Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ЗАТЯЖНОЙ  ПРЫЖОК


Первый знак был мне, когда он разорвал книгу "Камень". Я смогла понять это только много лет спустя. Три части этой книги в темно-зеленой твердой обложке до сих пор храню на книжной полке. Это томик русского поэта, одного среди миллионов уничтоженных в сталинских лагерях и тюрьмах в конце 30-х годов двадцатого века. Я все еще не могу поверить, что мужчина мог испытывать такую ревность к поэту Осипу Мандельштаму спустя 50 лет после его смерти, только потому, что его девушка любила читать стихи. Я увлекалась тогда поэзией и пробовала писать сама. Тем не менее, ясное подтверждение тупой ревности, - "Камень", разорванный на куски, до сих пор лежит на моей полке.

Впрочем, он ведь не был еще мужчиной, он был всего лишь юношей двадцати лет, с редкой темной щетиной и порезами на подбородке, впервые в жизни влюбленным.

А я почувствовала опасность в начале нашего знакомства, исходящую от него, в тот день, когда пришла на новогоднюю студенческую вечеринку, где мы познакомились. Мы праздновали успешную сдачу первой сессии, я весело проводила время в обществе друзей, как вдруг заметила незнакомца. Он пришел с нашим старостой, они были школьными друзьями. Я танцевала с другими ребятами, потом с ним, чувствовала его влажную ладонь, смеялась его шуткам, чувствовала себя в безопасности лишь до тех пор, пока он не предложил проводить меня домой. Помню хорошо, как почувствовала острый страх, но все-таки позволила ему провожать. Мы сначала ехали в метро, затем, он купил большой букет красных гвоздик на углу улицы, где, казалось, цветы продают круглые сутки, только после этого сели в такси. Старая желтая волга пахла внутри бензином и сигаретным дымом. Он слишком ясно и быстро стал выказывать свои намерения, как только мы расположились на заднем сидении автомобиля. Именно поэтому, я сказала, что родители ждут меня дома. Это была неправда, белая ложь, дома никого не было. Я жила тогда абсолютно одна, в трехкомнатной квартире родителей. Квартира была практически без мебели, за исключением большого ковра, уютного мягкого уголка в одной из комнат, нескольких книжных полок над старым, полированным письменным столом, оставшимся еще со школьных лет с прибитой для ног планкой и крючком для портфеля.

Только три месяца спустя я позволила ему войти в этот дом, и позволила ему все на этом диване. Но сначала его старание привлечь мое внимание было безуспешным. Он покупал мне книги, билеты в кино, в театры, на концерты, приносил мне торты и цветы, которые иногда неделями стояли на лестничной площадке. Он ждал меня каждый день после занятий в институте, объяснялся в любви. Однажды спал на коврике возле моей двери. И все было тщетно. А что я? Может, я просто была девятнадцатилетней стервой? Скорее, нет. Просто я была к нему равнодушна, не чувствовала никакого влечения, не желала его. Секс, который я к тому времени успела попробовать, не заинтересовал меня. А более всего, я чувствовала опасность снова и снова, когда видела его. Итак, он испробовал множество способов, а затем оставил меня на некоторое время. Появился через несколько месяцев, и не то, чтобы я скучала по нему, или успела привыкнуть к его присутствию, я просто устала говорить "нет". И случилось то, что он полностью овладел мною уже после нескольких ночей. Не только телом, всем. И следующие четыре месяца в городе не было более счастливых людей. "Он тебе не пара!", - говорили мои друзья и родители, имея в виду, наверное, уровень образования, или что-то в этом роде. Он учиться не собирался, работал, неплохо зарабатывал, и говорил "вмочать" о купании жестких баранок в горячем чае, а я читала толстые литературные журналы и учебник "сценическая речь". Однако, было поздно давать советы, он был самым лучшим парнем на свете. Красавцем мой мальчик не был. Тем не менее, у него были выразительные карие глаза, длинные ресницы, великолепные волосы цвета вороного крыла и довольно массивный курносый нос. Все мне в нем нравилось, даже этот нос. Он обладал особым чувством юмора, раз и навсегда приклепывая друзьям и знакомым клички. Они до сих пор их носят! Я чувствовала себя очень счастливой рядом с ним, и защищенной. Он был очень высокий, огромный, особенно по сравнению со мной, крошечной. Он был превосходным любовником, хотя, по большому счету, это была не только первая любовь для нас обоих, но и первая возможность телесных отношений. Мы вместе учились, следуя природе, инстинктам, давай волю самым необузданным желаниям. Должно было пройти много лет, чтобы я забыла его прекрасное тело. Игра, в которую мы играли, называться могла бы "пазлы", со всеми частями на месте, за исключением одной. Он был очень ревнив. Его волновало все: мои институтские товарищи, подруги, все прошлые отношения и даже книги. Кстати, книгу "Камень", которая разорвана на три части, по иронии судьбы, он мне сам же и подарил. Он был необычным малым, импульсивным, ревнивым, страстным, но не более, чем я сама. Возможно, у нас был одинаковый темперамент. Удивительным кажется теперь, что мои родители не попытались меня остановить, когда мы с ним решили пожениться.

