РПЖ
Зимой я играл в хоккей, был маленьким и юрким, и мне удавались прорывные финты к воротам противника. К началу лета в спортзале я стоял последним по росту и носил тридцать второй размер обуви.
Многие пацаны с нашего района как-то враз вытянулись и обогнали меня. У меня появилась кличка - "Шпендрик". Это было неожиданно и приходилось много драться - в то жаркое время.
Надеялся только на себя, и начало лета выдалось суматошное и злое.
Я приходил к вечеру домой усталый, поцарапанный, часто - расцвеченный синяками, ссадинами и серьезными ушибами.
Отец, встречая меня, качал головой, но пока - молчал.
В моей гудящей голове появилась от отчаянья странная идея - сконструировать пулемет, который стрелял бы - желудями.
Даже название придумал - РПЖ - Ручной Пулемет Желудёвый.
Я представлял себе, как лягу у оконца под крышей нашего дома, неспешно, наверняка, прицелюсь в выпуклый лоб Коляну Естифееву, с которым у нас шли бои, а успех был - переменным. Желудь разлетится, на его лбу вспыхнет красная шишка, а мелкие кусочки брызнут в разные стороны... Одним словом, чтобы не на смерть, но - обидно! А - желудей вон их - полно, до леса полчаса неторопливым шагом прогуляться! Бесплатно! Иди - собирай, запасайся впрок! Всем хватит - и белкам, и людям!
Стал пропадать в библиотеке. Она была в паре остановок от нашего дома. Выходил по утреннему холодку, не спеша, чтобы к открытию, к девяти быть на месте.
Принципиальную схему нашел быстро, хотя, в основном, были цветные рисунки. Каждый узел или деталь - другого цвета. Было немного странно - красивый пулемет должен был убивать. В чем его красота? В том, чтобы - убивать врагов! Но я-то убивать не собирался! То есть, своих противников мне убивать не хотелось - ни к чему это, а достойный отпор дать - надо было. Понравилась звонкая фраза - орудие возмездия. Вот так - штык вонзается в дерево и - раскачивается, хочет освободиться и - звенит, завораживает!
Первое, важное открытие - заряд, выталкивающий "пулю", сообщающий ей стартовое ускорение, не должен быть мощным, то есть, пороховым. Иначе - желудь разлетится в момент выстрела.
Должна быть какая-то пружина, возможно из плотной резины, заводной механизм. Перед стрельбой - взвел, накрутил и - вали, стреляй! Как в часах! И вот тут мне - попалось:
Анкерный механизм (анкер) - состоит из анкерного колеса, вилки и баланса (двойного маятника) - это часть часового механизма, преобразующая энергию главной (заводной) пружины в импульсы...
То есть - ствол, подающее устройство, магазин с "патронами". Лента - плотная ткань, простроченная с двух сторон, в пазы вставлены - желуди и механизм выталкивает их поочередно - в ствол.
Может быть, даже у деда покопаться в старых железках, в гараже и там наверняка найдется всё, что мне необходимо. В крайнем случае, выручит сосед - старьевщик Семён, дом - напротив.
Семён был человеком необычным и странным. Во-первых - ничего героического в его профессии, когда идет сплошное освоение космического пространства, во-вторых, он сам, внешне, словно Герасим, вернувшийся после вынужденного злодейства над бедной Му-Му: черен, бородат, бельмаст на правый глаз, громаден, рукаст. Зубы редкие, молока попьет и сразу - спичку в зубы, а если и говорит иногда, то очень коротко, скорее, похоже на доброе мычание или предупредительный рык, когда очень расстроится.
Родом из недалекой от областного центра деревеньки со странным названием - Хлебари. То есть - не хлеборобы и не прихлебатели, но и - не хлеборезы!
Он собирал старые тряпки, кости, железяки, свинцовые пластины от аккумуляторов, проволоку ненужную, гвозди, вынутые со скрежетом гвоздодёром из досок, да и просто - всё то, что дома казалось ненужным, портящим модный, "стильный" интерьер.
Дом - угловой, добротный, стены двойные, а между ними - просыпан для утепления мелкой изгарью, двор был большой. Отдельно конюшенка, и первейшее для нас чудо - смирный конёк - Соколик, на котором он выезжал для сбора "продукции" или вывозил собранное на "базу".
Почти белый, местами покрыт темными пятнами, глаза - спелой терновой ягодой, матовые. Мы - любовались и восторгались, приносили хлебные горбушки, чтобы потом - погладить бархатный на ощупь - бок.
- Чубарая масть, - говорил довольный Семён.
И я думал, что это название оттого, что грива и хвост, главное - чуб, были - темнее.
Он молча обихаживал коня, что-то выговаривал ему, тот прядал ушами, будто стряхивал с них невидимое другим, но был послушным, справным, ржал под настроение и клал душистые "яблоки" где вздумается.
Двор был пуст, свободен от всякой зелени, утрамбован многими ногами, обнесен высоким забором, в углу - навес, а под ним - разложено кучками и по принадлежности всё, что сносили сюда - за копейки на кино и мороженное. А еще - пистоны ленточные и штучные, совсем мелким - свистульки расписные, надувалки, издающие ужасные вопли из тонкой трубочки -"уйди-уйди", чудо-калейдоскоп с цветными стекляшками - надо просто приложить к глазу и повращать, и прочая - мелочь и по теперешним понятиям ценностей - ерунда, а тогда это были настоящие сокровища!
Они хранились в большом, фанерном чемодане, разложенные по отделениям.
Самое главное - рыболовная леска и крючки! Это всегда было "в цене".
Пацаны были основными поставщиками. Но если притаскивали они с автобазы неподалеку металлические запчасти, или удавалось тайком уволочь что-то с завода гидравлических прессов - он страшно и страстно выговаривал "добытчиков" и отсылал обратно. Те, кто знал, и не пытались этим заниматься. Мог и подзатыльник - "выписать" легонько и не зло.
Самое примечательное, ужасное в наших глазах было то, что он был верующим! Конечно, не стучал себя в грудь кулачищем, не кричал об этом, но соседи и кому надо - знали.
Он соблюдал все - четыре поста в году, посещал регулярно церковь, где был по слухам - старостой, но мне было странно такое название слышать применительно к Семёну. Я скорее поверил бы, что он играет в народном театре Тепловозо-ремонтного завода "Карабаса-Барабаса" в постановке "Буратино"!
Он приходил к нам в гости после Великого поста, освящения куличей в Храме, уже в легком подпитии, был весел, странно смеялся и страшно матерился. Впрочем, он всегда это делал - виртуозно!
Мама укоряла его тихими словами, мол, что же ты - из церкви и тут же - матюгаешься!
- Я что же это - зря, что ли десятину снёс, да поклоны бил, куличи оставил батюшке, покаялся - слезами изошёл, взопрел-избанился, спина вон - доселя не высохла?
- Ты же верующий, а сквернословишь!
- Я-то верующий, только не фанатик! Принимающий веру не по вере - фанатик, а истинно верующий противоречив и склонен к ошибкам! А и покаяться вовремя, какая это сладость! Да вы разве ж поймете? Я вот опосля соборования - сам могу грехи отпускать, а не делаю этого, рано ещё! Как только мне шепнут оттуда, - он показывал черным, кривым пальцем в потолок, - так я и сподоблюсь!
Мне становилось страшно от его убедительности, и я замирал.
- Не слушайте вы - его, поправляла нарядную косынку Катя, жена Семёна, женщина миловидная, по-своему красивая и мне было невдомёк, чем ей пришелся по душе такой "страхолюд"? - Он же блаженный, разве не видно! - извинялась она.
- Блаженны нищие духом! Ибо они наследуют царствие небесное! Айда, матушка моя, разговляться, семь недель света белого не видел!
Возможно сочетание веры и такой вот - "профессии", было причиной снисходительного к нему отношения со стороны надзирающих органов.
Вот на его-то "закрома" и была моя надежда создать РПЖ.
Как-то сразу подумалось, что "ствол" я у деда точно не найду. Он должен быть достаточно длинным - от этого зависела дальность и точность стрельбы и, конечно, гладким! Не нарезным. В этом я уже тоже начал разбираться.
Я поговорил с Семеном, не особенно раскрывая планы и проект. Сказал, что труба нужна для телевизионной антенны на крышу, мол, та, что есть, низковата, прием сигнала слабый.
Он всё обещал, сулил, тянул, несколько раз уточнял "сечение", "толщину стенки", не спешил. Я купил тяжеленный учебник для ВУЗов, обложился справочниками, резину нашел качественную и расчеты перепроверил не один раз. Всё складывалось - нормально, задерживала - труба!
Частенько забредал на двор Семёна, да всё - неудачно, то его нет, то он занят, то ещё какая-то несуразица.
Дело шло к осени, скоро с каникул начнут мои друганы возвращаться, самое было бы замечательное - встретить Коляна во всеоружии!
Как-то в середине августа я вновь пришел на двор. Тихо. Набрался храбрости, поднялся осторожно на крылечко и зашел в дом. Прохлада каменного дома, всюду чисто, половички-самовязы в полоску, ступается неслышно, будто и не ногами, а на лапах кошачьих крадешься.
Сюда редко кто допускался из соседей, а уж посетители - тем более. Даже худосочный сын Семёна Ваня, полная противоположность - тихий, пришибленный тем, что отец у него верующий, а значит и ему уже не везде можно учиться и работать. Божий человек - в детском варианте - взирающий на всё вокруг остраненно-философски, не подозревающий о своих способностях.
Окна были прикрыты плотными занавесками, царили полумрак и прохлада. В углу теплилась лампадка возле небольшого иконостаса. Огонечек плясал неверно, колебался едва-едва, отчего выражение лика менялось, то делалось строгим, а то - теплело, принимало и слышало слова, обращенные к нему.
Семён высился на полу темной горой, лицом вниз, раскинув руки, тихо плакал и горячо говорил вслух. И так странно и складно звучала его речь, удивляя и являя совсем другого человека. Не прежнего мычащего нетопыря, и я сперва засомневался - он ли это.
- Прости ты их - деток неразумных! В горячности, в болезнях и ересях души не ведают, что творят. Ложь - до небес, нелепицы вселенской от непрестанной неправды и обмана от незнания о себе - ничего! Жизнь свою коверкают и коротят! Счастливы радостью безумцев, не ведающих в гордыни, и, что говорить, и как к тебе обратиться - Господи! Прости ты их - Господи и меня - прости! Слаб человек, немощен от безверия и печали, потерялся среди таких же слепых, глухих и незрячих, и не знают истцы ответа, взывающие к тебе - кто же они сами, но дерзят и язвят тебя глупостью и вопрошают, косноязычат - кто ты, Господи... Прими мои муки и вразуми их, Господи!
Я тихонько вышел. Вернулся в ясный, белый день.
Потом пошли в школу. Учеба отвлекла от бездельного созерцания и каникул. РПЖ стал казаться детской, странной причудой.
К Новому году догнал сверстников. Мама удивлялась такому скорому взрослению, расстраивалась, что вот так - вдруг надо менять весь мой гардероб, да еще и зимние вещи, всё это - недёшево, говорила:
- Ну, что ж поделать! Всему своё время!
Для убедительности я подрался за школой с Жекой Иванниковым, перворазрядником по вольной борьбе, и - одолел!
Кличку мою - "Шпендрик", при мне вслух уже не произносили. Я понял, что всё нормально!
Семён про трубу молчал, да и я не вспоминал.
Наступило Рождество. Была сильная вьюга. Она выла и мела несколько дней, и в школу мы не ходили. Я решил написать пьесу про революционеров, ходил по дому с блокнотом и карандашом, чтобы сразу зафиксировать "свежую" мысль.
Вдруг мама принесла страшную весть - Семён пропал. Сарай приоткрыт, его нигде нет. Должно быть, поехал в деревню, да заплутал в метель, сгинул и погиб в степи вместе с конём - Соколиком.
Зима была морозной и необычно снежной. Сугробы заползали на крыши. Бурная, скоротечная весна разом превратила сугробы в лужи и ручьи.
Семёна обнаружили между забором и сараем. Он сидел, прислонившись к стене, в красной косоворотке, руки на коленях. Чёрный, страшный и распухший. Коня - не нашли. Так рассказывали.
Я на похороны не пошел - боялся поверить.
© Валерий Петков, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2011-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
