Из книги стихотворений
"ДОЛГОЕ ДЫХАНИЕ"
* * *
долгое дыхание
учащённый и сбитый
пульс сердце лёгкое
словно пёрышко
так и просишь чего-нибудь
и стоишь на коленях молишься
помоги господи помоги
Господи
птице бескрылой тощей
на земном пути
да и в небе твоём
_^_
* * *
пейзаж так сказать стёрся и свыкся
со всем происходящим безумием
деревья врастающие в пиксель
прогалины выключенных сумерек
слабеют и слепнут словно свечи
в моём пребывании обыденном
на кухне за обедом и вечер
в движении своём электрическом
хромом и хранящем вдалеке
очищенное яблоко спелое
ворочается как неспешный свет на языке
как будто игрушка "юла"
то вправо то влево пошевелятся
два трепещущих крыла
_^_
* * *
знаешь, соловей пластмассовый стал мне другом,
товарищем верным
(последним, наверно).
говорил: "не верь воображаемым стукам
в дверь свою добрую, клетку открытую",
а мама на ночь пела: "у-лю-лю" –
и в колясочке качала святость странную мою.
и так дитя старались уберечь
звуки, мною обращённые в бессмысленную речь.
лес-поляна-бугор-яма-обрыв –
всё музыка играет, уже себя опередив.
_^_
* * *
собака на траве
лежит собака на траве
что думает лежащая собака на траве
двор опустел фонарный столб погас в голубизне
собака на траве
лежит собака по весне
на жухлой не-зелёной и нехоженой траве
собака в тишине
лежит собака в тишине
не трогайте лежащую собаку в тишине
когда лежит огромная и страшная она
сама трава сама весна сама и тишина
_^_
* * *
Лишь нос остроконечный,
бесстрашная иголка в стоге дела,
в котором для неё и места не нашлось.
И жизнь.
как яростный камыш в болоте топком,
где водоросли – это волосы жены
(за образ – получу по морде шлёпком).
А все другие камыши восхищены.
_^_
* * *
А стихи без рифмы – "Это, –
Говорил, – уже эссе".
Т. Полетаева "Памяти А.Ц."
На своём языке,
как черноголовый щегол-недоучка,
издавать звуки, понятные одному себе.
Это ли не счастье –
ежесекундно заглатывать воздух
и предвкушать собственное дыхание
в надежде, что нечто изменится.
Изменится, если
проснувшись воскресным утром
во время восхода сентябрьского солнца,
кровать, на которой лежал вчера,
сегодня – окажется новой.
Недоумевая,
нащупать руками-крыльями
свои клеёнчатые глаза.
Точка зрения –
комнатная пыль, в которой
и жизнь, и смерть – одно и то же,
если посмотреть под правильным углом.
Не от того ли
человек говорит на своём языке,
чтобы ему повстречалось чудо?..
...и миг неимоверный, как свидетель
другого неизведанного края,
где жизнь не началась сначала,
где смерть не кончилась ещё.
_^_
* * *
Я запомнил тебя
скромной старушкой в ситцевом платке.
На том платке – узоры и цветы,
которых не запомнил.
_^_
* * *
...и в моих руках –
чистая тетрадь,
пёрышко пушистое,
пятнышко родимое.
Так музыка стучится невпопад.
И слышит, это слышит
старший брат,
живущий за пределами России,
где не топочут часики стенные,
но русскими словами говорят.
_^_
* * *
В червонный день кукушка прозвенит,
последний лист окажется в ладони –
я сберегу его – и он лежит
поляной, по которой скачут кони.
Там хорошо. Растёт трава одна.
Одна растёт и думает, и плачет
о том, что не закончилась весна,
но и она, наверняка, доскачет.
_^_
* * *
Небо в Мичуринске кажется невозможным.
Ночью бессонной выходишь с платформы,
начинаешь подкуривать – закурил,
а до этого – говорил-говорил
о том, что любовь – это музыка.
И я предложил ей наушники,
чтобы вместе послушать какой-нибудь чарт.
Она отказалась.
И я пошёл пить чай,
крепкий, чёрный,
с имбирными пряностями
и тульскими пряниками,
смотря на ночное беззвёздное небо,
в котором теперь видел только любовь.
_^_
* * *
Пределы речи – вдруг ожившие предметы.
На полке книжной – книги долго не стоят,
они играются
и за других хватаются,
как избалованные дети.
И если припугнуть зловестным "ять!",
то сразу прячутся:
кто – за журнальный столик,
кто – под скрипучую кровать,
кто – в деревянный шкаф залезет, как любовник.
И никого из них не разобрать,
когда начавшаяся речь – не выстроенный ряд,
а – впопыхах,
_^_
* * *
небо темнеет и к ночи
близится солнце покрылось
плесенью лунным затменьем
снежный ноябрь свечерел
смертно минувшее время
сколько разлуки и мрака
сколько прошло и столетье
также стоит позади
я докурю и окурок
стынет потёмки квартиры
снег оставляет на завтра
белый мерцающий свет
_^_
* * *
свет от лампы падает на штору
и холодный и медленный свет
с чёрной шторы уходит так скоро
мне случится впотьмах умереть
и воронежские разговоры
поздней ночью увозят на скорой
никого ничего рядом нет
только свет
белый свет
свет-свет-свет
_^_
* * *
Я мог бы написать строку: "На чердаке – светло",
но как в себе самом темнеет и теснится
изменчивое шаткое древесное дупло,
где соловей живёт,
где соловей – не птица.
Горластый дурачок – теперь за всё в ответе:
вода сквозь родничок целованный лепечет
и не находит сил продолжиться хоть где-то,
и корни правоты не проросли до речи –
один-единственный до слова подрастёт.
_^_
* * *
Ночная перекличка птиц слышна.
Вид из окна напоминает выход
в источник музыки. Мне не до сна.
Я говорю предметам: "Тихо, тихо!"
Когда ещё послушать эту ночь,
отчаянные возгласы пернатых
и песни их, молящие помочь
меня продолжить музыку утраты?
Восходит солнце. Тем и хороша,
быть может, ночь – наутро оставляет
минуту на прощанье. О, душа!
Сойти б с ума, да ум не позволяет...
_^_
|