Это случилось за несколько недель до свадьбы. Мы выбирали свадебное платье для меня в тот день, после его работы и моей учебы. Пришли уставшими в маленькую квартирку, в которой он жил со своим отцом, еще одним высоким мужчиной из семьи, членом которой я собиралась вскоре стать. Мы вошли на кухню и стали распаковывать еду, купленную в супермаркете. Вдруг, я заметила, что у мальчика моего плохое настроение, и спросила его, что случилось.

- Я знаю, что ты не любишь меня, - сказал он неожиданно, не глядя на меня. Разумеется, это была ерунда, любовь, - единственное, что поглощало меня в то время. Забыла всех подруг и друзей, забросила учебу и писание стихов, я была занята только им. Сказать по правде, я была без ума от него, и хотела быть лучшей в мире женой, и хотела рожать от него детей. Сначала я попыталась перевести неприятный разговор в шутку:

- Да. Я должна соглашаться с тобой, потому что я твоя невеста. Но если я не люблю тебя, почему тогда мы вместе, душа моя?

- Понятия не имею. Но я знаю также, что ты не любила меня никогда, - добавил он грустно.

За этой сентенцией, последовало перечисление моих интересов, хобби, включающее коллекционирование марок, значков, карманных календариков, фотографий артистов, сухих бабочек и жучков, музыкальных пластинок. Словом, всего того, что, как он полагал, меня интересует больше, чем он сам.

- Ушам своим не верю! О чем ты говоришь?! - начала я сердиться.

Однако, он стал еще более печальным, сказал, что у него разболелось сердце, отправился в свою комнату, и закрыл ее изнутри. Я немедленно позвонила в неотложку, потому как знала, что его мать умерла от сердечного приступа в довольно молодом возрасте. Затем я стала стучать в дверь. Он не отвечал. Мне нужна была помощь. Я разбудила его отца, несмотря на поздний час, и мы стали стучать вместе. Сонный отец, одетый в одни семейные трусы, - голубого цвета, с розовыми полосками по бокам, рассердился не на шутку первым. Он шандарахнул кулаком по двери, и мы вошли. Мой мальчик сидел на диване, обхватив взъерошенную голову руками, и всхлипывал. Я начинала сердиться:

- Ну, хорошо. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Как мне показать мою любовь, если ты не чувствуешь ничего, когда обнимаешь меня, когда я раздвигаю ноги...

- Извините! Я надеюсь, мои детки сами во всем разберутся, без меня, - сказал его отец смущенно и вышел из комнаты.

Беседа, так же, как и моя голова, становилась все более тяжелой, и я потеряла терпение.

Я подошла к окну, открыла его, еще не зная, что стану делать дальше, и закричала, что прыгну, если он не прекратит эти глупые ночные разборки. Он рванулся ко мне мгновенно, хлопнул довольно сильно по спине и оттащил от окна. Я была вне себя от гнева, главным образом из-за удара, который, кажется, до сих пор помню. Мне нужно было бежать отсюда. Последняя мысль, которая в моей голове мелькнула, пока волна аффекта не накрыла ее полностью, была, - бежать куда-нибудь, бежать от этого человека, который может ударить. Бежать, бежать! Но вдруг, его отец появился в дверях, и не было другой дороги для меня из этого дома, кроме, как выпрыгнуть в окно. И я прыгнула.



Две женщины, которые гуляли с маленькой собачкой за домом, помогли мне подняться, пока любимый и его папа бежали вокруг дома. Его отец все еще был в семейных трусах с широкими розовыми лампасами. Ноябрь, снегу было немного, чтобы сделать мое приземление более мягким. Боль была страшная, нога опухла, пока мой мальчик нес меня домой и приговаривал ласково:

- Спокойно, моя любовь, не волнуйся. Все будет хорошо.

Скорая помощь, вызванная мною по поводу сердечного приступа молодого человека, уже приехала. Ждать не пришлось. Он? Он действительно был ласковым и добрым следующие шесть месяцев, пока моя нога была в гипсе, и приходилось оставаться в кровати или костылять по квартире. Однако, что-то сломалось между нами, не только моя нога.

Ухаживал он за мной очень хорошо, готовил, стирал и убирал, покупал еду и выносил утку, возил к врачам, делал массаж. Мы никогда не прекращали заниматься любовью, даже в гипсе, даже в больничной палате на 8 человек, даже в день, когда я родила нашего сына. Правда, белый гипс был единственным белым элементов одежды, в которой мы поженились. Свадьбу, назначенную прежде, не стали отменять. Мы прожили вместе наполовину счастливые, наполовину трудные два года, и разошлись. Хотя продолжали встречаться, как Марианна и Йохан в знаменитом фильме Бергмана еще шесть лет, прежде чем окончательно развестись.



2009, Мальмё, Швеция.
Перевод с авторского оригинала, написанного по-английски




© Хелена Томассон, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность