 |
|
КОМПЛЕКСНЫЙ ОБЕД
Не знаю, почему Вуди предложил вcтретиться именно здесь. Всем известна его любовь к Достоевскому и болезненная самоирония, но русский ресторан на берегу океана... Впрочем, я был польщён.
Разумеется, я пришёл раньше назначенного времени - и увидел нервную, в мятый цветочек на тёмном костюме, официантку, которая предложила мне занять угловой столик. "Недавно там сидел, - сказала она, - сам певец Розенбаум".
Мы прошли в угол. На столе я заметил множество крошек, будто приготовленных для соседских океанских воробьёв, и следы сине-розовой лужицы газированного напитка. Не думаю, что именно Розенбаум ел столь неаккуратно; в любом случае, однако, хорошо бы всё убрать, а?
Мой взгляд был остановлен суровым, но устало-сдержанным стоном официантки, - вопреки даже законам физики: ведь звуковые волны не могут взаимодействовать с изображением. Так я получил ещё одного - вялого, правда - врага. Хотя официантка, поджав губы, вытерла всё.
За соседним столиком вели обычный разговор мужчина и женщина.
- Он всё время молчит, все годы, - говорила женщина. - Мы уже вместе сколько? Лет восемь, и он молчит.
Её собеседник молчал тоже, подливал себе из бутылки "Киндзмараули", предлагал жестом и ей выпить, но она отказывалась и говорила дальше: "Молчит, молчит...".
Лицо у её собеседника было нагло-сострадательным: она распалялась.
- Я ведь пою.
Мужчина уважительно приподнял брови.
- Я ведь пою, пела. Мне когда-то Лобановский - вы знаете его? по глазам вижу, что знаете - посвятил песню. Другую. "Но мы садимся за рояль, срррррываем с клавишей вуаль". А он наконец сказал: поосторожней срывай, а то инструмент поломаешь. Пошутил так, да? Можете представить?
Мужчина в ужасе закрыл лицо руками, но уверенно выпил ещё.
- Он ведь как бы не слышит меня никогда, без "как бы" даже, не слышит, молчит.
Мужчина продолжал сочувственно ужасаться и пить.
- У него есть брюки, несколько пар, - вдруг сказала женщина, - а он носит две: серые и чёрные. Вот, допустим, в понедельник ("Сегодня понедельник?". Мужчина посмотрел на часы, утвердительно кивнул. На самом деле было воскресенье). Он надевает серые брюки, идёт на работу, возвращается в серых брюках, а дома надевает чёрные. Чёрные у него домашние. А на завтра, во вторник (её собеседник опять посмотрел на часы и кивнул, - хотя она его ни о чём в этот раз не спрашивала) надевает чёрные на работу, возвращается и переодевается в серые. Теперь серые у него домашние, представляете?
Мужчина сокрушённо покачал головой.
- И так всегда и во всём. И молчит. И молчит.
Глаза женщины покраснели, а вся она уже тянулась куда-то вперёд и в сторону, и мужчина стал молча успокаивать её руками.
Вуди задерживался. Мои соседи уходили. Мужчина насвистывал популярную мелодию из телевизора, смотрел поверх голов, а потом на часы.
- Вы ведь меня понимаете?
Мужчина поднял ладонь растопыренными пальцами вверх. Это жест успокоения, догадался я. Они выходили из ресторана, и холодный ветер с океана гнал их в какое-нибудь тепло.
- Здравствуйте, меня зовут Ия, - раскосая девушка появилась возле моего столика незаметно. - Вуди придти не может, передайте бумаги мне.
Я раскрыл портфель, стал выбирать. В последнюю минуту всегда ведь хочется что-то изменить, улучшить. Ия ждала нетерпеливо, она торопилась, даже за столик не села, и только обменивалась неприятными взглядами с официанткой. Пытаясь подогнать меня, она - детская непосредственность - проговорилась, что Вуди ждёт её неподалёку, возле подозрительной русской бабки с пирожками и что он хочет заняться с ней, с Ией, таинством любви.
Она сунула мою папку с отобранными бумагами под мышку, сказала "Пока" и выскочила на улицу.
Я посидел в ресторане ещё немного - в основном, чтобы доказать официантке, что ничего страшного не произошло - но тоже покинул свой угол. У выхода на полу лежала моя нераскрытая папка. Ия, наверное, выронила её в спешке. Что ж... Я попросил официантку отдать папку Ие, если та по ошибке вернётся. На моём столике было накрошено и испарялась вода. На соседнем валялась пустая бутылка "Киндзмараули".
© Михаил Рабинович, 2004-2023.
© Сетевая Словесность, 2004-2023.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Михаил Бару: Концерт для двух гобоев с оркестром [На завтрашнее утро, друзья, назначена психическая атака нашего отдельного, орденов Мандельштама и Бердяева, батальона московской интеллигенции...] Эмилия Песочина: Звёзды, яблоки, дожди [Вот и нанизан рассыпанный бисер / Слов на непрочную ниточку строчки. / Все мы рифмованных криков лоббисты. / Лига дошедших до ручки, до точки.....] Анна Арканина: Мы – лишь звуки [Стихи тихи – их время поглощает. / Восходит пустоглазая луна. / Войну в меня старательно вмещают, / но вся не умещается она...] Андрей Бычков: Достопочтимый директор [Четыре профессора выстрелили из четырех пистолетов четырьмя пулями. Одна из них попала мне в голову, и я побежал...] Андрей Мансуров: Щенок акулы [Крохотные зубки не казались опасны – не больше, чем плоскогубцы: пока не сунешь пальчик и не сожмёшь, больно не будет!..] Сергей Пахомов: Ощущение пустоты [Прошу у жизни малость, став проще и мудрей: / Чтоб клёна ветвь касалась никчёмности моей, / Чтоб листья шелестели резные надо мной / В забытом богом...] Читайте также: Владимир Алейников: Посреди междувременья | Изяслав Винтерман: Стихи из книг | Андрей Галамага: Портрет отца | Александр Грановский: Импланты: и Сэнсей | Надежда Жандр: Время ждёт, играя тетивой | Владимир Мялин: На шпалерах осени | Елена Севрюгина: В поисках своего кита: О книге Нины Баландиной "Поплавки стихов" | Ольга Кравцова: "Не стенать на прощанье и влюбляться навек": о поэзии Александра Радашкевича | Андрей Мансуров: Начистоту – о рассказах А.И. Куприна | Алексей Миронов: Сомнительный автограф | Леонид Негматов: Улица Леннона | Айдар Сахибзадинов: Третья осень в Урюме | Георгий Чернобровкин: Качание эпох | Динислам Алтынгузин: Когда закончится поэзия | Сергей Арутюнов: Вот в этих самых днях
|