Лунатик выходит в разведку,
Окошко откроет, ветку
Слоновокостной рукой
Отклонит,
и дело за малым -
Китаем, Бутаном, Непалом
В нирвану Священной Рекой.
Подлунные омовенья,
Души еженощные бденья,
Сандаловый сладостный дым,
Там Шива, и Ганга струится,
И пенится, и золотится
Корабликом полуживым.
Паломник, играющий в прятки
С огнем ноготков на сетчатке,
Вплывающий в Индостан,
Бежав коммунального рая,
Забором, по крыше сарая,
Раздвинув обмана туман.
А утром из форточки узкой
Встряхнет колыбель трясогузка,
Труба черный дым заклубит.
А в день выходить неохота -
Там будней шагает пехота,
Забота, работа до пота,
И чахлое солнце рябит...
II
С чего начинается Индия? -
Она начинается с инея:
Удавов, лиан, обезьян,
Стекло отпотело - проталина:
Индийский большой океан.
И чем же она продолжается? -
Слоном, что горой возвышается,
Загадочным белым слоном,
Не важно, что это завалина,
Сугроб за февральским окном.
А где же, а где же кончается,
Страна, что игрой начинается,
Полетом заснеженных ос? -
Где белая солнца окалина,
Где по уши снега навалено,
Куда не пройдет паровоз.
III
Мне на восток, под воска сток
Свечного ночника,
Там тихий угол, закуток
Найду, наверняка.
Туда ушли мои слоны
Фарфоровой горой,
Когда я воевал дворы
Молочною порой.
И не заметил как лиан
Сплелась тугая сеть,
За ней стеной густой туман -
Восток не рассмотреть.
Там блюдца трех морей блестят
Чешуйчатой слюдой,
И птицы райские летят
На месяц золотой,
Вершины сахарных голов
Над головой парят,
Там небосвод ночной лилов,
И звезды в тыщу ватт.
И я ищу к тебе пути,
Индея - свет в ночи,
Но не могу, увы, найти
И двери, и ключи.
И при луне, и в свете дня,
Тараном и в обход,
Но Запад - это западня,
Там гибнет мореход.
за четвертое море как мой гандельсман
за четвертое море четвертый обман
измеренье четвертое то есть
где в ночнухе ночник канделябр-ганделябр
новосветская дама движением жабр
выдыхает нездешнюю повесть
что записана в книге судеб и времен
незавидных начал эмигрантских имен
продолжений и переложений
все подсчитано-читано толстый гроссбух
со времен христофора раскис и разбух
но не требует возражений
это то что мы новый мы свой но не мы
потому-то теперь и глухи и немы
и себя по ночам четвертуем
кандалы-гандалы для моей детворы
канделябрами швабры чадят из норы
светят нам только в ус мы не дуем
но мечтаем за море заморское ре
комендует реклама махнуть на заре
раз-два-три наконец-то четыре
только страшно ведь помнится будет и пять
зайчик за море как-то сходил погулять
он мишенью работает в тире
но ура не замочен в сортире
Моря умирают, устав перемалывать кости
Заморских купцов, что, увы, не доехали в гости,
Чей перец с корицей морям раздражают желудок,
И смерть наступает в конце обезвоженных суток.
Моря погибают, когда инородное тело
Подлодки в их глотки суется кормой неумело,
Им Гейгера счетчик по нотам играет Шопена,
И гаммой частится, стучится соленая пена.
Моря не протянут недели от красного рака,
Саркомы коралловой рощи, чье щупальце мрака
Сосет паренхиму и метастазирует в лимфо-
Узлы с тухлой рыбой, что выловит с берега нимфа.
Моря издыхают от вечных и нудных скитаний,
Приливов-отливов, прощаний, лобзаний, свиданий,
От лунного света, от шторма, от скверной привычки
Входить в каждый порт без звонка, без ключа, без отмычки.
Моря умирают, моря погибают, уходят
В иные моря-океаны, что призраком бродят,
В иные лагуны, в иные заливы, протоки,
Чьи волны послушны, чьи звезды тихи и высоки.
Кормила Burano корма, а речь
Иноземная - течь, беспокойство.
Встать спозаранку, затемно лечь -
Венецианское свойство.
Но в ночь- все прочь, и тропа темна,
Гондола умна, сеньорита
Не водяниста в объятьях - плотна, земна,
И все - шито-крыто...
II
Кормило Burano - чвокая хмарь,
Взвешенная зеленка,
От фонаря по волне киноварь,
Тягучим пятном сгущенка.
И тонко, и звонко скользит гондол Ерь,
Щербатый, горбатый, битый,
Бурило Burano, вскрывая дверь
В каналы влагалищ, извиты...
III
Крамола бурана - что твой креол,
Татарин в метель, "Мороз, ой!"
Я умираю. Воды подзол
Зол, слюдяной.
Как Ной, проблескиваю под водой,
Соря металлом.
Ковчега Burano мол золотой,
Но этого мало...
Наверно, сны о смерти,
Когда вода, вода...
И в тверди дождик чертит
Тугие невода.
Беда.
Те сны пропахли йодом,
Зеленым и густым,
И сам ты год от года
Становишься, как дым
Над ним...
2
Январь в Венеции. Зловонная вода.
Бессмысленный вояж бочонка кока-колы,
Что кружит нехотя морская борода
И бьет небрежно о гниющие приколы.
Лодчонки, забытье уснувших фонарей,
Седой дивертисмент поблекшей Атлантиды,
Увязшей в топком дне клещами якорей,
Ветшающей красой и горечью обиды.
Напрасен, фокусник, твой скверный фейерверк,
Хруст шелка на мосту, фальшивость маскарада.
Поизносился, вытерся, померк
Ночной стеклярус тонущего града.
3
Не артачься ломать комедь,
Не звенит по карманам медь,
И туман занавесил сцену,
Разыграет любой мастак,
Простофиля, бретер, дурак
Вероломство, обман, измену,
Страстный пыл, отвращенье, ложь.
Жизнь - комедия, ну и что ж!
Рассмеешься - покажут палец!
Все мы дзанни одной судьбы,
Проплывают гондол гробы,
А в гондоле - актер-скиталец.
4
Веера, как крылья ос,
Кавалеры, сеньориты,
Мост гирляндами увитый,
Змейкой над каналом трос.
Муравейник на воде,
Оперетта насекомых,
Истечение истомы
По морской сковороде
На плавучий город. Луч
Через камеру-обскуру
Незаметную фигуру
Прячет в дымке влажных туч.
Кто смеется свысока
В ложе облачной барочной?
Над восторженной, порочной
Суетой мирской непрочной,
А в глазах - тоска, тоска...
5
Когда меня возьмет вода,
Затопит жаберные щели,
И, властвуя в погибшем теле,
Изгонит воздух навсегда,
Продрогший в утлой лодке Бог
Ладонью выловит, наверно,
Души прозрачную каверну,
Из бездны всплывший пузырек...
Вода и пряжа. Пятница-льняница.
Ладони влажны, волгла власяница,
Гарем, побег, Параська, херувим.
Илье-громовнику Мария Магдалина
Поклоны бьет и молит ждущей сына
Послать в четверг, что пятницей любим.
Так на сырую мятницу на нечет
Ложится чёт червонным четвергом,
Илья-пророк зарницы в небе мечет,
Стуча по звездным гнездам сапогом.
И с четверга на пятницу из пряжи
Рождается загаданное в снах,
Заветное, избыточное даже,
Запутавшись в немятых, влажных льнах
На черный день - воздушная кудель.
Кудесница, заслуженная пряха,
Сотки спасение из чаянья и страха.
Но Агидель...
Река-краса косу до блеска точит,
Бела, как смерть, бледнее полотна,
И мой конец куделью злой пророчит
Ее волна.
Что лен земной? Что пряжа водяная
Холодной замерзающей реки? -
То смена слов очередная
Пробелами болеющей строки,
Что тку я сам, кудель-юдоль невзрачна,
Плетение поймут неоднозначно:
Свет кружевной или густая тень?
На черный день...
Фасмер увидел "берег" в древненемецком "berg".
Сам рассуди: вершину в зыбком открытом море
Не различает глаз: старый хрусталь померк,
И осязанье с чувством вестибулярным в ссоре.
Топки чернильные пятна на торопливой воде,
Эхо сбивает такты дизеля в робкие стайки.
"Се обещание счастья". Где оно, счастье, где?
Выдумай новый берег, выдохни без утайки.
Мы подошли так близко, что различаем себя,
Крики сигнальщиков громче рева ночной бомбежки,
Небо кипит и пенится, море рябит, дробя
Нетерпеливое сердце на безымянной дорожке.
Прожектора, сирены... Следом - ничто, пустота.
Там в темноте различимы вязкие мертвые звуки.
Где ты, заветный берег? Иона во чреве кита
Пережимает горло и опускает руки...
стопочка в стопочку вялая течь
бледна водица бел песок
блудная мысль в белую речь
затекает
наискосок
мал небосвод черепица жмет
не умещается время и проч.
кто нам песочную стопку нальет
палых вод
в ночь
Слетает птицекрыл с квитанцией от бога
На божий свет взаймы, золоторунный век,
Младенец мирно спит. Четвертая эклога:
Жди, человек.
Вся в золоте листвы приходит осень сниться,
Не разгадать ее пророчеств никогда,
Патруль границ и меж, над головою птица,
С небес - вода.
Этрусских дисциплин почтенный мантуанец,
Где царствие твое, пророчества руда?
Крошит в песок базальт и слущивает сланец,
Вода,
"Фарсалия" времен,
И камни межевые
Обманутых богов несет поток с горы
В Перузию руин, и мы с тобой живые
Лишь до поры.
Сергей Слепухин: "Как ты там, Санёк?"[Памяти трёх Александров: Павлова, Петрушкина, Брятова. / Имя "Александр" вызывает ощущение чего-то красивого, величественного, мужественного...]Владимир Кречетов: Откуда ноги растут[...Вот так какие-то, на первый взгляд, незначительные события, даже, может быть, вполне дурацкие, способны повлиять на нашу судьбу.]Виктор Хатеновский: В прифронтовых изгибах[Прокарантинив жизнь в Электростали, / С больной душой рассорившись, давно / Вы обо мне - и думать перестали... / Вы, дверь закрыв, захлопнули окно...]Сергей Кривонос: И тихо светит мамино окошко...[Я в мысли погружался, как в трясину, / Я возвращал былые озаренья. / Мои печали все отголосили, / Воскресли все мои стихотворенья...]Бат Ноах: Бескрылое точка ком[Я всё шепчу: "сойду-ка я с ума"; / Об Небо бьётся, стать тревожась ближе, / Себя предчувствуя - ты посмотри! - наша зима / Красными лапками по мокрой...]Алексей Смирнов: Внутренние резервы: и Зимняя притча: Два рассказа[Стекло изрядно замерзло, и бородатая рожа обозначилась фрагментарно. Она качалась, заключенная то ли в бороду, то ли в маску. Дед Мороз махал рукавицами...]Катерина Груздева-Трамич: Слово ветерану труда, дочери "вольного доктора"[Пора написать хоть что-нибудь, что знаю о предках, а то не будет меня, и след совсем затеряется. И знаю-то я очень мало...]Андрей Бикетов: О своем, о женщинах, о судьбах[Тебя нежно трогает под лампой ночной неон, / И ветер стальной, неспешный несет спасенье, / Не выходи после двенадцати на балкон - / Там тени!]Леонид Яковлев: Бог не подвинется[жизнь на этой планете смертельно опасна / впрочем неудивительно / ведь создана тем кто вражду положил / и прахом питаться рекомендовал]Марк Шехтман: Адам и Ева в Аду[Душа как первый снег, как недотрога, / Как девушка, пришедшая во тьму, - / Такая, что захочется быть богом / И рядом засветиться самому...]
