Аппетит приходит не во время еды - тогда он
уже свирепствует вовсю - он приходит, когда кончаются деньги. Я получал
стипендию - двести девяносто рублей старыми бумажками, теперь это, конечно,
не двадцать девять... ну, скажем, пятьдесят... - и деньги носил с собой,
в заднем кармане брюк. Когда нужна была бумажка, я вытаскивал из кармана,
что попадалось под руку, трешку или пятерку, если на современные деньги,
и никогда не считал, сколько их
осталось. В один прекрасный день я тянул руку в карман, рассеянно
доставал деньгу, но что-то меня беспокоило - я снова лез в карман - и понимал,
что он пуст. Это происходило каждый месяц, и все-таки каждый раз удивляло
меня. Но нельзя сказать, чтобы я огорчался. Обычно оставалось дней десять
до стипендии. Ну, одна неделя "на разгоне": во-первых, совсем недавно ел
досыта, а это поддерживает, во-вторых, не все еще потратились и можно прихватить
рубль, то есть, десятку в те времена. И неделя пролетала без особых трудностей.
А вот вторая, последняя, была потрудней. Мы с приятелем жили примерно одинаково.
У него отец погиб на фронте, у меня умер после войны, и мы надеялись
только на стипендию. И с деньгами обращались одинаково, так что кончались
они у нас одновременно. Но мы не очень огорчались. Первую неделю вовсе
не тужили, а вот вторую... Занимать уже было не у кого. Может и были такие
люди, которые всегда имели деньги, но мы их не знали. Мы ходили в столовую,
брали компот и ели хлеб, который стоял на столах. Но к вечеру хотелось
чего-нибудь еще, и мы шли к соседу. Он старше нас, у него свои друзья.
Денег, правда, тоже нет, но отец-колхозник привозил яйца и сало.
- Привет - привет... Слушай, дай
кусочек сала, поджарить не на чем.
- Возьми в шкафчике - отрежь... - он говорит
равнодушно и смотрит в книгу. На столе перед ним большая сковородка с остатками
яичницы с салом, полбуханки хлеба... Хорошо живет... Мы шли отрезать.
В маленьком темном шкафчике жил и благоухал
огромный кусок розовой свинины, с толстой коричневой корочкой-кожей, продымленной,
с редкими жесткими волосками. Отец коптил и солил сам. Мы резали долго,
старательно, и отрезали толстый ломоть, а чтобы ущерб не был так заметен,
подвигали кусок вперед, и он по-прежнему смотрел из темноты розовым лоснящимся
срезом. Ничего, конечно, не жарили, резали сало на тонкие полоски, жевали
и закусывали хлебом. Сало лежало долго и чуть-чуть попахивало, но от этого
казалось еще лучше. "Какая, должно быть, была свинья..." Ничего, сала ему
хватит, скоро снова приедет отец-крестьянин, развяжет мешок толстыми негнущимися
пальцами и вытащит новый, остро пахнущий дымом пласт розового жира с коричневыми
прожилками... Везет людям...
Мы приканчивали сало, потом долго пили
чай и доедали хлеб... в большой общей кухне, перед темнеющим окном...
- Осталось три дня...
- Да, три дня осталось...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
