Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



НЕ РАДИ КРАСНОГО СЛОВЦА




      ДОРОЖНОЕ

      Вечно – гол как сокол,
      Но на паперть ещё не приспело.
      То ли так повелось,
      То ли дальняя даль позвала –
      Я из дела ушёл,
      Из такого хорошего дела!
      Ничего не унёс –
      Отвалился в чём мать родила.

      И как только в окне
      Два ряда отштампованных ёлок
      Промелькнут-пролетят,
      Разгоняя печаль и тоску –
      Позабудь обо мне.
      Я погибшей державы осколок.
      Как её возродят –
      На своём не увижу веку.

      Я ещё не исчез –
      На развилке и до поворота,
      Но уже говорят:
      "Как ушёл – стало дело верней".
      Может быть, так и есть.
      Не моя это боль и забота –
      Через выжженный сад
      Я иду по державе моей.

      Может, в этой связи
      Переход не окажется долог,
      Не сумею понять
      Ни народ, ни себя – по пути.
      В непролазной грязи
      Шевельнётся рабочий посёлок
      И захочет обнять
      И назад в темноте отвести.

      _^_




      * * *

      Я умирал у неё на руках,
      словно в степи замерзал...
      Чуял, как в сердце моём
      на коньках –
      кто-то круги нарезал.

      Путь мой лежал,
      как и прежде – далёк,
      но – не пойму, как смогла! –
      на многолюдный
      московский каток
      злая судьба привела.

      Будто бы выгнала
      голым на лёд
      и приказала: Терпи!
      Думал – простит.
      Ожидал, что поймёт.
      И замерзал, как в степи.

      Слышал, как тихо хиреет хорал
      по-над катком
      в Лужниках,
      где на руках у неё умирал,
      на ненадёжных руках.

      В этот ли век? –
      или, может быть, в тот? –
      помню одно – как в бреду:
      падает снег с почерневших высот
      и исчезает на льду.

      Видел гирлянды вокруг,
      огоньки...
      Там, где не видно ни зги:
      чуял, как чьи-то стальные коньки
      в сердце сужают круги.

      Так или нет? –
      или, может, враньё? –
      в прошлый ли, в этот ли век –
      я умирал на руках у неё,
      сам ненадёжный,
      как снег.

      _^_




      ЗАВОДИ

      Захотели, чтоб всё как на Западе:
      чтобы – клубы, дома,
      даже улицы!
      Но забыли про русские заводи,
      что от рек и озёр
      образуются.

      Те клешни оторвали и лапы те,
      что держали за горло
      и за ворот...
      Токмо вышло не так,
      как на Западе:
      в наших заводях иначе плавают.

      Были чёрными – сделались синими,
      были мутными –
      стали пресветлыми...
      И не то чтоб на Западе свиньями
      все и вся
      обернулись конкретными,
      просто – с нашей бесхитростной верою –
      оказались на них непохожими
      нашей жизнью, тяжёлой и серою,
      нашей правдой
      и ликами Божьими.

      Потому и живём обречёнными,
      чтоб вовеки
      не стали паскудными –
      наши синие заводи – чёрными,
      а пресветлые – заново мутными.

      Ни к чему нам
      дома их
      и улицы!
      Ненаглядные и драгоценные –
      от озёр и от рек образуются
      наши заводи – благословенные.

      И в заоблачном их отражении,
      как следы от невидимой поступи,
      судьбоносные вижу знамения –
      потому что люблю Тебя, Господи.

      _^_




      НЕТ

      Лет, наверно, двести
      Или, может, сто
      Жили-были вместе
      Ватник и пальто.
      Ватник, как мудило,
      На войну ходил,
      А пальто ходило
      В Стокманн и ВкусВилл.

      Он просил подмоги,
      Силы для побед,
      Но пальто в итоге
      Заявило: "НЕТ!
      Вас на поле боя
      Много, пустомель!
      А пальто – любое! –
      Это не шинель!"

      Кроме тех, что в поле –
      Пусто на Руси:
      Даже в Метрополе,
      Даже в KFC.
      Для того, кто ратник –
      Всё предрешено.
      Но народ – он ватник,
      А пальто – говно.

      Что жара, что стужа –
      Не его вина –
      Как идёт от мужа
      По рукам жена,
      Так пальто из моды
      Выйдет – на года:
      В моде – можно годы,
      Но нельзя – всегда.

      К черту эти песни!
      Что-то в них не то...
      Снова будут вместе
      Ватник и пальто –
      Неизвестно, сколько –
      Сто ли, двести лет –
      Не забудет только,
      Как услышал: НЕТ!

      _^_




      НАЧАЛО

      "Кружево ражево ляжет на скважину!" –
      Кто написал этот радужный бред?
      Малоталантливо. Слабо. Неслаженно.
      Так начинал я в четырнадцать лет.

      Кто начинает, играя фонемами,
      Для остального – готов не совсем,
      Трансцендентальными мучась проблемами –
      Так я пополнил ряды ШРМ.

      Как исполнял её? – неубедительно! –
      Просто писал (об удаче моля):
      Не представлялась тогда унизительной –
      Роль моя – боль моя – юность моя.

      Словно волшебными шёл галереями,
      Не развивал мимолётный успех...
      С русскими пил, тусовался с евреями
      (Выбрал, как видно, евреев не тех).

      Не понимал, что занятие рабское –
      Перетруждаться над каждой строкой.
      В чистой поэзии есть что-то бабское,
      В женской ли, прочей ли... даже в мужской!

      Жил с лимитой и гужбанил с моделями:
      Тум-бала, тум-бала, тум-ба-ла-ла! –
      Тум-балалайка – играла неделями,
      Сам не заметил, как юность прошла.

      Столько надежд похоронено заживо,
      Что возникает вопрос (между тем):
      Что там за кружево, что там за скважина –
      Ляжет одно на другое – зачем?

      _^_




      НЕ РАДИ КРАСНОГО СЛОВЦА

      В те далёкие советские времена,
      когда мои родители
      жили вместе
      и отец работал в депо "Калужское"
      машинистом московского метрополитена,
      я учился в средней школе
      и прибегал по выходным
      к отцу на работу,
      где он,
      пользуясь тем, что занимал
      начальственную должность
      дежурного по депо,
      встречал меня на проходной
      и беспрепятственно проводил
      на этот режимный
      и строго охраняемый объект.

      Почти сразу за проходной
      начинались рельсы
      со стоящими поездами,
      которые тянулись
      над смотровыми канавами
      и заканчивались
      перед массивными двустворчатыми воротами.

      Заканчивались, собственно, только поезда,
      а рельсы уходили за ворота
      в открытое пространство,
      предназначенное для маневров,
      в которых, каждую свою смену
      и при любой погоде,
      участвовал мой отец.

      Однажды зимой
      на этом открытом пространстве,
      в тридцатиградусный мороз,
      при сильном порывистом ветре,
      отец
      справил малую нужду
      прямо из кабины
      застрявшего на светофоре поезда
      и заработал
      хронический простатит.

      Когда мы с отцом и двумя
      подчинёнными ему машинистами
      дружно шли
      по безлюдному воскресному депо,
      все, кроме меня, одетые в строгую
      тёмно-синюю униформу,
      я чувствовал себя
      каким-то мифическим сыном полка
      или реальным, но глупым
      и восторженным новобранцем.

      Мы быстро миновали ремонтный цех
      и вошли
      в помещение какой-то раздевалки.

      Из отцовских объяснений
      я смутно помнил,
      что дежурный по депо
      отвечает не только за движение поездов,
      но и за порядок, чистоту
      и пожарную безопасность
      на вверенной ему территории...

      Но, когда мы вошли в раздевалку
      и один из машинистов, потянув носом,
      громко определил:
      – Фу, женщинами пахнет!.. –
      я не заметил, чтобы отец
      заинтересовался чистотой полов
      или начал проверять
      обязательное в каждом помещении
      наличие огнетушителей.

      Все кроме меня,
      как-то странно засуетились
      и достали из карманов
      складные ножи
      и силовые отвёртки.

      Я, конечно, не мог, в силу возраста,
      как тот машинист,
      по запаху определить,
      что раздевалка именно женская,
      но это и так вскоре стало ясно
      по одежде и вещам
      вываленным
      из внутренних ячеек
      прямо на пол.

      Отец,
      как и двое машинистов,
      не только активно орудовал
      разложенным ножом и отвёрткой,
      но и постоянно давал руководящие указания:
      какие дверцы вскрывать,
      а какие не трогать.

      Я помню, как стоял посреди этого разгрома
      и потерянно смотрел
      на страницу, вырезанную
      из журнала "Советский экран"
      с портретом молодого актёра,
      сыгравшего в кино Петра I,
      которую, скорей всего, наклеила
      с внутренней стороны
      несчастная обладательница
      раскуроченного шкафчика,
      безжалостно вскрытого
      моим отцом
      и его послушными подчинёнными.
      Справедливости ради
      надо сказать,
      что ими двигал
      не какой-нибудь вульгарный фетишизм
      или иная
      сексуальная девиация –
      нет, нет! – в основе
      их варварских действий
      лежала
      обыкновенная жажда наживы,
      ибо потом
      мы поочерёдно обошли
      несколько мужских раздевалок,
      где они точно так же
      выискивали и забирали
      исключительно
      деньги и ценные вещи.

      Сегодня,
      особенно в либеральных кругах,
      бытует распространённое мнение,
      что в советское время
      воровали все,
      от уборщиц
      до Генеральных секретарей.
      Возможно. Но почему только в советское?
      Когда заводят такие разговоры,
      я обычно цитирую
      одного сиятельного графа,
      который спросил Петра I,
      велевшего
      перевешать всех
      виновных в хищениях:
      – Вы, государь,
      хотите остаться один,
      без подданных?

      В последнее время русская поэзия
      превратилась в традиционное место
      изживания неврозов
      и описания
      детских психологических травм.
      Не стану поддерживать эту
      устоявшуюся традицию;
      скажу только,
      что, когда отец
      с подчинёнными
      поделили награбленное
      и вернулись, как ни в чём не бывало,
      в прокуренную дежурку,
      я не испытал никакого серьёзного потрясения,
      что заставило бы меня
      бороться с чувством вины
      или мучительно думать
      о неправедно содеянном.

      Почему же я вспомнил
      тот давний эпизод –
      спустя столько лет
      и, кстати, за всю свою жизнь
      так и не научившись
      не только воровать,
      но даже просто
      брать чужое
      без спроса
      и хозяйского дозволения?

      Скорей всего, я вспомнил его,
      потому что накануне смерти отца
      по телевизору
      повторили
      тот старый художественный фильм
      про Петра I.

      Я также вспомнил его,
      когда стоял в церкви
      у открытого гроба
      и мучительно размышлял
      о том, что мой отец
      большую часть жизни
      отдал депо,
      где заработал на морозе
      рак простаты,
      от которого впоследствии
      и скончался.

      Да, я вспомнил об этом ужасном случае,
      но вспомнил
      без всякого осуждения;
      потому что,
      будучи взрослым человеком,
      прекрасно понимал,
      как трудно было содержать
      простую советскую семью,
      не воруя и работая
      машинистом
      московского метрополитена
      даже
      в начальственной должности
      дежурного по депо.

      _^_



© Максим Жуков, 2023-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2023-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность