|
Джазы сознаний
И тогда он решил украсть у Адамова жену и ускакать с нею на коне, а коня не было. А он думал: "Вот, будем скакать с нею голыми на коне". А Адамов был огромный, как дом.
Потому что, потому что...
Да не про то!
Нет, про то!
Он вышел из магазина, и джазы сознаний окружали его, целая фабрика джазов.
"Почему бы не быть мне полковником? — подумал он. — Ведь если быть полковником, то можно иметь свой собственный ПТУРС".
Если бы губы можно было прищуривать, то слово ПТУРС было бы непобедимым, как сам ПТУРС.
— Два килограмма огурцов, — сказал он продавцу.
— Один?
— Два!
В метро один человек выходил из поезда с ребенком на плечах и приседал, чтобы не задеть ребенка головой о раму. Это было интересно. В метро можно было стоять у колонны, есть огурец и смотреть.
Адамов появился внезапно и был бледен, как синяя, белая молния.
— Ну, что, сука, решил жену у меня увести?
Подавиться огурцом от неожиданности и начать декоративно кашлять — светлая зелень с маленькими изящными косточками.
— Не притворяйся! — сказал Адамов.
— Я не-е при...
— Нет при!
— Нет не при!
Он наконец откашлялся и стал стоять грозно. "Был бы конь, можно было бы наехать грудью коня на этого Адамова. На коне всегда ростом выше людей, и еще голова на шее конская между ног..."
— Ну, пошли, — сказал Адамов.
И они пошли. Джазы других сознаний попробовали было окружать его опять, но теперь им делать это было трудно, потому что была не та обстановка, трудная была обстановка. Готовилась битва за женщину, и надо было не испугаться. Потому что, когда пугаешься, то уже сам не свой, а как бы принадлежишь врагу, и враг что хочет, то с тобой и делает, хочет — укладывает, например, в желтый пенал, и ты тогда как бы в желтом пенале, как пьюпл на уроке биологии, когда тичер у стрекозы отрезает глаза.
— Слышь, Адамов, я тебе сейчас очки раздавлю!
— Че-е-го-о?! — заревел Адамов.
Адамов и в самом деле был огромный, как дом, и даже как два дома, а, может, и пять или даже шесть домов.
И вот схватились они с Адамовым и стали бить друг друга яростно, и кулаки были, как кирпичи, и они все старались по лицу, по лицу, а ногами в ботинках — по яйцам. Потому что без яиц никак нельзя прожить с женщиной, как и без лица.
И вдруг приезжает эта самая женщина, голая, на коне. И ей это так понравилось, что они оба не трусы и бьются за неё кирпичами и ботинками, что она подняла руку, обнажая пахучую свою подмышку и скомандовала:
— Битву прекра-а-тить!
И так махнула рукой, что даже конь присел, писая от ужаса желтой своей горячей струей.
И, и...
И он вышел из магазина, серьезный такой, серьезный, как Гамлет, и к нему подошел Горацио.
— Ну, что, друг, как дела, херово? — спросил Горацио.
И он хотел замычать, как бык, раздвигая уже в мыке этом грозном кольца в ноздрях, разрывая их, ноздри, почти, но не замычал, подумав, чего на друга-то мычать.
— Ты ужасен, — сказал Горацио.
— Я знаю, — сказал он.
— Тебя нужно отвести в музыкальную комнату.
— Да, — сказал он.
И Горацио повел его, яростного и прекрасного Гамлета, в музыкальную комнату. И ее стены были стеклянные. Это был такой стеклянный, полузеркальный лифт. Три стены прозрачные, а три нет.
И он разделся и вошел в этот лифт обнаженным. И Горацио включил яркий свет, чтобы все его тело было ярко освещено и чтобы не было ни клочка тени, и он стал там стоять, чтобы все видели, чтобы над городом, в лазерных лучах, в семьсот семидесяти семи разноцветных лазерных лучах.
— Перестаньте, — сказала жена Адамова, она работала стриптиз в баре и в перерыве вышла к нему покурить.
Она была в черном кожаном платье, которое ей очень шло. Он сидел в темноте с бокалом темно-красного вина и смотрел на сцену, где она плавно раздевалась под музыку. "Странно, — думал он. — Я совсем не испытываю сейчас к ней влечения. Её раздевающееся тело было далеко, и свет был неестественный, красный и синий. Он вспомнил жестокое порно на видео, крупный экран, неумелый, но честный натурализм оператора.
— О чем ты думаешь? — сросила она.
— О тебе, — солгал он.
— Тебе понравилось?
— Твоя нагота перед другими мужчинами? — ответил он вопросом на вопрос.
Ей было трудно сознаться.
Он знал, что Адамову она не изменяла. И она сама про себя знала, что она не делала это ни с кем другим, кроме Адамова, и, может быть, потому что она никогда не делала это ни с кем другим, может быть, поэтому она и раздевалась в этом вульгарном накуренном баре для дальнобойщиков, получая свое странное удовлетворение мечты, потому что мечта — это стирптиз, а реальность — это когда разбивается стеклянный куб и тебя просто ебут, грубо, как собаку.
Он знал про неё всё, поэтому она и хотела ему отдаться как жена, как новая жена для нового мужа. Она догадывалась, что этот человек может понять и простить то, чего никогда не мог понять и простить Адамов.
— Ведь и Бога распяли на кресте обнаженным, — не сводя с неё глаз, тихо сказал он.
HOMEPAGE | КОГДА
ОТКЛЮЧАЮТ ТОК | САН-МИШЕЛЬ | ПРОЗРАЧНАЯ
ЗЕМЛЯ | КОГДА ЗАМЕРЗАЕТ ОЗЕРО | ДЖАЗЫ СОЗНАНИЙ | ТАПИРЧИК
| МАТ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ | НОЧНАЯ РАДУГА
| ШАРИПУТРА | СТРЕЛЕЦ
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
