Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




КОМПЛЕКСНЫЙ  ОБЕД


Не знаю, почему Вуди предложил вcтретиться именно здесь. Всем известна его любовь к Достоевскому и болезненная самоирония, но русский ресторан на берегу океана... Впрочем, я был польщён.

Разумеется, я пришёл раньше назначенного времени - и увидел нервную, в мятый цветочек на тёмном костюме, официантку, которая предложила мне занять угловой столик. "Недавно там сидел, - сказала она, - сам певец Розенбаум".

Мы прошли в угол. На столе я заметил множество крошек, будто приготовленных для соседских океанских воробьёв, и следы сине-розовой лужицы газированного напитка. Не думаю, что именно Розенбаум ел столь неаккуратно; в любом случае, однако, хорошо бы всё убрать, а?

Мой взгляд был остановлен суровым, но устало-сдержанным стоном официантки, - вопреки даже законам физики: ведь звуковые волны не могут взаимодействовать с изображением. Так я получил ещё одного - вялого, правда - врага. Хотя официантка, поджав губы, вытерла всё.

За соседним столиком вели обычный разговор мужчина и женщина.

- Он всё время молчит, все годы, - говорила женщина. - Мы уже вместе сколько? Лет восемь, и он молчит.

Её собеседник молчал тоже, подливал себе из бутылки "Киндзмараули", предлагал жестом и ей выпить, но она отказывалась и говорила дальше: "Молчит, молчит...".

Лицо у её собеседника было нагло-сострадательным: она распалялась.

- Я ведь пою.

Мужчина уважительно приподнял брови.

- Я ведь пою, пела. Мне когда-то Лобановский - вы знаете его? по глазам вижу, что знаете - посвятил песню. Другую. "Но мы садимся за рояль, срррррываем с клавишей вуаль". А он наконец сказал: поосторожней срывай, а то инструмент поломаешь. Пошутил так, да? Можете представить?

Мужчина в ужасе закрыл лицо руками, но уверенно выпил ещё.

- Он ведь как бы не слышит меня никогда, без "как бы" даже, не слышит, молчит.

Мужчина продолжал сочувственно ужасаться и пить.

- У него есть брюки, несколько пар, - вдруг сказала женщина, - а он носит две: серые и чёрные. Вот, допустим, в понедельник ("Сегодня понедельник?". Мужчина посмотрел на часы, утвердительно кивнул. На самом деле было воскресенье). Он надевает серые брюки, идёт на работу, возвращается в серых брюках, а дома надевает чёрные. Чёрные у него домашние. А на завтра, во вторник (её собеседник опять посмотрел на часы и кивнул, - хотя она его ни о чём в этот раз не спрашивала) надевает чёрные на работу, возвращается и переодевается в серые. Теперь серые у него домашние, представляете?

Мужчина сокрушённо покачал головой.

- И так всегда и во всём. И молчит. И молчит.

Глаза женщины покраснели, а вся она уже тянулась куда-то вперёд и в сторону, и мужчина стал молча успокаивать её руками.

Вуди задерживался. Мои соседи уходили. Мужчина насвистывал популярную мелодию из телевизора, смотрел поверх голов, а потом на часы.

- Вы ведь меня понимаете?

Мужчина поднял ладонь растопыренными пальцами вверх. Это жест успокоения, догадался я. Они выходили из ресторана, и холодный ветер с океана гнал их в какое-нибудь тепло.

- Здравствуйте, меня зовут Ия, - раскосая девушка появилась возле моего столика незаметно. - Вуди придти не может, передайте бумаги мне.

Я раскрыл портфель, стал выбирать. В последнюю минуту всегда ведь хочется что-то изменить, улучшить. Ия ждала нетерпеливо, она торопилась, даже за столик не села, и только обменивалась неприятными взглядами с официанткой. Пытаясь подогнать меня, она - детская непосредственность - проговорилась, что Вуди ждёт её неподалёку, возле подозрительной русской бабки с пирожками и что он хочет заняться с ней, с Ией, таинством любви.

Она сунула мою папку с отобранными бумагами под мышку, сказала "Пока" и выскочила на улицу.

Я посидел в ресторане ещё немного - в основном, чтобы доказать официантке, что ничего страшного не произошло - но тоже покинул свой угол. У выхода на полу лежала моя нераскрытая папка. Ия, наверное, выронила её в спешке. Что ж... Я попросил официантку отдать папку Ие, если та по ошибке вернётся. На моём столике было накрошено и испарялась вода. На соседнем валялась пустая бутылка "Киндзмараули".




© Михаил Рабинович, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность