "Алекс", - шепотом позвал Коржухин, но не получил ответа. "Алекс!" - повторил он громче, однако с тем же результатом.

Полный самых дурных предчувствий, Сергей выудил из кармана зажигалку (искать выключатель на стене он не решился) и чиркнул колесиком. В неровном и тусклом свете желтого огонька он увидел кровать и тело на ней, с головой накрытое простыней.

Коржухин шагнул к кровати и обреченным движением отдернул простыню с лица лежащего. Последняя надежда на то, что он ошибся палатой и это не Алекс, развеялась. Лицо хичхайкера с закрытыми глазами хранило печать смертного покоя.

Но в тот момент, когда Сергей уже собирался вновь задернуть простыню, веки мертвеца вдруг затрепетали, и он открыл глаза.

- Кто здесь? - спросил Алекс хриплым со сна голосом. -Фу, Серега, ты, что ли? Напугал.

- Алекс, живой? Ну-ка дай-ка я у тебя пульс пощупаю.

- Где это ты видел говорящих покойников? - хмыкнул хичхайкер.

- Недалеко отсюда, - серьезно ответил Сергей, отпуская его запястье. -Зачем ты с головой накрылся?

- Да комары, блин! Вроде и окно закрыто... откуда только берутся.

- Угу. Комары. Тут еще и тараканы есть. Короче, уматывать надо. Одевайся скорей, пока у меня в зажигалке бензин не кончился.

- Вааау, - зевнул Алекс, выбираясь из-под простыни. -Действительно, что-что, а спится здесь замечательно.

- Как твоя нога? - осведомился Сергей, пока его приятель одевался.

- Лучше. Уже намного.

- Что-то быстро для перелома... Ладно, нам это только на руку.

- Ты узнал, что здесь творится?

- В основном да. Потом расскажу, сначала выберемся отсюда. Они могут нагрянуть в любую минуту.

- А доктор нас не защитит? - спросил Алекс, который явно не горел желанием выбираться ночью во враждебный город.

- Думаю, утром, когда он придет на работу, его просто поставят перед фактом. Но мы должны сделать так, чтобы утром быть уже далеко от Игнатьева. Идем, только тихо.

Они вышли в коридор; Алекс прихрамывал, но мог уже идти сам.

Он начал было выражать удивление отсутствием света, но Сергей шикнул на него. Когда они пробирались по стенке в полной тьме мимо стола медсестры, Коржухин не мог отделаться от чувства, что сейчас его схватят за горло ледяные пальцы покойницы. Алексу было проще - он попросту ничего не видел и не знал.

Но никто их не схватил, и они благополучно выскользнули на лестницу. Однако, едва они успели спуститься на несколько ступенек, до них донесся явственный звук отодвигаемого стула. Сергей прижал палец к губам Алекса. Крадучись, они спустились до следующей площадки. Наверху послышался стук каблуков - но не следом за ними, а вдаль по коридору.

"Неужели она просто встала и пошла?" - думал Сергей. Он, конечно, помнил, что она может быть из этих - но доселе все, кого здесь называют покойниками, ничем покойников не напоминали, кроме разве что лиц без грима ("и вытекший глаз, Сергей, не забывай про вытекший глаз") - кстати, лицо у медсестры было вполне человеческое. "Но много ли ты знаешь об их новой физиологии? - напомнил он себе. - Весьма вероятно, что они тоже нуждаются во сне. И выглядит их сон именно так."

- Ну давай, рассказывай, - потребовал Алекс, когда они очутились в парке.

- Я понимаю, что в это трудно поверить, - начал Сергей, - я и сам верю с трудом. Они не уголовники, ну, в смысле, не просто. Они... ну, что-то вроде мутантов.

Алекса это, похоже, не удивило. Он лишь спросил:

- Все?

- Нет, их около сотни из двух тысяч игнатьевцев. Верхушка и их прихлебатели... - и он начал рассказывать, что ему стало известно за это время, как вдруг до их слуха донесся протяжный металлический скрип. Приятели замерли.

- Это главные ворота, - понял Сергей. -Они уже здесь. Бежим к калитке! И учти, они видят в темноте!

Они свернули с аллеи и, прячась за деревьями, поспешили к калитке, через которую проник сюда Сергей. Бежать Алекс еще не мог, но перемещался, подволакивая ногу, довольно быстро.

До калитки они добрались, судя по всему, незамеченными; Сергей выглянул наружу, затем сделал знак Алексу. Они находились слева от больницы, если стоять спиной к фасаду; чтобы выйти на улицу Жданова, им следовало пройти вперед и завернуть за угол. Однако улица Жданова, похоже, была для них сейчас малоподходящим местом. Сергей выглянул из-за угла, опустившись на колени (так, что его голова оказалась у земли), и убедился, что эти прибыли не на машине, но и не пешком: в едва различимом силуэте перед главными воротами он опознал лошадь, запряженную в телегу. Лошадь протяжно фыркнула. Кажется, человеческие фигуры там тоже были, хотя на таком расстоянии в темноте он не мог сказать наверняка.

Так что они вернулись назад, прошли вдоль оврага и оказались на задворках улицы Жданова. Сергей обрисовал Алексу план ближайших действий, и хичхайкер ответил, что, пожалуй, сможет перебираться через невысокие заборы; должно быть, ему очень не хотелось оставаться здесь в одиночестве. В свою очередь, и Сергею не хотелось возвращаться сюда на машине - он прекрасно понимал, что шум мотора далеко разнесется в ночной тишине, и после этого потеря темпа из-за петляния по местным закоулкам может обойтись очень дорого. Так что, не будучи вполне уверен в физических способностях Алекса, он все же повел его тем же - или почти тем же - маршрутом, которым перед этим Петька вел его самого, попутно продолжая шепотом свой рассказ.

Конечно, из-за ноги Алекса они двигались медленней, но все же совместными усилиями преодолели препятствия. В одном месте Сергею пришлось проделывать дыру в высоком заборе, вклинивая топор между досками и используя его, как рычаг. Это было, конечно, скверно - трудно было оставить более ясный след. Уже неподалеку от цели, пробираясь через очередной двор, они услышали, как снаружи кто-то проскакал на лошади. "Лошади вроде тоже не любят покойников? - подумал Сергей. -Хотя, наверное, их можно приучить... И вообще, никакие это не покойники!"

- Знаешь, - сказал вдруг Алекс, - по-моему, они и в самом деле мертвецы.

- Ужастиков обсмотрелся? - фыркнул Сергей. -Ты в техническом вузе учишься или в семинарии?

- Именно что в вузе, - серьезно ответил Алекс. -Органическую химию у нас там серьезно преподают. И я тебе так скажу - времена случайных наколеночных открытий прошли. Если бы "эликсир жизни" можно было сбацать вот так просто, где-то в глухой тайге, без приличной лаборатории - его бы уже давно сбацали. Да и какой, на фиг, эликсир жизни, от которого трупные пятна образуются...

- Локальные изменения пигментации, - возразил Сергей.

- Угу, вам, идейным материалистам, лишь бы термин понаучней придумать. Как придумали - считаете, что явление объяснили. И, кстати, глаз у Зверева не стеклянный. Я помню, как он нас осматривал. Левый зрачок тоже двигался, хотя и косил.

- Ну-ну. Увидишь кого-нибудь из этих - попробуй его перекрестить. А я так полагаю, что пистолет - оно надежнее.

Они форсировали еще один плетень.

- Блин, вот ведь совки проклятые, - воскликнул шепотом Сергей. - Подумать только, люди уже полвека могли бы быть бессмертными! Ну или очень долгоживущими...

- Ты что, всерьез хочешь такого бессмертия? - удивился Алекс.

- Какого "такого"? Личность сохраняется, а все остальное не имеет значения. ("Ага, проснуться и обнаружить у себя во рту таракана или муху... Да ну, ерунда какая, предрассудки это все!")

- Ну да, водки вовремя не выпьешь и сгниешь заживо... или замертво...

- Водку наверняка можно заменить.

- Да и потом... ты не думаешь, что за это придется платить?

- Если уж они здесь, в кустарных условиях, наладили производство эликсира, то при массовом производстве он будет по карману любому.

- Я не про деньги. Я про то, что если нежить в самом деле существует, то, видимо, правда и то, что становящийся нежитью расплачивается своей бессмертной душой.

- Да ну тебя с твоим стебом.

- Я серьезно.

Сергей окинул его презрительным взглядом:

- Не, ты точно опоздал родиться лет на пятьсот. Я уж не говорю, что все эти разговоры про нежить и мертвецов - чушь собачья. Но ты хоть формальную логику примени. Чтобы расплатиться душой, надо, чтобы она сначала от тела отлетела. А если она так навсегда в теле и остается, о какой расплате речь? Или ты сейчас про Страшный Суд втюхивать будешь? И вообще, это тривиальная логическая ошибка - если бы даже нежить и существовала, из этого совершенно не следует, что всякие байки про нее истинны. Политики вон существуют, а что, все, что про них пишут - правда? Ладно, пришли вроде как.

Им оставался самый опасный участок пути - пересечь открытое пространство за мэрией и подобраться к управлению. Некоторое время, как и в прошлый раз, Сергей наблюдал из укрытия за обстановкой, затем, уверившись, что все тихо, побежал вперед, сжимая потной ладонью рукоять "браунинга". Алекс торопливо хромал следом. "Хороши же мы будем, если машины там не окажется!" - думал Коржухин, вглядываясь в темноту.

Но "КАМАЗ" стоял там же, где они видели его в прошлый раз. Никакой охраны (по которой Сергей уже готов был открыть огонь) поблизости не было.

Коржухин вскочил на подножку, выдавил стекло рукоятью топора и сунул руку внутрь, открывая дверцу. Смахнув осколки на пол, он уселся на водительское место и открыл вторую дверцу, для Алекса. Ключа в зажигании, конечно, не было, но Сергея это не беспокоило: он умел заводить машину методом угонщиков, соединяя провода - однажды потребовалось, когда ему случилось потерять ключи.

Алекс, морщась от боли, тяжело влез в кабину и плюхнулся на сиденье. Он не мог поверить, что вся эта чертовщина наконец заканчивается. "Если мы только выберемся, с автостопом завязываю навсегда!" - подумал он и закрыл глаза, надеясь открыть их только когда они будут уже на трассе.

И в этот момент сильная холодная рука схватила его за горло.

- Далеко собрались, мужики? - осведомился сзади гнусавый голос, обдав сивушным духом.

Сергея, который наклонился вперед, схватили за волосы и дернули назад; однако его волосы были мокрыми от пота, и ему удалось вырваться. Обернувшись, он увидел своего противника. Тот высунулся из-за занавески, отделявшей заднюю часть кабины, где обычно один из шоферов-дальнобойщиков отдыхает, пока его напарник ведет машину. Как видно, игнатьевский водитель ночевал у себя в машине, поэтому, несмотря на поднятую тревогу, и не было внешней охраны. Сергей узнал его: это был тот самый тип, у которого в свое время они спрашивали дорогу к магазину.

Отодвинувшись в угол кабины, Коржухин наставил на него пистолет:

- Отпусти его!

Алекс извивался на своем сиденье, пытаясь двумя руками разжать душившую его руку, но пока безуспешно.

- А то что? - осклабился водитель, обнажая редкие зубы.

- А то сделаю в твоей голове новую дырку! ("кажется, так выражаются герои боевиков")

- Ну попробуй, - ответил водитель и протянул к нему левую руку, намереваясь, очевидно, вырвать пистолет.

На самом деле Алексу совсем не хотелось дырявить ему голову: только что он подумал, как было бы здорово взять этого субъекта в плен и доставить во внешний мир. Тогда ему не потребуется доказывать правдивость своих слов, а ученые сразу получат материал для работы. Поэтому вместо того, чтобы стрелять, Сергей выпрыгнул из машины, спасаясь от тянувшейся к нему руки и продолжая целиться врагу в голову. Водитель заржал. Алекс меж тем уже хрипел.

- Считаю до трех! - объявил Сергей, кинув мимолетный взгляд через плечо, чтобы проверить, не подбираются ли к нему сзади. -Один! Два! Три!

С сожалением Сергей надавил на спуск, утешая себя мыслью, что даже и труп этого типа наверняка сможет открыть кое-что интересное патологоанатомам. Раздался металлический щелчок. Осечка! Сергей попытался выстрелить еще раз - и снова неудачно. Щелк, щелк, щелк! Водитель хохотал все громче, не забывая, однако, уже двумя руками душить Алекса, который почти уже не сопротивлялся.

- Ааа, ч-черт! - взревел Сергей, отшвыривая бесполезный пистолет и выхватывая топор. Кажется, это стало для водителя новостью - он вылез из-за занавески позже, чем Коржухин выдавил топором окно. На лице игнатьевца возникло озадаченное выражение, и в следующий момент тяжелое стальное лезвие с хрустом отхватило ему левую руку почти по плечо.

Отрубленная рука упала на сиденье, конвульсивно скрючивая пальцы. Но вместо ожидаемого потока крови из перерубленных сосудов культи вытекло лишь несколько мутных капель и высыпались маленькие белые червячки. Они были мертвые: спирт убил их. В воздухе быстро распространялась смешанная вонь гнилого мяса и сивухи.

Водитель разразился громкой матерной тирадой, но в голосе его звучала злоба, а не боль. Сергей замахнулся для второго удара, уже по голове. Водитель выпустил Алекса и закрылся второй рукой. Хрясь! Правая рука водителя, разрубленная возле локтя, повисла на лоскуте кожи, который утончался и медленно рвался под ее тяжестью.

Игнатьевец шарахнулся назад, за занавеску. Сергей сунулся следом, рассудив, что без рук враг уже ничего не сможет ему сделать - однако он ошибся. Резкий удар головой в лоб отбросил его назад; Сергей ударился спиной о руль и зашипел от боли. Пока он и полузадушенный Алекс приходили в себя, водитель выскочил из машины через правую дверь и бросился наутек. Пока он бежал, его правая рука, наконец, оторвалась и упала на асфальт.

Сергей снова уселся нормально и занялся зажиганием. Не прошло и минуты, как двигатель зафырчал и, наконец, заработал. "В ужастиках это произошло бы в последнюю секунду, когда к машине уже подступила бы толпа", - удовлетворенно подумал он. Однако никакой толпы не было. Окрестности, насколько хватало взгляда, были пусты.

- Мы едем наконец? - Алекс все еще морщился и растирал шею.

- Да, поехали, - Сергей захлопнул дверь со своей стороны и нажал на газ. Могучий мотор взревел, и "КАМАЗ" вырулил на площадь. Сергей вспомнил, что пистолет так и остался валяться на улице - "ну да черт с ним, все равно не стрелял". Хотя, возможно, там просто перекосило патрон, и проблему можно было бы устранить; ну да теперь уже поздно. Грузовик, благополучно миновав здание ГУВД, мчался по улице Ленина.

- Ффу, ну и воняет, - скривился Алекс.

- Это его рука, - ответил Сергей. -Потерпи, отъедем подальше - перекинем в кузов.

- На кой она тебе сдалась?! Выброси ее сейчас же!

- Думаю, медикам будет интересно на нее взглянуть.

- Медики скажут, что это самая обычная рука полуразложившегося трупа, которую зачем-то окунули в некачественный спирт. Ты что, до сих пор не понимаешь?

Сергей изо всех сил пытался не понимать, но у него уже не получалось. Эта рука была очередным доказательством, что все его красивые теории об измененном метаболизме далеки от истины, и во главе славного города Игнатьева действительно стоят мертвецы. В самом что ни на есть буквальном смысле этого слова. И если вытекший глаз он наблюдал пару секунд и мог списать на прихоть воображения, то червивую руку можно было изучать, сколько угодно, и она оставалась объективной реальностью, данной нам в ощущениях.

- У тридцать шестого тормозни, - сказал Алекс.

- Зачем?!

- Надо забрать Лиду.

- Слушай, ты, Ромео...

- Она спасла нам жизнь! Если бы она не рассказала тебе, нас бы обоих уже грохнули!

- Она не просила брать ее с собой.

- Потому что не надеялась... Тормози, говорят тебе!

Они как раз проезжали мимо дома Лыткаревых, и Алекс, понимая, что на уговоры нет времени, потянулся собственной ногой к педали тормоза. Осознав, что борьба с ним на не такой уж широкой улице чревата аварией, Сергей сдался и остановил машину.

- Только не вздумай тащить ее силой, - предупредил он. -Не хватало нам еще обвинений в киднэппинге. И учти, если замечу погоню - сразу даю по газам, ждать не буду!

- Я моментально, - Алекс спрыгнул на землю и, прихрамывая, побежал к дому.

- У тебя две минуты! - крикнул ему Сергей, подавая "КАМАЗ" назад, чтобы пассажиры быстрее могли запрыгнуть (грузовик, пока тормозил, доехал до дома #38). Заодно он выбросил из кабины руку, брезгливо, тремя пальцами, взяв ее за рукав.

Сергей беспокойно выглядывал то в левое, то в правое окно. Вроде все чисто. Хотя, конечно, в такой тьме хрен разберешь, если кто сзади подкрадется... Но уж Сермягу-то на мотоцикле он точно не проворонит, а остальным, как только он рванет с места, его просто не догнать. Так, осталась минута... пятьдесят секунд... сорок...

В доме со звоном разбилось окно.

- Сергей, помоги!!! - донесся истошный крик Алекса.

"По газам! По газам и уматывать!!!" - вопил здравый смысл.

"Он зовет на помощь, значит, ему можно помочь, - возразило благородство. -Если бы ситуация была безнадежной, он бы сам крикнул 'Уезжай!' Ты потом всю жизнь будешь думать, что мог бы его спасти!"

- На помощь! Пожалуйста!

Строго говоря, ниоткуда не следовало, что Алекс реально оценивает размер опасности и возможность помощи; напротив, похоже, он совершенно потерял голову от страха. Но Сергей уже выпрыгнул на улицу, сжимая топор. В последний раз быстро глянув по сторонам (все спокойно), он (мимо своего - точнее, не своего - "Фронтеры", который теперь придется бросить, ну да уже не до него) помчался к дому. Сквозь занавески светилось выбитое окно в спальне Лиды.

Сергей вбежал в дом, нашарил и зажег свет в сенях. Откуда-то слева послышался глухой удар; Коржухин увидел, что дверь комнаты Лыткарева закрыта снаружи шваброй, продетой сквозь ручку. Дверь вздрогнула под новым ударом изнутри; Лыткарев рвался наружу. Сергей злорадно усмехнулся и, прикинув предел прочности швабры, побежал дальше.

В большой комнате никого не было, зато в коридоре за ней ему открылось странное зрелище: Алекс, с выпученными от ужаса глазами, рвался из комнаты Лиды, но почему-то не мог сдвинуться с места и лишь елозил ногами по полу. В следующий миг Коржухин понял, в чем дело. Правая рука Алекса была прикована наручником к железной спинке лидиной кровати; хичхайкер пытался тащить кровать за собой, но та, естественно, застряла в дверях.

- Не дергайся, - велел Сергей, приложил цепь наручников к стальному горизонтальному стержню спинки и с размаха рубанул топором. Металл громко и неприятно лязгнул, разбрызгивая искры; на лезвии топора образовалась выщербина, однако на звене цепи появилась лишь небольшая белая вмятина.

- Бегите, Сергей, - услышал он негромкий голос Лиды. -У меня не было выбора... но, может, хоть один из вас спасется.

Он поднял глаза от наручников и посмотрел в комнату. Лида (как и следовало ожидать, в одной ночной рубашке), стояла, прижимаясь к стене между разбитым окном (на полу среди осколков валялся стул) и столом - босая на битом стекле, но, похоже, не замечая этого.

Сергей все понял и бросился назад. Алекс попытался ухватить его за куртку, но он вырвался. Все равно хичхайкера было уже не спасти.

Они ждали его у крыльца. На сей раз все было, как в ужастиках - безмолвные фигуры, преграждающие путь и наступающие из темноты. Не было ни мотоцикла Сермяги, ни всадников. Погоня была не нужна: те, что пришли по его душу, жили в соседних домах.

Они держали в руках лопаты, мотыги и просто палки; некоторые пришли и с голыми руками. Сергей, замахиваясь топором, бросился на прорыв. Кто-то отпрянул; другой попытался парировать удар рукоятью мотыги, но оказался недостаточно проворен, и топор с хрустом раскроил ему череп. Горячая кровь с кусочками мозга брызнула Коржухину в лицо; он понял, что убил живого человека. Одного из тех, кто хотел выслужиться перед этими, чтобы стать таким, как они.

И, возможно, добился своего.

В следующий миг удар лопатой плашмя обрушился на голову Сергея, и он рухнул прямо на свежий труп.




Было холодно. Ну не то чтобы холодно, скорее прохладно. И что-то скрипело с раздражающей ритмичностью: цвии-цвии-цвии-цвии... Над головой проплывал давно не штукатуренный потолок. Пахло лекарствами.

Сергей попытался шевельнуться, но не смог: что-то небольно, но крепко держало его запястья и лодыжки. Тогда он приподнял голову и увидел уходящий вдаль коридор с облицованными кафелем стенами.

"Счастлив тот, кто на каталке нас везет в последний путь..." - вспомнилась ему чернушная пародия на Окуджаву. И тут же, с внезапной ясностью вернувшегося сознания, он понял: все так и есть. Его везут на каталке по коридору больничного морга. Ногами вперед.

- Эй, я живой еще! - воскликнул он.

На того, кто его вез, это не произвело никакого впечатления. "Доктор сказал - в морг, значит, в морг... Блин! Тут не до анекдотов!" Он выгнул голову назад, пытаясь рассмотреть везущего. Это была женщина в белом халате; запах лекарств исходил от нее. В таком ракурсе он не сразу, но все-таки узнал Степаниду. Ни радушия, ни хозяйственной строгости не осталось на ее лице; оно было равнодушным, словно она и впрямь была санитаром морга, везущим очередного покойника.

Степанида остановилась и загремела ключами, отпирая какую-то дверь, а затем развернула каталку, завозя ее в открытое помещение. Это была небольшая комната без окон, освещенная плафоном на потолке, вся тоже облицованная белым кафелем; единственной мебелью (как рассмотрел, крутя головой, Коржухин) был белый столик у стены, на котором стоял блестящий металлический ящичек - как видно, с инструментами. Медсестра, все так же не говоря ни слова, оставила каталку посреди комнаты и вышла, заперев за собой дверь.

"А ведь запах спирта вполне может заглушаться запахом лекарств, - понял Сергей. - Особенно если они пьют как раз спиртосодержащие препараты."

Вновь приподняв голову, он более внимательно изучил свое положение. Он был пристегнут к бортам каталки широкими ремнями за руки и за ноги, и несколько минут усилий убедили его в бесперспективности попыток освободиться. На нем была та же одежда, что и во время неудачного бегства; остались даже туфли на ногах. Это было вдвойне странно, если учесть, что брюки и рубашка его были в болотной грязи, а куртка - в чердачной пыли; все это никак не вязалось со стерильным сиянием кафеля медицинского учреждения. То ли они трогательно заботились о его здоровье и опасались, что он замерзнет, то ли у них просто не было времени его раздеть. Немного поерзав, Сергей, однако, убедился, что из карманов у него все выгребли.

Его дальнейшие размышления были прерваны звуком отпираемого замка. Сергей лежал ногами к окну и не видел вошедшего, пока тот не зашел сбоку и не склонился над ним.

- Как вы себя чувствуете, Сергей Владимирович? - осведомился он все тем же мягким тоном с приятным грассированием, словно они беседовали, сидя в его кабинете.

- Как человек, которого огрели по голове, привязали к каталке и привезли в морг, - ответил Коржухин. - Доктор! Вы что же, тоже во всем этом участвуете?

- Что делать, голубчик, что делать, - Барлицкий ощупал голову Сергея, затем деловитым профессиональным движением оттянул ему веки, заглядывая в глаза. Пальцы у доктора были холодные и сухие. И тут Сергей вспомнил одну деталь, которую прежде упускал из виду: прежде, чем осматривать Алекса, Барлицкий вымыл руки. Вполне естественный жест для врача, не так ли? И наверняка - горячей водой. Поэтому Алекс не почувствовал ничего странного в его прикосновении. Наверняка так же поступали и медсестры.

Ну почему все эти здравые мысли приходят к нему так поздно?!

- Таковы фундаментальные принципы бытия, - продолжал хирург. - Жизнь и смерть необходимы друг другу. Не только смерть невозможна без жизни, но и жизнь, для поддержания своего, требует все новых и новых смертей. Даже идейные вегетарианцы постоянно лишают жизни растения, я уже не говорю о мириадах бактерий и вирусов, непрерывно убиваемых иммунной системой...

- Вы-то сами - живой или мертвый? - перебил его разглагольствования Сергей.

- Это сложный вопрос, - Барлицкий, по-видимому, был удовлетворен осмотром и теперь отошел к столику с инструментами. Повернув голову, Сергей увидел, как он набирает жидкость в шприц. -С точки зрения медицинской науки я, безусловно, мертв. Но с точки зрения, так сказать, общефилософской... я, как видите, мыслю, хожу, разговариваю... cogito ergo sum, как сказал великий Декарт...

Он вновь подошел к каталке и закатал Сергею левый рукав, привычно протирая место будущего укола ваткой со спиртом.

- Что вы собираетесь делать со мной? - задал Коржухин главный вопрос.

- Сейчас я сделаю вам укол, - успокаивающе произнес доктор, - и больше уже ничто не будет вас беспокоить.

Игла вонзилась в вену.




Его окружали тьма и тишина. Абсолютная тьма и абсолютная тишина. "Неужели это и есть смерть?! - с ужасом подумал Сергей. -И вот так теперь будет вечно?!" Он рванулся в отчаянии и понял, что до смерти пока не дошло. Во всяком случае, тело у него еще есть, и оно по-прежнему привязано за руки и за ноги к жесткой каталке.

"Значит, ночь еще не кончилась", - подумал он, однако тут же вспомнил, что в помещении, которое он видел в последний раз, не было окон. Однако, что же делать? Может, как-то раскачаться и вызвать резонанс, чтобы каталка поехала... Нет, это что-то из серии вытягивания себя за волосы. Хотя, если имеется какая-то неровность пола... Ну, допустим, приедет он к стене или даже к запертой двери, и что дальше?

В этот момент в замке зашебуршился ключ.

Сергей вспомнил последние слова доктора. Похоже, тот рассчитывал, что он уже никогда не придет в себя. Что ж, если так, не будем его разочаровывать - нужно прикинуться бесчувственным...

В комнату проникла узкая полоса света из коридора и тут же вновь исчезла: вошедший проскользнул в приоткрытую щель и поспешил беззвучно затворить за собой дверь. Сергей, однако, уже лежал с закрытыми глазами и не обратил внимания на эту странность. Он ожидал щелчка выключателя, но его не последовало.

"они видят в темноте, хотя и не так хорошо, как днем"

Неизвестный передвигался так неслышно, что, когда луч света все же ударил ему в глаза сквозь сомкнутые веки, Сергей вздрогнул.

- Дядя, ты живой? - осведомился негромкий голос.

Сергей открыл глаза и тут же снова зажмурился под светом своего собственного фонаря, направленного ему в лицо.

- Петька, ты? - только и спросил он.

- Я, - ответил Петька и схватил его за горло.

Сергей рванулся в ужасе, но тут же понял, что у него просто щупают пульс: ведь запястья его были скрыты ремнями, да и, наверное, Петька опасался быть схваченным за руку. Пальцы у мальчика, впрочем, были холодные, но это могло быть и просто следствием волнения.

- А сам-то ты живой? - спросил Коржухин, понимая, что в другой обстановке такой вопрос выглядел бы весьма комично.

- Живой, живой, - Петька возился с ремнем на его левой руке. Скоро рука была свободна, и Петька позволил Сергею пощупать у себя пульс.

- Значит, они тебя не поймали?

- Где им! - гордо усмехнулся Петька, переходя ко второй руке. - Я такие лазы знаю, куда им просто не протиснуться.

- Слушай, я ведь и поблагодарить тебя не успел, - виновато заметил Сергей. - Ведь ты увел их за собой, спасая меня...

- Да ладно, - откликнулся Петька, хотя ему явно было приятно. - Ничего бы они мне сделали. Ну то есть отец бы выпорол, конечно, но уж точно не убили бы.

- Почему ты в этом так уверен? - хмыкнул Сергей, садясь на каталке. - В советские времена, знаешь ли, и двенадцатилетних мальчишек расстреливали.

- А ты знаешь, как моя фамилия? - решился признаться Петька.

- Как?

- Дробышев.

- Он - твой дед? - глупо спросил Сергей, ошарашенный этой новостью.

- Прапрадед.

- А твои родители? Они... тоже?

- Нет. Потом, конечно, будут, но пока не хотят. Молодые, не нае...ись еще, - просто объяснил Петька.

- Понятно. А эти, значит, не могут.

- Они много чего не могут. Е..ться не могут, водку хотя и пьют, но она их не забирает, от жрачки вкуса никакого... - Петька закончил с его ногами, и Сергей, разминая затекшее тело, тяжело слез с каталки. -Поэтому мертвяками чаще в старости становятся - те, конечно, кто выбирать может. Но тут тоже не переборщить надо. Мертвяк - он хоть и не стареет, но и не молодеет ведь. На веки вечные дряхлым дедом остаться тоже херово.

- Ладно, - Сергей перешел к практическим материям: - Как выбираться будем? Ты как сюда попал?

- Я-то через форточку, но взрослый там не пролезет. Просто через дверь выйдем, внаглую. Я ключи у дежурной спер, - похвастался он.

- И что, никто не остановит? - удивился Сергей.

- А большинство из них ночью тоже спит, если особых дел нет. А теперь-то все спокойно.

"Значит, все-таки еще ночь", - понял Коржухин и посмотрел на часы. 2:37. Странно, ему казалось, что прошло больше времени.

Они вышли в тускло освещенный коридор.

- А что с Алексом? - спросил Сергей.

- Все, - мрачно ответил Петька.

- Что - все?

- Хана, значит. Если ты жив, значит он - нет. Одного из вас должны были сразу донором сделать, второго потом.

- Так, может, и его не успели еще? Времени-то всего ничего прошло.

- Какое там всего ничего! Сутки как раз. Это целый день и занимает, даже поменьше чуть. Так что его, небось, уже в топку отправили.

- Сутки? - Сергей понял, что его беспамятство действительно было долгим. -Погоди, почему в топку?

- Традиция, - вновь пояснил Петька. -Трупы доноров на электростанции в топке сжигают. И мертвяков провинившихся тоже. И везти близко, и не остается ничего.

- А что за доноры? - Коржухин вспомнил, что уже слышал это слово во время заседания в мэрии. -Этим... мертвякам нужна живая кровь?

- Угу, - кивнул Петька. -Водку они пьют, чтоб не гнить, а кровь - вместо еды. Только не человеческую. Кабы человеческую, в Игнатьеве бы уже живой души не осталось. Скотскую пьют, коровью в основном. У коровы крови много, у кого другого столько возьмешь - сдохнет, а корова за пару дней новую нагуляет.

"Вот, значит, почему в Игнатьеве такие вялые коровы", - подумал Сергей, но эту мысль перебила другая: "Блин, я бы и сам сейчас крови выпил!" Поначалу нервное напряжение заставило его забыть о жажде, но из-за этого разговора о питье она властно напомнила о себе.

- Слушай, тут где-нибудь чистая вода есть? - спросил Сергей. -Пить хочу, помираю. Я ж, выходит, два дня уже ничего не пил.

- В этой... как ее... в резекторской кран с раковиной есть.

- В прозекторской? - догадался Сергей. -А где она?

- Вон, - Петька показал на дверь в ближайшем к ним конце коридора; они были уже у выхода на лестницу.

- А ты откуда знаешь? - запоздало удивился Коржухин.

- Разведчик ничего бояться не должен. Я в том году упросил, чтоб мне на вскрытие посмотреть дали.

- Ну и как?

- Ничего, не сблевал. Только... три дня потом есть не мог... Ладно, ты иди пей быстрее, а я на шухере постою!

Открыв стальную дверь прозекторской, Сергей сразу же скривился от трупного зловония. "Холодильники у них тут, что ли, барахлят... ах да, они ведь запахов не чувствуют..." Однако, несмотря на подступивший к горлу ком, жажда была сильнее, и он зашарил рукой по стене в поисках выключателя. Таковой действительно нашелся; вспыхнувший свет озарил три стола с лежавшими на них голыми мертвецами. Сергей некоторое время подозрительно наблюдал за ними от входа, но, уверившись, что ни один из трупов не проявляет желания встать и наброситься на него, прошел в правый ближний угол к раковине. Сама раковина сияла чистотой, однако вентиль крана был заляпан бурой засохшей кровью. Сергея, впрочем, это уже не могло остановить; он открыл воду и несколько минут жадно пил.

Наконец он выпрямился и снова кинул взгляд в сторону трупов.

Ему пришла в голову мысль, что, раз он лишился топора, имеет смысл поискать ему замену среди хирургических инструментов. Влекомый не только этим рациональным соображением, но и противоестественным любопытством, которое заставляет людей рассматривать все омерзительное, он, дыша ртом, подошел к столам.

Ближайший труп принадлежал мужчине, что было ясно главным образом по его почерневшим сморщенным гениталиям - ибо голова у трупа отсутствовала, а общее разложение зашло довольно далеко. Очевидно, именно от него исходил такой тяжелый смрад. Не хватало у него, впрочем, не только головы: его левая рука была отрублена по плечо, а правая - по локоть.

"Ага, - злорадно подумал Сергей, - не простили тебе, что нас упустил! Отказали в ремонте и списали!" Он вспомнил, что, рассказывая о прошлой попытке побега на игнатьевском грузовике, Дробышев говорил: "Сбил водителя, но наш доктор вытащил мужика с того света." Очевидно, именно так оно и было. Тогда водитель, несмотря на свою неудачу, заслужил милость приобщения к высшей касте мертвяков, но теперь был разжалован в простые покойники. Которые не когито и не сум. Может быть, потому, что теперь реальная власть в городе не у Дробышева, а у Березина?

Однако в их прошлые встречи водитель вовсе не выглядел таким разложившимся. "Они не давали ему водки, - понял Сергей. -Не давали водки и оставили на жаре. И за день он сгнил. БОльшую часть этого времени, вероятно, оставаясь в сознании." Коржухина передернуло. Он шагнул к следующему трупу.

Это была женщина, что, впрочем, тоже заметно было не сразу.

Но здесь тление было ни при чем: в высохшую морщинистую мумию она превратилась еще при жизни. А вот неряшливо, в несколько стежков, зашитый шов, тянувшийся от горла до облезлого паха, был, очевидно, делом рук патологоанатома (интересно, вскрытиями тоже занимается Барлицкий, или есть еще кто-то?) Вопреки известной поговорке, смерть не сделала старуху менее горбатой, так что теперь тонкие костлявые плечи неестественно вздымались, а голова запрокинулась назад и вбок, раскинув по столу редкие седые волосы. Сергей узнал бабу Надю. Из всех возможных смертей в Игнатьеве эта выглядела самой естественной - и все же не исключено, что старухе помогли уйти. Может быть, ее попытка передать письмо стала последней каплей.

"Надежда умирает последней", - скаламбурил Сергей; даже и теперь его не оставляло чувство юмора. Глядя на эти желтые сморщенные останки, он вдруг вспомнил, как лет пятнадцать назад в компании двенадцатилетних пацанов зашел "мужской" разговор, и один из его одноклассников (изрядная, кстати, сволочь, но это уже другая история) заявил, что хотел бы увидеть голыми всех женщин на свете. Интересно, как бы ему понравилась вот эта.

Он повернулся к следующему трупу и испытал настоящий ужас.

В прежней жизни ему, разумеется, нечасто доводилось видеть мертвые тела, да и то по большей части в теленовостях и кинохронике - однако он был уверен, что ни один судмедэксперт за всю свою богатую практику не видел такого, несмотря на то, что следов насилия, в привычном смысле этого слова, не было. Это не походило на иссохший от дряхлости труп старика; не походило это и на кадры, снятые в концлагерях, где люди заживо превращались в обтянутые кожей скелеты. И даже если откачать у человека всю кровь, подобной картины не получится. Это выглядело так, словно из мужчины, полного здоровья и сил... выпустили воздух. Вся его плоть сморщилась, но это не были мелкие старческие морщины: кожа висела на костях толстыми, крупными складками. Он весь был в таких складках, под которыми, похоже, остался один скелет; особенно заметно это было по его провалившемуся животу, где эти ужасные морщины почти что облегали позвоночник. Вместе с тем, кожа его была хотя и изжелто-бледной, но без всяких следов разложения; несомненно, совсем недавно этот человек был жив - и даже, наверное, во время того, как это с ним происходило.

Но ужаснее всего было другое. Сергей не мог узнать его лица, превратившегося в обтянутый складками череп, но эти длинные волосы и бороду он за последние дни запомнил достаточно хорошо - хотя тогда они еще не были седыми.

- Алекс, - прошептал он, чувствуя спазм в горле, - о боже, Алекс, не может быть...

Кошмарный труп открыл глаза.

Сергей вздрогнул и отпрянул. Казалось, что в этих глазах больше нет белков - они были сплошь залиты кровью, словно полопались все сосуды. Зрачки смотрели в потолок неподвижно, и Сергей уже убедил себя, что глаза открылись сами собой, так же, как сама отпадает у трупа челюсть - но тут сморщенные бескровные губы шевельнулись.

- Ферхей...

- Алекс?! ("Нет, о боже, нет, он не может быть все еще жив!")

- Фереха... уэй миа...

Коржухин стоял над ним, не в силах двинуться с места.

- Уфей мея! - повторил полутруп более внятно.

- Как? - беспомощно спросил Сергей. -Как я тебя убью? - в его готовом капитулировать сознании металась мысль, что для этого необходимы, как минимум, осиновый кол и святая вода.

Но Алекс больше ничего не мог ему сказать - очевидно, предыдущие слова отняли у него последние силы. Сергей попытался взять себя в руки и заодно вспомнил, что пришел сюда поискать подходящий инструмент.

Оглянувшись, он увидел столик, на которым был разложен жутковатый арсенал патологоанатома - какая-то ножовка, сверла, щипцы... Сергей взял скальпель с длинной ручкой; не мог же он, в самом деле, вооружась ножовкой, отпилить Алексу голову. Он вернулся к столу; Алекс закрыл глаза. Сергей приложил левую руку к собственной груди, пытаясь определить, где именно находится сердце; оно колотилось так сильно, что это не составило труда. Он вставил скальпель острием вниз между двумя складками на груди Алекса ("хорошо, если он этого не чувствует"), а затем резко нажал, наваливаясь всем телом.

Крови не было. Ну или почти не было - выдавилось несколько капель чего-то бледнорозового. Глаза хичхайкера вновь открылись, но на этот раз это действительно были глаза трупа.

Действуя практически на автомате, Сергей с усилием выдернул скальпель, сунул его во внутренний карман и пошел к выходу.

- Ты чего так долго? - накинулся на него Петька.

- Алекс, - только и сказал Сергей.

- Аа, - понял Петька. -Еще не сожгли, значит. Говорят, жуткое зрелище, - ему было интересно взглянуть самому, но он сознавал, как Сергей воспримет такое любопытство, да и, кроме того, им действительно следовало поскорее уносить ноги из больницы.

В молчании они поднялись по погруженной во мрак лестнице - похоже, во всем здании, или, по крайней мере, в этом крыле, только коридор морга и был освещен. Пройдя вдоль стенки по темному коридору, они благополучно добрались до двери, через которую Коржухин проник в больницу сутки назад - отпереть замок изнутри ничего не стоило - и вышли наружу. Они и дальше двигались тем же путем, каким прошлой ночью Сергей шел с Алексом, так что у Коржухина возникло ощущение дежа вю, особенно неприятное, учитывая, чем закончилось прошлое путешествие. Впрочем, это ощущение развеялось, когда, вместо того, чтобы идти вдоль оврага, они свернули на мостик

- Почему ты раньше не предупредил меня насчет больницы? - нарушил молчание Сергей.

- Откуда ж я знал, что вы в самое пекло полезли? Ты мне не говорил, куда твой друг делся. Если я Дробышев, это ж не значит, что они мне прям так все и рассказывают. Только если сам чего подслушать сумею. А прапрадед, между прочим, и не с нами живет. Мы у него только в гостях бываем. Кстати, я думал, ты про Барлицкого знаешь. Когда мы в горком залезли, он как раз с ихнего собрания выходил. Я думал, ты успел увидеть.

Все это было логично, но Сергей находился в том состоянии, когда начнешь подозревать и родную мать.

- Петька, а почему ты мне помогаешь? - спросил он.

Петька некоторое время шагал молча, а потом пробурчал:

- Не хочу, чтобы мои родители становились мертвяками. Ни сейчас, ни потом.

Они пересекли пустырь. За ним росло несколько старых осин; тропинка, некогда показанная Лидой, проходила под ними, прежде чем нырнуть между заборами. Днем эти деревья давали приятную тень и радовали глаз на фоне уродства пустыря, но теперь их сомкнувшиеся темные кроны казались угрюмыми и зловещими. Сергей снова ощутил приступ страха.

- Куда мы идем? - задал он вопрос, который, вообще-то, следовало задать уже давно.

- Уже почти пришли, - ответил Петька, проходя между осинами. Коржухин волей-неволей двинулся за ним, и тут же худая фигура, отделившись от одного из стволов, шагнула ему навстречу.

- Сергей, - негромко сказала фигура голосом Лыткарева-старшего, обдавая его запахом перегара.

Коржухин все понял. Предатель! Чертов маленький Дробышев! Как он мог ему поверить! Он в ужасе шарахнулся от мертвеца, но тот оказался проворнее и успел схватить его за левую руку. Сергей выхватил из кармана скальпель, сознавая, однако, что тот - очень плохая замена топору.

- Да живой я, живой! - кричал шепотом Николай Кондратьевич. - Вы что, не чувствуете?

Сергей, наконец, осознал, что рука, держащая его - теплая. Паника отступила; он опустил скальпель, одновременно замечая, что из-за плеча Лыткарева выглядывает ружейный ствол. Или даже два ствола.

- А водкой почему пахнет? - спросил он.

- А вы бы не пили от такой жизни? - огрызнулся Лыткарев. -Особенно после вчерашнего, когда вас обоих схватили в моем доме... я все пытался забыться... Но вы не думайте, это только запах остался. Сейчас я уже трезвый... практически. Кстати, от них водкой тоже не все время пахнет, только какое-то время после того, как выпьют.

- А Лида... она...

- Моя дочь мертва уже восемь лет.

- Ясно, - только и сказал Сергей. -Вы поможете мне бежать из города?

- А для чего я, по-вашему, здесь? Идемте.

- Я вперед на разведку, - сообщил Петька.

- Ты осторожнее, Петя. И вообще, шел бы ты домой, дальше уж мы сами справимся.

- Обижаете, Николай Кондратич! - ответил мальчик и нырнул между заборами. Мужчины последовали за ним.

- Значит, это вы подбросили мне ключ от сундука, - понял Сергей.

- Я. И газеты сохранил тоже я. Лида вообще не знала об этом. Она просто зашла предложить вам чаю, а вы приперли ее к стенке с фотографиями.

- Все равно странно, что она хоть что-то рассказала.

- Сергей, она ведь не чудовище. Они сделали из нее чудовище, но она всегда была хорошей, доброй девочкой. И она страдает из-за того, что ей пришлось участвовать в вашей поимке, поверьте. Просто она уже не может пойти против них.

Сергей вспомнил, что они сделали с водителем, который даже не бунтовал, а просто не смог выполнить данное поручение - и мысленно согласился с Лыткаревым.

- Я тоже не мог, до нынешнего вечера, - продолжал Николай Кондратьевич. -Сказать по правде, меня Петька застыдил. Если б не он, я бы, наверно, так и сидел сейчас на кухне в компании с бутылкой.

- Петька - ваш ученик?

- Все дети в Игнатьеве - мои ученики... Он, кстати, очень способный мальчик, хотя и шалопай. Пришел и сказал, что если кто-то всю жизнь учит честным и смелым поступкам по правильным книжкам, а сам ведет себя, как последний трус, то он не учитель, а говно. Представляете? Так прямо и сказал. Ну да он всегда был грубияном. Фамилия "Дробышев" в Игнатьеве неминуемо создает ощущение вседозволенности, вы ж понимаете... Но я не обиделся, потому что он прав. Я двадцать лет боялся, пора положить этому конец.

- Двадцать? А раньше?

- В молодости я был смелее... Нас было несколько друзей, и, как водится, нам казалось море по колено. Знаете, как это бывает - молодое фрондерство, смелые разговоры у кого-нибудь на кухне... В общем, мы задумали их разоблачить. Сначала это были один разговоры, а потом становилось все серьезнее и серьезнее. Мы по крупицам собирали информацию о них, искали и сохраняли доказательства - те же старые газеты, фотографии... Вы понимаете, когда небольшой городок из года в год живет замкнутой жизнью, все тайное рано или поздно становится явным. Они о чем-то проговаривались живым родственникам, те, под большим секретом - своим знакомым... В общем, за несколько лет мы практически полностью восстановили их историю.

Все началось с Барлицкого, еще до революции. Он был тогда молодым врачом, только что окончившим Петербургский университет. Подобно многим, он с юности мечтал о бессмертии, и не фигуральном, в смысле славы, а буквальном и физическом - собственно, за этим он и пошел в медицину. Он был лучшим студентом на курсе, сутками не вылезал из библиотек, выписывал журналы на нескольких языках, зачитывался трудами Мечникова и прочих светил того времени. Однако, в отличие от большинства своих коллег, он не считал, что эта проблема может быть решена либо научными методами, либо никакими; и убедившись, что традиционная наука не дает утешительных прогнозов, он обратился к черной магии. Причем он быстро понял, что не найдет решения в европейских библиотеках, и занялся изучением диких культов затерянных племен. Незадолго до революции он уехал и начал колесить по миру - из одной экспедиции в другую. Он побывал в Центральной Африке, в джунглях Амазонки и бог весть где еще. Там, где до него не ступала нога белого человека, и там, откуда ни один белый не возвращался. Но он вернулся. В начале тридцатых он вновь объявился в России, едва ли хорошо отдавая себе отчет, во что превратилась страна за время его отсутствия. Революция, гражданская война и все прочее прошли мимо него, пока он изучал колдовство в своих джунглях. И теперь для завершения картины ему требовалось ознакомиться с обрядами шаманов коренных народов Сибири и Крайнего Севера. К 37-ому году он закончил свои исследования. Но тут его арестовали. Не здесь, в областном центре.

Шили ему шпионаж, антисоветскую агитацию и черт знает что еще - вплоть до связи с белогвардейским подпольем, законспирированным со времен Колчака. Короче, светил ему расстрел без вариантов. А дело его вел следователь НКВД капитан Березин.

Надо отдать должное им обоим. Барлицкий правильно оценил обстановку и предложил следователю сделку. А Березин, несмотря на весь свой марксизм и атеизм, не счел его сразу сумасшедшим или придуряющимся, а прислушался. И потребовал доказательств.

И доказательства ему были предоставлены. Сначала Березин должен был добыть для Барлицкого необходимые ингредиенты. Потом они вместе спустились в расстрельный подвал, куда конвоиры доставили зэка из камеры смертников. Конвоирам было велено остаться снаружи и застрелить Барлицкого, если тот выйдет без Березина. После чего капитан лично расстрелял приговоренного зэка. Был приглашен тюремный врач, констатировавший смерть. Когда врач вышел, Барлицкий приступил к процедуре оживления.

Это был его первый практический опыт, и за неудачу он поплатился бы жизнью. Однако все получилось. Оживленного потом разрубили на части и сожгли в печи.

Разумеется, Березин внимательно следил за процедурой, однако Барлицкий объяснил ему, что простого, механического повторения слов и действий недостаточно. Тот, кто не владеет тайной ритуала в полном объеме, не сможет никого оживить. Позже Березин это проверил и убедился, что это так. Свою тайну Барлицкий хранит до сих пор, и все они здесь зависят от него. А что им остается? Пока у него монополия и он об этом знает, ни убить, ни грозить ему смертью нельзя, боли мертвецы не чувствуют, а родных и друзей, на которых можно давить, у него нет. Правда, нельзя сказать, что он здесь заправляет - просто они вынуждены с ним считаться.

- Подождите, если никто не знает ритуал, то как же он сам...

- Обучил тайком двух ассистентов - одного первой половине ритуала, другого второй. Сразу же после того, как оживили его, они умерли. Видимо, он дал им какой-то яд, сказав, что это стимулятор, необходимый для выполнения ритуала.

- Странно, что Березин не вырвал у него тайну пытками, пока он был еще жив.

- Вероятно, Березин решил, что на начальном этапе Барлицкий, со всеми его знаниями, будет полезней ему в качестве добровольного союзника. И, кстати, через 17 лет он убедился, что был прав. Так вот, возвращаясь к истории. Березин еще несколько раз заставлял Барлицкого проводить опыт на зэках, пока не убедился, что осечек не бывает. После этого решился сам. Надо сказать, ему было куда спешить - в Москве арестовали Ежова, и в органах по всей стране началась большая чистка. Свое превращение Березин организовал по той же схеме - зашел вместе с Барлицким в каземат, приказав охранникам снаружи убить Барлицкого, если тот выйдет один - и застрелился. Так он стал первым из мертвяков - сразу уничтоженные зэки не в счет. После этого он закрыл дело Барлицкого - так, что вместо расстрела тот был приговорен всего лишь к ссылке в самый глухой городишко области - сюда, в Игнатьев. Березин добился и собственного перевода сюда же, став местным начальником НКВД. Это было нетрудно - никто из его коллег не рвался в такую глушь. Где-то вскоре после этого устроил свое превращение и Барлицкий.

Березин, конечно, понимал, что нельзя годами жить в маленьком городке, не старясь и не вызывая вопросов. Поэтому постепенно он сделал своими союзниками всю партийную верхушку Игнатьева, по очереди посвящая их в тайну. Отнюдь не все они решились на самоубийство - многие предпочли дождаться естественной смерти, Дробышев и Зверев, в частности. Сначала все это тщательно скрывалось - а время было не то, когда можно задавать вопросы вслух - потом правда постепенно просочилась. Когда все это стало секретом Полишинеля, город начали закрывать. Хотя он и прежде был почти отрезанным от мира, но тут "почти" превратили в "полностью". Не сразу, процесс растянулся на годы. В начале шестидесятых из Игнатьева еще призывали в армию. Но со временем, используя свои аппаратные связи, они добились, что и военкоматы, и прочие внешние структуры перестали их беспокоить. Причем город не то чтобы совсем исчез из бюрократической вселенной - в одних бумагах - тех, по которым им идет финансирование - он значится, в других - нет. И никому там, - Лыткарев махнул рукой вверх - не приходит в голову положить эти бумаги рядом и сравнить. Или хотя бы поднять архивы и убедиться, что город уже больше полувека возглавляют одни и те же люди. Хотя документы у них в порядке - они же здесь власть, сами друг другу периодически новые паспорта и удостоверения выписывают. С новыми датами рождения и выдачи. Ну а у населения они себе поддержку просто обеспечивают - даруют бессмертие выслужившимся, то есть превращают их в мертвяков. И все были довольны, пока не выявилась потребность в донорах.

- Да, что это за доноры? Я видел, что они сделали с Алексом... Они ведь не просто забрали у него кровь.

- Видите ли, бытие мертвяков имеет свои негативные стороны. Главная из которых в том, что они мертвы. Их существование не поддерживается естественным путем. Водка лишь замедляет процесс разложения, но не прекращает. Чтобы получать энергию, им приходится пить кровь, но этого недостаточно. Им еще нужно искусственно пополнять запасы... в языках племен, в которых побывал Барлицкий, это называется по-разному, но сам он использует латинский термин - vis vitalis. Жизненная сила.

- Это ведь средневековое понятие? Они бы еще теплород и философский камень вспомнили! Наука давно доказала...

- Боюсь, то, что мы обсуждаем, лежит вне компетенции науки. Или наука допускает существование живых мертвецов?

Сергей вынужден был умолкнуть.

- Живой организм и производит, и расходует vis vitalis. Мертвый - только расходует. Поэтому, в частности, они тоже должны спать. Во сне они выкачивают vis vitalis у находящихся поблизости живых. Немного, так что живому это не вредит - ему просто приходится спать дольше, чтобы восстановить силы. Но это - лишь повседневные потребности. У каждого мертвяка есть период, за который, несмотря на спирт, он разлагается до критического уровня. Период этот зависит от комплекции - у маленьких и сухощавых он длиннее, у больших и толстых короче - но в целом лежит в пределах 12-18 лет.

- Период полураспада, - хмыкнул Сергей.

- Именно. После этого мертвяк либо сгниет и погибнет уже полностью, либо должен восстановиться. Для восстановления ему требуется ударная доза vis vitalis - столько, сколько есть у сильного здорового человека. Тех, у кого ее выкачивают, и называют донорами. Это долгая процедура, почти на целый день... Что в результате происходит с донором, вы видели.

- Значит, Алекса сделали донором для Зверева, - понял Сергей.

- Да. У Зверева период - 14 лет. У Березина - 17. Барлицкий не сказал ему об этом, когда начинал все дело...

- А для оживления тоже нужен донор?

- Нет, если тело не слишком повреждено. Видите ли, после смерти в теле еще сохраняется некоторое время запас vis vitalis. Именно поэтому возможно то, что называют донорством во внешнем мире - пересадка органов от трупов.

