Я, насельник эпохи большого скачка,
я, насильник, убивший живого сверчка,
только в небе затеплилась свечка,
омовеньем свои истомив телеса,
поглощаю филейную мякоть тельца,
невиновного, будто овечка.
За окошком кипит грозовая метель,
ветер только что двери не сносит с петель,
не поёт перепуганный петел
нечестивых вовсю хлещет Божия плеть
между теми, снаружи, и нами, в тепле, -
наводнение, сера и пепел.
Там из адской машины является черт,
там сдают субмарины на смертность зачет,
рыбья кровь - повелитель не плачет,
неповинные катятся головы с плеч,
недород, недоед, не протоплена печь,
отморожен и носик, и пальчик.
Так за что послабление мне самому?
Волочил бы и я по дорогам суму,
собирая известную сумму
на прокорм и согрев, а не то на суку
коченел или в лагере муку в муку
перемалывал, кланяясь куму.
Что свобода? В рождении мы не вольны,
не укрыться от болести и от войны
мелки радости, беды проворны...
Зоркий случай вращает свои жернова:
жирно нынче, а завтра - и сам виноват
за окошком окажешься чёрным.
Мир светлеет - проснись, улыбнись отступающей тьме,
слышишь - звуки на улице песню сплетают в миноре.
Если дом на холме,
наклониться боишься - окно открывается в море,
в океан, где теряется взгляд, охлаждается пыл,
горизонт наплывает стремглав, и касается слуха
трепетание крыл,
трепетанье ветрил - это простыни сушит старуха
по соседству, а может, последний идёт галеон,
задержавшийся в чёрных широтах, застрявший в Леванте:
трюм уже раскалён,
духовитые пряности головы кружат команде...
Облетел календарный июнь, чуть светает - жара
опускает над городом пыльным свое покрывало.
Собирайся, пора...
Как бы ни торопился - и жизни бы здесь не достало.
Болит, надуто ветром, ухо...
"Весна", - лепечет хрипло птаха.
Простуда - пению проруха:
язык шершав, гортань суха,
нет-нет, да пустит петуха
и, крыльями поддавши маху,
перелетит за грань стиха
искать козявок в пене мха.
Ночей моих и зим подруга
весною бродит, словно брага:
походка ходка и упруга,
улыбка зыбка, грудь туга,
как будто бы совсем друга-
я -
Ависага, Ависага! -
как соблазнительно нага
и упоительно блага!
Я не Давид годами. Ну-ка,
поищем вместе тропик Рака
и Козерога. Вход без стука,
к руке потянется рука...
Пичужка выронит жука
и вновь настигнет. Мы, однако,
мы, два апрельских дурака
взлетим в обнимку в облака.
как иначе писать перевод
с языка твоих губ на язык сантимента,
бумаги, од?
У души нет слов, так, три-четыре общих места,
кажется - кровь, лизнешь - вода.
Умный рассудок готовит пресное тесто,
соль не солона, гость скучает - беда.
Связь сохранить, отрывая глаза от,
создавая просвет,
чтоб одновременно помнить