Река забвенья сносит сети,
Лишает воли и ума.
Там, где тепло, всё тонет в Лете,
Ну, а у нас стоит Зима.
Она засыплет створ у башни,
В которую когда-то мы
Искать ходили день вчерашний,
Пугаясь призраков и тьмы.
Под сводами металось эхо,
Там пятый век шёл смертный бой,
И сверху сыпались в прореху
Потоки крупки ледяной,
Колючие, как струйки крови,
Давно замёрзшей в облаках.
Скрипели доски ветхой кровли
И сковывал животный страх,
Гнетущий, застарелый, вязкий,
Застрявший здесь с тех самых пор,
Когда в кровавой свистопляске
Сёк ляхов боевой топор.
Пространство начало сужаться.
И чтоб не сгинуть, не пропасть,
Нам оставалось - целоваться,
Впервые в жизни пылко, всласть.
С испугу - не по зову плоти -
В тот вечер испытали мы
Мощнейшее оружье против
И страха смерти, и зимы.
Катись, мой клубочек серебряных нитей,
Сквозь ушко игольное, землю, мытарства,
По жгучим пескам, облакам, по наитью
В неведомый край, в тридевятое царство.
Пусть там обнулятся все коды и тропы,
Все дихотомии с их мелким лукавством,
Поднимется ветер, натянутся стропы,
И я полечу налегке в беспространстве.
И яблочком райским водила по блюдцу
И, путь отмечая, бросала монетки,
Мне было бы просто на Землю вернуться,
Но я не вернусь в опустевшую клетку.
Жизнь моя - сплошная аномалия,
Ну, а проще - недоразумение.
Но цветёт в ней белая азалия,
Мне на радость, всем на удивление.
Я не вижу грустные реалии
И проблем бесчисленное множество,
Потому что белая азалия
Затмевает пошлость и убожество.
И полна святого благодушия,
В пору её долгого цветения
Бранных слов не слышу и не слушаю,
Слышу только ангельское пение.
Так вот и живём с ней в беспечалии,
Любованьем счастлива на деле я,
А как только отцветёт азалия,
Зацветёт сестра ее, камелия.
Восходит к небесам Пчелиный путь,
За роем мыслей тянется забвенье
Сирен небесных сладкогласно пенье
И манит, чтоб на рифы рифм толкнуть.
Дыханье жизни или проводник
В загробный мир, где царственный Вергилий
Плетёт венки из белоснежных лилий,
И падают они в живой родник.
Над ним клубится животворный пар
В дремучих зарослях густой мелиссы
Неслышно зреют замыслы и смыслы
И пчёлы собирают их нектар.
Жужжит в прохладной чашечке цветка
Упорная добычливая жрица,
Пусть жизнь её одно мгновенье длится,
А вечность, словно память, коротка.
Это не город, а водоём,
И у дождей в плену
Люди, как рыбы, плавают в нём
Или идут ко дну.
Кровью холодной из синих жил
Северных стылых рек
Город накрыло, и всех, кто жил
В нём. И строил Ковчег.
Серое небо над головой
Сеет унылый свет.
Твари по паре спасает Ной,
Ну, а непарных - нет.
Город русалок щерит зубцы
Старых дворцов, домов.
Всяк одинок - и в воду концы,
Сгинул - и был таков.
Люк Ковчега задраен давно.
Дождик снаружи сник.
Слышно только: скребётся о дно
Острый рыбий плавник.
Я не гоню непрошеных гостей.
Они, как судьи, судят, нужно ль время
Мне для моих подержанных страстей,
Тревог, высокомерий, треволнений.
И пусть сидят до первых петухов,
Я каждому из них придам значенье,
Я всех приму душой, хоть без грехов
Нет никого, и я не исключенье.
Пусть для кого-то гость - что в горле кость,
А я кочевница, мой дом - повозка.
Любой захожий - это плеть и гвоздь,
И цепь, и якорь, и печать на воске.
Я не гоню непрошеных гостей,
Гость промелькнет, как миг, как век короткий,
Уйдёт, оставив горстку новостей.
Их можно до утра перебирать, как чётки...
Сергей Петров: Эпидемия[Любая эпидемия, как и война, застаёт людей врасплох и пробуждает самые низменные инстинкты. Так получилось и в этот раз: холеру встретили испуганные,...]Белла Верникова: Композитор-авангардист Артур Лурье[В 1914 г. в Петербурге вышел манифест русских футуристов, синтетически объединивший модернистские поиски в литературе, живописи и музыке - "Мы и Запад...]Михаил Фельдман (1952 – 1988): Дерево тёмного лика[мой пейзаж / это дерево тёмного лика / это сонное облако / скрывшее звёзды / и усталые руки / и закрытая книга]Татьяна Щербанова: Стихотворения[На этом олимпе сидят золотые тельцы, / сосущие млеко из звездно-зернистой дороги, / их путь устилают сраженные единороги, / Гомеровы боги и даже...]Питер Джаггс: Три рассказа из книги "От бомжа до бабочки"[Сборник рассказов "От бомжа до бабочки", по мнению многих, является лучшей книгой о Паттайе. Он включает двадцать пять историй от первого лица, рассказанных...]Сергей Сутулов-Катеринич: Попытка number 3, или Верстальщица судьбы[дозволь спросонья преклонить главу / к твоим коленям, муза-хохотунья, / верстальщица, волшебница, шалунья, / сразившая зануду-школяра / метафорой...]Роман Смирнов: Следующая станция[Века уходят, астроном, / когда ты ходишь в гастроном, / но столько чая в пятизвёздном, / и столько хлеба в остальном...]Сергей Слепухин: Карантин[Ах, огненная гусеница вербы, / Накаливанья нить пушистой лампы, / Светильник в старом храме изваяний / В конце пути - там где-то, где-то там...]