Так вот, к тому времени, как мы все это раскопали и снабдили доказательствами, выехать из Игнатьева было уже нельзя. То есть можно, но только им и их доверенным лицам, которые делали закупки для города в райцентре, ездили за деньгами и так далее. Ну и у нас созрел план - захватить грузовик и рвануть отсюда со всеми доказательствами. Но - сами понимаете, куда бы мы угодили во внешнем мире со своим рассказом, что власть в Игнатьеве захватили мертвецы. Нужно было что-то более веское, чем старые газеты и фотографии. Тогда один из наших предложил выкрасть из морга труп очередного донора. Такую улику уже невозможно было бы игнорировать... И вот тут я впервые по-настоящему испугался. Потому что вовсе не был уверен в успехе нападения и на больницу, и на грузовик - а в Игнатьеве делают донором за куда меньшие прегрешения. Собственно, сейчас, когда их стало так много, и проблема доноров в иные годы становится очень острой - могут и без всякого прегрешения схватить кого-нибудь прямо на улице, когда никто не видит. А потом объявят - дескать, пошел в лес гулять и в болоте утонул. А если кто видел и будет болтать, так и его... Ну вот, а у меня была красавица жена и шестилетняя дочурка. И я сказал: "Ребята, я пас. Надеюсь, у вас получится, но я выхожу из игры", - Лыткарев вздохнул. -У них почти получилось. Правда, вырваться из города на машине с трупом удалось лишь одному, остальных убили или схватили... Но Сермяга догнал его на шоссе и расстрелял. У него на мотоцикле специальный движок - зверь... В общем, вы, небось, видели этот грузовик. Всех, кого взяли живыми, естественно, превратили в доноров. Некоторым пришлось несколько лет сидеть в камере, дожидаясь своей очереди... Но меня не тронули. Березин пару раз допрашивал меня, но в конце концов оставил в покое. Наверное, потому, что им нужен был хороший школьный учитель, а нового-то взять не особо есть где.

Это было двадцать лет назад. Я был напуган, ужасно напуган. После тех допросов у Березина я боялся поднять на них глаза. Я хранил им лояльность много лет. И все же... я не уничтожил полностью улики. Сохранил те три газеты и еще кое-что, закопанное в огороде. Все надеялся, что когда-нибудь...

А восемь лет назад моя жена тяжело заболела. Камни в почках, нужна была операция. Операцию делал, естественно, Барлицкий. Он действительно хороший врач - как-никак, 90 лет практики... И операция прошла удачно. Но потом нужен был гемодиализ. Вы знаете, что это?

- Искусственная почка.

- Да. В Игнатьеве нет такой аппаратуры. Я на коленях умолял их отвезти жену в райцентр. Они ответили, что все, необходимое для лечения, есть в нашей больнице. Через несколько дней Валя умерла.

И тогда я сорвался. Я кричал, что так этого не оставлю, что на них тоже есть управа и тому подобное. В общем, вполне достаточно, чтобы стать донором. Но им по-прежнему был нужен учитель, и они поступили по-другому. Они взяли мою дочь, отвезли ее на озеро и утопили. Они топили ее медленно - когда она уже совсем захлебывалась, давали чуть отдышаться и отплеваться, а потом снова окунали головой в воду. Чтобы она запомнила, как это мучительно - умирать. Я знаю это, потому что видел. Они заставили меня смотреть.

Лыткарев немного помолчал.

- А потом, - закончил он, - когда все было кончено, мне объяснили, что, если я буду паинькой, ее оживят. Мне надо было отказаться! Но я только что потерял жену, вы же понимаете. Я не мог позволить, чтобы еще и дочь...

Ну и вот. Они сдержали слово, а я сдержал свое - выдал последние закопанные в огороде улики. Кроме, все-таки, этих трех газет... И отцовской двустволки. Когда-то здесь у многих оружие было, в тайге живем, как-никак... Потом его отобрали, примерно тогда же, когда извели собак. Но мой отец сумел спрятать.

- Значит, с тех пор вы так и живете? Восемь лет бок о бок...

- Да, - просто ответил Николай Кондратьевич и после паузы добавил: -Это все еще моя Лида, а не какая-нибудь кукла в ее обличии... но она теперь полностью в их власти. Стоит им просто сказать продавщице, чтобы несколько дней не отпускала ей водку или кровь... А через семь-восемь лет ей тоже понадобится донор. И самое ужасное даже не это, а то, что ей могут в доноре отказать...

Они еще немного прошли молча. Впереди уже показался выход на улицу Ленина.

- Знаете, Барлицкий пытался решить проблему доноров, - сообщил Лыткарев более ровным тоном. -Думал, что, если они могут брать кровь у животных, то, возможно, и vis vitalis... Но ничего не вышло. Видели старого однорогого козла? Это результат одного из его опытов, пожалуй, самый причудливый из всех. Молодой козленок, которого пытались использовать в качестве донора, за несколько часов состарился и сдох, а у мертвяка вроде бы пошел процесс восстановления, только странный - он шерстью обрастать начал. Но потом козел сам стал мертвяком, а мертвяк сгнил прямо на глазах. Видимо, произошло спонтанное перетекание жизненной силы обратно. Причем в повадках козла определенно появилось что-то человеческое - нет, не в том смысле, что полное переселение душ случилось, но некоторое влияние процедура оказала. Барлицкий до сих пор с этим козлом возится, кровью его поит, наблюдает. Обычно-то все куда прозаичней было - либо вообще ничего не получалось, либо животные дохли, но мертвякам лучше не становилось. Конечно, для таких опытов берут мертвяков из рядовых, не из начальства.

У выхода на улицу их ждал Петька.

- Вроде все чисто, - сообщил он.

- Значит, план такой, - повернулся Лыткарев к Сергею. -"КАМАЗа" сейчас в городе нет - в полночь в райцентр за закупками уехал...

- Я думал, у них только один водитель, - удивился Коржухин. -И почему ночью?

- Они запасливые. А ночью - чтоб не видел никто, откуда он приедет. Он и возвращаться ночью будет, так что сутки у вас есть. Говорят, там, где с шоссе поворот на Игнатьев, кирпич стоит. В смысле, знак, что проезда нет. Дорога там, правда, и так не сильно оживленная, можно и днем лишних глаз не опасаться... но с тех пор, как город закрыли, такая у них традиция. Ну так вот. Через болота сейчас не пробраться, а пешком по дороге - догонят. Но я вам велосипед дам. Тоже не бог весть что против движка Сермяги, но все больше шансов, чем на своих двоих. Через реку вброд, потом отъедете подальше и свернете в лес, только так, чтоб на дороге следов не осталось. Ну а как Сермяга туда-обратно проедет - мотор-то услышите - можете снова на дорогу возвращаться. Только осторожно, он ведь и второй раз поехать может.

- А что, кстати, за проселок в тридцати километрах за мостом? - припомнил Сергей. -Сермяга говорил - там заброшенные лесозаготовки, но ведь он врал?

- Не врал, - хмуро ответил Лыткарев. - Там действительно лес валили. Лагерь там бывший.

Они вышли на улицу и на носках, стараясь не производить шума, побежали к дому номер 36. Сергей увидел, что "Фронтеры" перед домом уже нет. Когда они благополучно нырнули в калитку, он спросил об этом Лыткарева.

- По официальной информации, вы уехали, - сообщил он, - хотя вряд ли хоть кто-то в городе в это верит. На самом деле ночью вашу машину отбуксировали лошадьми. Сейчас она, должно быть, уже на дне озера.

Сергею представилась эта картина: в черной ледяной глубине - вросшие в ил ржавеющие остовы машин, сошедших с конвейера в разные десятилетия и в разных странах; подводное кладбище, могильные памятники всем, кто приезжал в Игнатьев за последние 40 лет...

- Ждите здесь, - продолжал Лыткарев, - сейчас я привезу велосипед и захвачу еду вам в дорогу.

- А... она не помешает? - спросил Сергей. Он бессознательно поддался древнему суеверию, запрещающему произносить имя упыря, чтобы не привлечь его.

- Она спит. И я запер ее так же, как вы меня накануне, - невесело усмехнулся он.

- А окно?

- Стекло еще не поменяли, она не полезет через осколки. Она и так уже вчера порезала ноги. У них ведь раны сами не заживают.

- Тоже нужен донор? - догадался Коржухин.

- Да, хотя, если рана не слишком серьезна, для донора это не смертельно - он просто будет долго болеть. Но все равно, нужна милость верхушки... Ладно, не будем терять времени.

Он вошел в дом, а Сергей и Петька остались снаружи.

- Их ведь не посадят? - спросил мальчишка. -Моих родителей?

- Не должны, - ответил Сергей. -Они же сами никого не убили.

Он попытался представить, как же может выглядеть судебный процесс над игнатьевской верхушкой. Ведь юридически они мертвы и, следовательно, неподсудны. Может, их уничтожат прямо здесь, без суда и следствия, пользуясь тем, что юридически это, опять-таки, не убийство? Или специально ради них внесут изменения в закон? В Америке бы, наверное, раскопали прецеденты времен средневековых процессов над ведьмами... А правозащитники бы устраивали демонстрации в их защиту. "Бред, - решительно подумал Сергей. -Какой все-таки бред. Все бы отдал, чтобы сейчас проснуться."

Из дома вышел Николай Кондратьевич, свозя велосипед по ступенькам крыльца. К раме возле руля была привязана сумка со снедью.

- Там водочная бутылка, но вы не думайте, в ней вода, - предупредил Лыткарев. -Просто другой тары не нашлось.

Сергей с сомнением провел рукой по растрескавшейся коже седла.

- Конечно, дареному коню и все такое, но вы уверены, что он исправен? Когда я лазил в кладовку, вид у него был не ахти...

- Во времена моей юности вещи делали прочными и надежными, - ответил Лыткарев с некоторой все-таки обидой в голосе. -Я смазал его и накачал шины, так что все будет нормально.

Они вышли на улицу.

- Ну... - начал Николай Кондратьевич, протягивая руку Сергею.

И в этот момент ночную тишину вспорол треск мотоцикла.

- А, ч-черт! - Лыткарев сорвал с плеча ружье. -Ваш побег заметили.

- Может, это не сюда? - с робкой надеждой предположил Сергей.

- Куда же еще... Другой дороги из города нет.

Быстро приближавшийся рев мотора был лучшим доказательством его слов. Сергей, ухватив за руль велосипед, рванулся к калитке, но Лыткарев сквозь зубы бросил: "Поздно, он нас уже видит". Самого мотоцикла, однако, видно не было - не зажигая фары, он несся по улице Ленина, словно призрак. "...коммунизма", - мысленно добавил Сергей, хотя ситуация к шуткам не располагала. Тот, кто сидел за рулем, не испытывал особой нужды в свете. Николай Кондратьевич без особой уверенности пытался прицелиться на звук.

- Петька, фонарь! - крикнул Сергей, протягивая руку.

Но Петька сам вскинул руку с фонарем и нажал на рычажок. Луч света мазнул по коляске близкого уже мотоцикла (в ней сидел сержант, которого Сергей уже видел в милиции), а затем выхватил из темноты руль и неестественно бледное лицо Сермяги.

- В голову! - крикнул Коржухин, вспомнив, что в ужастиках зомби убивали именно так. Его крик слился с другим - "Бросай оружие!"; это кричал напарник Сермяги.

Практически в ту же секунду громыхнул выстрел. Правый глаз Сермяги превратился в черно-багровую дыру диаметром с днище стакана; его голову мотнуло назад.

- Ах ты сука! - взревел Сермяга, продолжая держать руль левой рукой, а правой полез за пистолетом. Но прежде, чем он успел навести оружие, во тьме сверкнул другой выстрел - это стрелял второй сержант. Пуля свистнула над правым плечом державшего фонарик Петьки. Мотоцикл был уже метрах в семи.

"классный пестик, но он тебе не поможет"

Лыткарев перевел прицел ниже и выпалил из второго ствола. В тот же миг громыхнул взрыв: пуля угодила в бензобак. В ослепительной вспышке пламени брызнули в стороны раскаленные куски железа; тело Сермяги, разорванное надвое, подбросило вверх и швырнуло, объятое пламенем, на асфальт. Мотоцикл завалился на правый бок, проскрежетал по инерции коляской по асфальту и остановился напротив калитки дома номер 35 на другой стороне улицы, продолжая гореть. Ручейки пылающего масла, словно щупальца, потянулись к деревянному забору.

- С семнадцати лет ружья в руках не держал, - качнул головой Лыткарев. Он переломил двустволку, сунул руку в карман и вогнал в стволы два новых патрона. Мера была своевременной, ибо вдали уже слышался стук копыт.

- Раз пули их не берут, бейте по лошадям, - посоветовал Сергей. -Пешком им велосипед не догнать. Да, но как же вы? - сообразил он.

- Обо мне не беспокойтесь, - мрачно произнес Лыткарев классическую фразу и повернулся к мальчишке: -Петя, а ты беги отсюда сейчас же. Ты же видишь, это уже не игрушки.

- Вот еще, - фыркнул Петька. - Я вам нужен. Если что, вы скажете, что взяли меня в заложники.

Сергей сомневался, что это поможет, однако перекинул ногу через раму. В этот момент он, однако, понял, что стук копыт приближается не из центра, а, наоборот, с окраины. Петька и Николай Кондратьевич тоже это поняли и развернулись в ту сторону. В багровых отсветах пламени фигура всадника казалась воистину апокалипсическим зрелищем. Всадник крикнул: "Сдавайся, контра!", а затем выстрелил, и пуля прошла над головой Лыткарева. "Может быть, они специально не бьют прицельно? - подумал Сергей. -Потому что им нужны живые доноры." Лыткарев выстрелил, и лошадь с коротким предсмертным ржанием кувырнулась через голову, вмазывая седока в асфальт.

Однако тот выбрался из-под лошадиной туши. Его череп был раскроен, и из трещины вытекала бурая жижа, но он встал и поднял пистолет.

Сергей, презирая себя, дрожащей рукой перекрестил монстра.

- Дурак, - сказал тот. -Бога нет.

Лыткарев выстрелил опять, и оружие врага отлетело в траву вместе с двумя пальцами. Мертвец нагнулся, чтобы подобрать пистолет другой рукой. Лыткарев быстро перезарядил ружье и выстрелил снова, сразу их двух стволов. Отстреленная по локоть левая рука мертвяка повисла на сухожилиях, но он, наклонив голову, побежал вперед. Лыткарев снова выпалил дуплетом. Нога мертвяка подломилась, и он упал на асфальт, но продолжал двигаться ползком. Тогда Лыткарев вогнал еще две пули в уже разбитый череп, и тот разлетелся на куски. Безголовое тело конвульсивно дергалось, словно по нему пропускали ток, но уже не пыталось ползти.

Лыткарев отер пот со лба, а потом полез в карман за новыми патронами. Тут Сергей заметил краем глаза какое-то движение, повернулся и вскрикнул.

Сержант, напарник Сермяги, охваченный пламенем, поднимался на ноги. Огонь яростно пожирал его проспиртованную плоть, и Сергей отчетливо видел черную бугристую корку на месте лица и волос, однако это не помешало мертвяку навести револьвер - похоже, это был "наган", служивший своему хозяину еще с тридцатых - на Николая Кондратьевича, который уже никак не успевал зарядить ружье.

- Не стрелять! - звонко крикнул Петька, бросаясь между учителем и мертвым стражем игнатьевского порядка. -Я - Петр Дробышев!

- Да хоть Егор, - глухо ответил мертвяк. -Надо будет - оживят, - и нажал на спуск.

Глаза его уже вывалились из глазниц спекшимися шариками, так что стрелял он на слух - однако попал. Мальчик упал на спину, отброшенный пулей; из пробитого горла фонтаном хлестала кровь.

Однако это было последнее, что успел сделать гибнущий мертвяк. Его ноги, прогоревшие уже почти до кости, подогнулись, и он вновь повалился на горящие обломки мотоцикла. Раздалось еще несколько выстрелов - это взрывались гильзы в охваченном пламенем револьвере - и одна пуля даже порвала Сергею штанину, но, кажется, больше никто не пострадал.

Николай Кондратьевич присел на корточки возле Петьки. Тот был еще жив; по щекам его катились слезы боли и страха. Мальчик попытался что-то сказать, но изо рта его лишь выплеснулась кровь. Не только Лыткарев, но и профессиональный врач уже не сумел бы ему помочь; все, что мог сделать учитель - это гладить своего ученика по голове, пока тот умирал.

- Николай Кондратьич! - окликнул его Сергей.

Тот поднял голову. Мотоцикл догорал, зато подожженный им забор разгорелся вовсю. И в этом багрово-алом пляшущем свете хорошо было видно, как, и сверху, и снизу по улице, выходят из своих калиток те, кто решил исход дела накануне - соседи Лыткаревых. В руках они сжимали все тот же сельскохозяйственный инвентарь; огнестрельного оружия у них, законопослушных игнатьевцев, не было.

- Назад, холуи! - крикнул Лыткарев, выпрямляясь в полный рост и снова загоняя патроны в стволы. -Я перестреляю больше, чем они согласятся оживить!

Какой-то бородатый мужик с топором бросился на него - и тут же получил пулю в грудь.

- Сзади! - крикнул Сергей.

Лыткарев повернулся и застрелил женщину с вилами, подошедшую опасно близко. Клац-клац - новые патроны встали на место.

- Ну, кто еще?!

Кажется, больше желающих не находилось. Правда, расходиться по домам они тоже не спешили.

- Папа, - сказал вдруг негромкий голос.

Николай Кондратьевич и Сергей обернулись. В нескольких шагах от них, возле открытой калитки, стояла Лида. Ее изрезанная ночная рубашка висела клочьями; в прорехах были видны глубокие, неестественно-бескровные раны от осколков. В руках она держала пистолет обезглавленного всадника и целилась в Лыткарева.

- Положи ружье, папа, - сказала она. -Пожалуйста.

- Ты что же, собираешься в меня стрелять? - невесело усмехнулся Лыткарев.

- Я люблю тебя, папа! - воскликнула она прерывающимся голосом; если бы она могла, она бы заплакала. -Но ты не знаешь, каково это - умирать. Я не хочу умирать снова! Они убьют меня, пожалуйста, не заставляй меня стрелять!

- Даже если б я тебя послушал - думаешь, на этот раз они бы мне простили? Ты хочешь, чтобы из меня сделали донора?

- Нет, папочка, нет, они не сделают, я упрошу их, я буду умолять, они должны понять, что это моя заслуга, они не могут не учитывать, и им нужен учитель, только, пожалуйста, ПОЛОЖИ РУЖЬЕ!

- Лида, Лида, - вздохнул Лыткарев. -Что они с тобой сделали. И с нами со всеми.

Она опустила пистолет, вздрагивая от своего беззвучного, бесслезного плача.

- Прости меня, папа, - сказала она. -Ты прав. Они не станут меня слушать. Не хочу, чтоб ты мучался! - она вскинула пистолет и выстрелила почти в упор.

Тяжелый удар в грудь отбросил Николая Кондратьевича назад. Но, уже падая, он успел в последний раз нажать на спусковой крючок. Два ствола жахнули одновременно, снося Лиде верхнюю половину черепа.

От ее лица остались только губы и подбородок. Что-то скользкое и дурно пахнущее шмякнулось на щеку Сергею. Рука, державшая пистолет, разжалась, и оружие выпало на асфальт. То, что было некогда Лидой, растопырив руки и отвратительно дергаясь, медленно побрело по улице Ленина - мимо шарахнувшегося в ужасе Коржухина, мимо расступавшихся игнатьевцев, в сторону центра.

Надо отдать должное Сергею - он пришел в себя раньше, чем его враги. Он нагнулся и схватил ружье, одновременно засовывая руку в карман мертвого Лыткарева. Но там больше не было патронов. Тогда Сергей схватил пистолет, оброненный Лидой.

- Назад, суки! - заорал он страшным голосом, седлая велосипед, и выстрелил в первого попавшегося. Вооруженный лопатой дедок, как видно, рассчитывавший на последний шанс заработать бессмертие, согнулся и упал на колени, прижимая руки к окровавленному животу.

Сергей мчался по улице, изо всех сил работая педалями. Левой рукой он держал руль, а правой стрелял по тем, кто пытался преградить ему дорогу. Не все выстрелы вышли столь же меткими, как первый, но, похоже, должный эффект они производили. Однако настал, разумеется, момент, когда обойма опустела.

Сергей был уже на окраине, но еще не за пределами Игнатьева.

И какие-то еле различимые во тьме фигуры выступили на дорогу, преграждая ему путь.

Мозг Сергея работал еще быстрее, чем его ноги. Он сунул руку в сумку и выхватил бутылку с водой.

- Коктейль Молотова! - заорал он. -Сожгу на хер!

Бутылка полетела вперед и успешно разбилась о чью-то голову. Остальные шарахнулись в сторону; кто бы они ни были - люди или мертвяки - огня они явно боялись. Когда же они осознали, что стали жертвами блефа, Сергей уже пронесся мимо. Ему повезло - ни один из осколков бутылки не попал под шину.

Слева из темноты выступил прямоугольник знака. Сергей не видел букв, но и без того прекрасно знал, что слово "ИГНАТЬЕВ" зачеркнуто на нем жирной красной чертой.

Однако расслабляться было рано. Сзади - правда, достаточно далеко - слышался стук копыт.

Дорога мало подходила для скоростной езды на велосипеде - несколько раз Сергея так подбрасывало на ухабах, что он едва удерживался в седле. Тем не менее, пока что, судя по звуку, расстояние между ним и преследователями не сокращалось. Видели ли они его на таком расстоянии? Коржухин надеялся, что нет. Сам он боялся оборачиваться на полной скорости, да и мало что разглядел бы в темноте.

Справа показался мертвый грузовик. Памятник участникам заговора, последний из которых пал сегодня ночью... Стало быть, это было не пятнадцать, а двадцать лет назад. Ну да какая разница...

В этот момент велосипед тряхнуло на очередной колдобине, Сергей, выписав зигзаг рулем, сумел-таки удержать равновесие, но в тот же миг что-то лязгнуло и брякнуло об асфальт, и педали закрутились подозрительно легко.

"Цепь! - понял Сергей. -Цепь соскочила! Проклятая старая рухлядь!"

Он затормозил и соскочил с велосипеда. К счастью, короткая летняя ночь была уже на исходе, и мрак стал не таким непроглядным - так что ему удалось увидеть валяющуюся на асфальте цепь. Подхватив ее и взяв за рулевую стойку велосипед, Коржухин нырнул в лес справа от дороги.

К тому времени, как преследователи достигли грузовика, он успел отбежать не слишком далеко (тем паче что бежать приходилось с велосипедом). Судя по звуку, всадники остановились у грузовика. Сердце Сергея ушло в пятки; он простерся на земле, вжимаясь в сырой мох. Но, очевидно, его все-таки не видели: игнатьевцы лишь проверили, не прячется ли он в кабине или в кузове, и поскакали дальше.

Сергей поднес к глазам кулак с намотанной цепью и только тут понял, что дело обстоит намного хуже, чем он полагал. Цепь не просто соскочила - она порвалась. Он опять разразился мысленными ругательствами по адресу старого велосипеда; однако, проведя пальцем по краю разорвавшегося звена и внимательно рассмотрев его, насколько позволяли предрассветные сумерки, Сергей понял, что велосипед тут не виноват. Цепь повредило пулей - видимо, той самой, которая пробила ему штанину. Хорошо еще, что цепь продержалась так долго...

Он бросил бесполезный уже велосипед (сунув в карман цепь - какое-никакое, а оружие) и зашагал дальше в лес. Ему пришла в голову мысль, что у брода его может ждать засада, так что он продолжал идти на север, перпендикулярно дороге. Лишь пройдя по тайге несколько километров, он вспомнил, что забыл отвязать от велосипеда сумку с едой, но уже не решился вернуться...




Двумя неделями позже где-то на необъятных просторах сибирской тайги шестеро молодых людей - четыре парня и две девушки - сидели на поляне вокруг костра. Несмотря на молодость, они не были обычными городскими ребятами, ищущими экзотики и романтики в лесу сразу же за чертой города; нет, то были опытные туристы, которые знали, что делали, когда забирались в таежную глушь, за сотни километров от цивилизации. Вечерело. Путешественники отдыхали после очередного дневного перехода; одна из девушек - сегодня была ее очередь - варила ужин, старший группы (его звали Миша, и он действительно был старше других) пел под гитару что-то КСПшное, перемежая известных и чтимых в туристической среде бардов своими собственными песнями. Остальные слушали, хотя кое-кто просто беззастенчиво дремал. В общем, ничто, кроме вездесущих комаров, не нарушало идиллической картины, когда вдруг на поляну вышел еще один человек.

Он появился именно вдруг, внезапно и бесшумно выйдя из-за деревьев - но не внезапность была причиной того, что девушка, поднявшая глаза от котелка, испуганно вскрикнула, а Миша, отложив гитару, придвинулся на всякий случай к лежавшему неподалеку ружью. Вид неизвестного действительно внушал оторопь. Ему было, наверное, лет пятьдесят, он был совершенно сед и страшно изможден. Лицо его, неестественно бледное и в то же время все в красных пятнах от укусов гнуса, казалось какой-то кошмарной маской. Его куртка и брюки были невероятно грязны, и все же можно было различить, что они отнюдь не того фасона, который предпочитают путешествующие или работающие в тайге; человека в таком наряде (только, разумеется, чистом) куда естественней встретить на улицах мегаполиса. Он был бос, или, точнее, на ногах его сохранились заскорузлые от крови и грязи остатки носков. С его правого кулака свешивалась намотанная ржавая велосипедная цепь.

Неизвестный сделал пару шагов к костру, обвел мутным взглядом присутствующих, что-то промычал и упал. Трое ребят сразу же устремились к нему, а Миша, оставив в покое ружье, принялся распаковывать рацию (каковая у группы, конечно, была, ибо в тайге может случиться всякое - и это, похоже, был тот самый случай).

Помимо крайнего истощения, у неизвестного оказался сильный жар. Несмотря на оказанную ему первую помощь, в себя он не приходил. Во внутреннем кармане его куртки обнаружились документы на имя Коржухина Сергея Владимировича, 1972 года рождения, уроженца г. Москвы, с 1996 года проживающего в Омске. Так как неизвестный выглядел намного старше, туристы решили, что документы принадлежали его младшему товарищу или родственнику, вероятно, пропавшему или погибшему в тайге. Помимо паспорта и водительских прав, там была также доверенность и документы на автомобиль "Опель Фронтера". Кроме того, в правом кармане куртки обнаружился скальпель, и как будто со следами крови. Больше у неизвестного не было ничего - ни денег, ни припасов, ни каких-либо записей, ни даже коробка спичек или зажигалки.

Спустя несколько часов он был доставлен вертолетом МЧС в областную больницу. Выяснилось, что у него тиф - видимо, от сырой воды, которую он пил в лесу. Обследование показало, что он много дней ничего не ел - разве что пытался жевать листья и древесную кору. После того, как в больнице его привели в человеческий вид, стало ясно, что, по всей видимости, он все-таки и есть Сергей Коржухин. В Омск был направлен соответствующий запрос.

Жизнь больного висела на волоске, однако медикам удалось его спасти. Впрочем, даже победа над тифом не вернула ясности его сознанию; пациент метался в бреду, мучимый какими-то кошмарами, причем это, по всей видимости, было не столько осложнением после инфекции, сколько следствием перенесенного ранее тяжелого шока. Пациент был выписан из инфекционной больницы и переведен в психиатрическую.

Из Москвы прилетела мать Сергея, но сын не узнавал ее. Он все твердил о какой-то черной топи и о советских мертвецах; один раз, глядя в глаза лечащему врачу, он сказал: "Советские мертвецы - самые живые мертвецы в мире!" и расхохотался. Гораздо чаще, впрочем, он пребывал в очень невеселом настроении и повторял "Они возвращаются! Они идут сюда!" Врач предположил, что под воздействием перенесенных в тайге лишений пациент отождествляет себя с героем ранее просмотренных фильмов ужасов (тем более что, по словам его матери, он любил такие фильмы). Пару раз он упомянул кого-то по фамилии Игнатьев, но слышала это только медсестра, не придавшая этому особого значения.

Однако после нескольких месяцев интенсивной терапии дела Сергея все же пошли на поправку. Постепенно к нему возвращался здравый рассудок, у него прекратились кошмары, он вспомнил свою прошлую жизнь вплоть до согласия перегнать "Фронтеру", - вот только что с ним происходило во время поездки, он вспомнить не мог. Да и, на самом деле, не стремился.

Тем временем, пока медики делали свою работу, милиция занималась своей - без особого, впрочем, успеха. Было известно лишь, что С. Коржухин, перегонявший машину из Омска в Новосибирск, был найден без машины и без денег, в глухой тайге, в сотнях километров от трассы. Самого потерпевшего - если считать, что он был именно потерпевшим - допросить было невозможно, свидетелей не было, и что произошло - оставалось загадкой. В конце концов следствие пришло к выводу, что где-то на трассе на гражданина Коржухина напали грабители с целью завладеть машиной. Обороняясь, он ранил одного из них скальпелем (откуда взялся скальпель в кармане человека, никогда не имевшего отношения к медицине и биологии, оставалось неясным - но, в конце концов, закон не запрещает иметь скальпели). Они, однако, взяли верх, сильно ударили его по голове (медики подтвердили следы черепно-мозговой травмы) и бросили в лесу, полагая, что убили; вероятно, даже присыпали землей. Придя в себя, Коржухин сумел выбраться из могилы, однако сочетание травмы и шока заживо погребенного человека породило у него психическое расстройство - он стал считать себя ожившим мертвецом. В таком состоянии он бродил по лесу, удаляясь все дальше от трассы, вплоть до своей встречи с туристами.

В общем-то, это была правдоподобная версия. Имелись лишь две странности. Во-первых, пройденное потерпевшим расстояние, даже если считать, что он шел от трассы строго по прямой (чего быть не могло уже хотя бы из-за многочисленных болот), получалось слишком большим. Не то чтобы лежащим за пределами человеческих возможностей - но таких достижений можно было бы ожидать от профессионального атлета, а не от человека, в общем-то, неспортивного, всю жизнь занятого сидячей работой, да еще и бредущего в полубессознательном состоянии. Во-вторых, странным было заключение экспертизы по крови на скальпеле: выходило, что человек с такой тяжелой формой анемии не мог не то что участвовать в вооруженном грабеже, а вообще оставаться в живых.

Тем не менее, предварительная версия была признана окончательной, а результат экспертизы списали на ошибку, вызванную тем, что кровь была несвежей, и было ее совсем немного. По стране была разослана ориентировка на угнанный "Опель Фронтеру", который, однако, так и не нашли - как, впрочем, и большинство угоняемых машин.

Следствие по делу об исчезновении Ситникова Алоизия Петровича, 1980 года рождения, проживающего в г. Тюмени, было возбуждено лишь в сентябре, когда он не вернулся домой к началу занятий в институте. До этого его мать полагала, что он путешествует с друзьями, и особо не беспокоилась. Опрос друзей показал, что Ситников отправился в одиночку автостопом во Владивосток, что, само собой, превращало дело в мертвый висяк. Ибо найти человека, пропавшего пару месяцев назад где-то между Тюменью и Владивостоком, практически невозможно. Особенно если он мертв.

Дела Ситникова и Коржухина расследовали совершенно разные люди в разных городах. Никому и никогда не приходило в голову положить их рядом.

Сергей Коржухин вернулся с матерью в Москву. Теперь в одной комнате живет он со своими родителями, а в другой - семья его брата. Разумеется, всемером в одной квартире им приходится несладко. Причем надежды брата в обозримом будущем обзавестись собственной квартирой рухнули, ибо ему пришлось внести свою долю, чтобы расплатиться за "Фронтеру". Семья увязла в долгах, и конфликты случаются нередко, хотя в первое время Сергея, только что выписавшегося из клиники, от них оберегали.

Сейчас, однако, Сергей вполне оправился после болезни, работает программистом (без особого, впрочем, удовольствия) и даже, несмотря на все неурядицы, сохраняет свое чувство юмора. Он по-прежнему не помнит, что было с ним летом 1999 года, и никогда не говорит на эту тему. Однако, в поведении его появились некоторые странности. Так, если он и раньше был идейным трезвенником, то теперь он буквально видеть не может алкоголя. Он смертельно бледнеет и покрывается холодным потом от одного вида бутылки водки или запаха спиртного - так что семье волей-неволей пришлось отказаться от горячительных напитков даже по праздникам. Что еще страннее, точно такую же реакцию вызывает у него безобидный томатный сок. Кроме того, если раньше он любил ужастики, то теперь их на дух не переносит - как и вообще все, содержащее хоть какой-то намек на мистику. Первым делом по выходе из больницы он отволок на помойку свою коллекцию Стивена Кинга, Эдгара По и прочих подобных авторов.

Еще он избегает смотреть телевизор, особенно новости. Лица, которые там нередко мелькают, кого-то ему напоминают. Но он так и не может вспомнить, кого.


ноябрь-декабрь 1999, ноябрь - 31 декабря 2000  



© Юрий Нестеренко, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность