КАРБУНКУЛ

Часть материального обеспечения есть в любом полку. Там служат люди, приближенные к начальству - водители командиров, почтальон, киномеханик, библиотекарь, автослесаря и прочая - "вшивая интеллигенция в/ч".

Распорядок дня у них - относительный. Прием пищи - свободный, пайка - отборная. Строевая не утомляет. Противогаз плечо не оттягивает.

Кое-какие поблажки, но главное - увольнительная - без проблем!

Личный состав не любит, но завидует избранным, баловням армейского счастья. Тихого, потаенного, сонного и ленивого ожидания дембеля.

В глаза называют - ЧМО. Звучит обидно, плевком - вдогонку, а если еще и расшифруют "правильно", то сразу понятна степень презрения к этому сословию.

Вот, например, вариант - чудим, мудим, об...ваем! Есть и покруче варианты.

Пожалуй, самое безобидное - чревычайно-мощная организация.

Они это понимают, относятся к остальным снисходительно, а с начальством - подобострастно. Тонкие психологи.

Зачем - "кусать грудь кормилицы", как говорит старшина самовольщикам.

Таково свойство любого прилипалы.

При том, что удивительным образом они везде и... нигде! И не в казарме, и не на службе, но полная иллюзия, что они в нескольких местах сразу. Эффект присутствия именно там, где надо быть, но в это же самое время, в разгар "белого дня", они могут спать в казарме, якобы вернувшись с полигона.

Они быстро привыкают к такой жизни и службе. Становятся белее лицом, появляется легкая задумчивость во взгляде, отрешенность. Мол, не трогайте меня зря! Вы же видите, товарищ боец, или там - младший командир, что у меня особая задача! Вот и идите себе, занимайтесь по распорядку!

Полное презрение к "бойцам".

В эту касту попадают странные люди. Например - солист балета. Зачем его вообще призвали в строевую часть? И куда его?

В каптерщики какие-нибудь, портянки и кальсоны после бани считать - выдавать.

И вот он идет, гимнастерочку под ремнем разгоняет, ступни вразлет! Счас как вдарит - антраша под крышу штаба!

И вся часть - авансцена перед ним.

Был такой. С фамилией - Квашин. Спрашиваю в бане - город Квашингтон не в честь тебя назвали? В шутку, конечно. Обиделся, подлец, стал куцие портянки подсовывать на обмен, мозоли замучили.

Пока за грудки не взял, не встряхнул чувствительно его сложную внутреннюю организацию, так бы и продолжал свою тайную экзекуцию.

Денис Вавнюк - обычный блатной, должен был остаться в родном Копейске, но что-то там не "срослось" и всё, что смогли сделать для него - выправить документы и легенду киномеханика.

По совместительству - помначальника клуба.

Поселок одноэтажный, казармы старые, для Первой Конной были построены.

В них снимали фильм "Моабитская тетрадь". Концлагерь, в котором замучили татарского поэта Мусу Джалиля.

Неспешно ковырялся на огороженной площадке, рядом с частью, доблестный стройбат, возводил новый городок. В старом скоблили кривобокие деревянные полы и гоняли на кухне полчища старозаветных крыс.

Раньше всего были построены боксы для техники, спортзал, клуб и пятиэтажка для офицеров. Она называлась - "пентагон". Туда тоже было непросто попасть.

Новые казармы, техклассы - белели силикатными стенами и за полтора года моей службы в линейной части не очень-то подросли.

В клубе установили елку. Меня назначили Дедом Морозом. Освободили от работы по обслуживанию техники в парке.

Библиотекарь Зинаида, жена подполковника Голосуева, нач ПО части, сшила красную "шубу", шапку, оторочила ватой. Лаком для волос всё это плотно задымила. Экипировала меня по полной, включая валенки и рукавицы.

После торжественной части и поздравлений отцов-командиров, предполагалось убрать стулья, а дальше - мой выход с поздравлениями.

Весь вечер - на манеже!

В боксах шустрые бойцы обнаружили емкости для дегазации и дезактивации техники после прохождения по зараженной местности. Две большие банки аэрозольного вида. Каждую надо было растворять в трёх тоннах чистой воды и технику обрабатывать. Емкость, что с красной крышкой, категорически нельзя было трогать, а вот с черной крышкой надо было около спусковой кнопки аккуратно проковырять гвоздиком, стравить воздух. После этого пролить через коробку противогаза с активированным углём.

Называлась эта жидкость почему-то - "гомэра". Генеалогию слова не знал никто, но название сразу приклеилось, как этикетка к бутылке.

В военторге части продавался румынский сироп нескольких видов. Бутылки красивые, матовые, будто только из погреба достали, с крутыми плечиками. Треть бутылки хватало на поллитра "гомэры", чтобы придать напитку вкусовой букет и тонкий аромат.

Косило неплохо, но самое главное - абсолютно не было запаха! Только блеск в глазах выдавал. Стеклянный такой, застывший и нездешний.

И вот в тумбочках появились красивые бутылки, якобы к чаю, чтобы вкусней было ужинать. Доппаёк - так "в легале" окрестили.

Прапорщики внутренним, обостренным чутьем понимали - что-то такое складывает личный состав! Очень все смирные, исполнительные, даже - приторно-вежливые! Да и не может быть Новый год праздником победившей трезвости. Но - увы!

Вся эта подпольная возня с "коктейлями" была вскрыта много позже, случайно, начхимом полка Анцисом Грандансом, невероятной силы майором.

Но это - другая история.

Как-то в этой суете забыли про Снегурочку. Спохватились перед самым выходом, часа за два-три.

Жены офицеров отказались наотрез, боясь будущих пересудов. В маленьком военном городке все на виду и так опрометчиво рисковать репутацией никто не хотел.

К капитану Гудыме, командиру восьмой роты приехала погостить племянница, из Запорижжя. Есть Париж, а есть - За-Парижье.

Как-то скоренько её и сосватали мне в помощницы. Звали чуднó - Пáша. Полностью - Параска. Молодая, а имя - будто бабушка ветхозаветная!

Тощенькая, черная, смазливенькая и вертлявая. Умела играть на аккордеоне.

Не сказать, что она мне уж - очень, но тут было не до особых претензий.

Хотя - глаза, конечно, притягивали. Большие, темно-карие, какие-то бархатные от легкой влаги, широко раскрытые. Тьфу - бесы, да и только!

Впрочем, не до лирики было. В комнате Вавнюка переоделись, попа об попу потолкались. Я отвернулся, она накрасилась в меру. - Вдвоём легче отбиться от этого "мероприятия". - Подумал я в жаркой, атласной "шубе".

Особых видов на неё я не имел, можно сказать - воспринял как коллегу. Хотя допускал игривые мыслишки, не избалованный в казарменных условиях женской лаской.

Как философски выражался наш старшина, "хрен глаз не имеет"! Природа!

И вот настал наш час. Я до выхода волновался, сильно потел, но как только вышли в зал, зрители взревели - я сразу успокоился.

И так это мы с ней лихо завертели народ, закружились в танце. Вижу по морде замполита - всё идет нормально.

Личный состав обветренные хари накалил докрасна "гомэрой". Со стороны казалось, что бродят люди в парадной форме, предварительно обдолбанные, а прапорщики шнырят между ними, с ног сбились, но ничего понять не могут.

И меня угостили, немного. Улучили момент. Пьяный человек добрее до какого-то момента.

Потом началась самодеятельность. Мы объявляли номера, я в кулисах еще пригубил слегка "малиновой гомэры". Весело стало. Стою, смеюсь и начинаю понимать неожиданно - почему такое название! Тянет все время громко хохотать!

И еще громче от такой пронзительной мысли ржать начал!

Хорошо, что праздник, а так бы странно всё это выглядело. Стоит молодой мужик - и ржет!

А со всех сторон - такая ржачка несется навстречу - могучее, горное эхо.

Паша тоже пригубила глоточек и уже как-то не кажется угловатой худышкой.

После концерта началась беспроигрышная лотерея и танцы.

Мы пошли переодеваться.

Вернулись в комнатку, а там - мрак. То ли лампочка перегорела, то ли в сети электрические бревно "приплыло".

Дверь приоткрыли, не очень-то стесняемся. Я - особенно.

Она наклоняется, лопатки такие острые со спины, двигаются, шевелятся, будто кто-то верхом на ней ездит, ребрышки странные. Не прямые, а скошенные от бока к пупку.

Всё равно во мне затеплело вдруг что-то. Стою в трусах "семиведёрных", до колен. Перестал стесняться вдруг, но и не наглею.

Она так на меня скоренько зыркнула пару раз. И поскакали во мне нетерпеливые кони. Горячо сделалось в груди, растеклось плавной волной по молодому организму.

Только собрался дверь прикрыть, а тут - Вавнюк на пороге. ЧМОшник! Чума на наши головы!

Она ойкнула, грудки прикрыла, сжалась тельцем к середине, к черному треугольничку. Пташкой такой - беззащитной!

- Ты чё, борзота! - Вскинулся я. - Кабан чмошный!

И на него попёр.

- Извиняюсь! - На Снегурочку глазами скоренько глянул. - Замполит полка вызывает.

- Чего ему надо-то? Не горит - может и подождать. Праздник же.

- Вот то-то и оно, товарищ "боец", что не может! Срочно требует! Ну, ты - не волнуйся - порядок гарантируем! - Заверил меня Вавнюк.

Потопал я к замполиту. Командование уже стол накрыло отдельно. Обыскался - ну нет его нигде! Гуляет уже в своей компании! Новый год ведь.

Часа полтора по части, вокруг "пентагона" циркулировал. Нигде нет!

Вернулся на второй этаж. Постучал в комнату. Тихо. Стою, чувствую, на правой ноге боль непонятная завелась, вялость и как будто температура поднимается.

- Может, натер валенком с непривычки?

Глянул в окно. Пустынная дорога вдоль забора части, снежок почти невидимый редкими снежинками, искорками - в свете фонарей, легкий морозец. Красота!

Новогодняя сказка! Если бы не в форменке.

Вавнюк идет в парадке, в шапке, без шинели, рядом - Паша в пуховый платок носик прячет, полуперденчик на ней - короткий, парок у них над головами кудрявится беззаботно в небо.

Вдруг - вся его хитрость мне стала ясна!

- Ах ты, чмошник поганый! - Сказал в сердцах, - ну, погоди, разберемся! Крысятины кусок! Вавнюк - гавнюк!

И еще прибавил немного...

К утру у меня разнесло мизинец на правой ноге, и подскочила температура. Так в сапоге, одной тапке и шерстяном носке приковылял в санчасть. - Карбункул! - Сказал медбрат Рома Ковалёв, - скоротечно развившееся воспаление волосяных мешочков. Надо будет полежать денька три-четыре. Дважды в день перевязки, антибиотики и - в строй! - Ну, вот и у меня праздник! - Подумал я. - А то уж на дембель собираться, а в санчасти так и не повалял дурака! - А чем карбункул отличается от фурункула?

- Темнота! У карбункула - несколько корней, а у фурункула - один! - Теперь ясно! Название такое... где-то мне попадалось - драгоценный камень. О! У Конан Дойля - Рождественское приключение! "Голубой карбункул"!

- Скажешь тоже - драгоценность! - Засмеялся простодушный медбрат. - Радуйся, что на шее не вылезло, на спине. Или - на жопе. От уж - повыл бы волком!

Я много спал, отдыхал. И как-то забыл про Вавнюка в легкой дреме.

Прошло несколько дней, с утра наметили меня выписать.

Вдруг началась в санчасти большая суета. Звонки, шум, топот, срочно вызвали Петра Шеховцова, водителя санитарной "буханки". И уехали куда-то на ночь глядя.

Потом всё стихло.

Я выспался вдоволь, с запасом и слонялся по маленькой нашей медсанчасти, маялся, смотрел в льдистую проталинку окна, прикидывал дни до приказа, понимая, что уже соскучился по родной казарме.

Вернулся медбрат Рома.

- Чё у вас тут переполох затеялся? - Спросил ефрейтор Витя Третьяк, - ранили что ли - кого?

У Вити была банальная ангина. В санчасти нас было двое.

- Да! Можно сказать - убили! - Засмеялся Рома. - Вавнюк - "птичку гонорейку"... словил. Изолировали - "бойца"! Отвезли в окружной госпиталь. Только - тихо! Понял!

- Могила! - Ужаснулся Витька. - Вот так вот... и...

- Ну да! Реально! На Снегурочке... Это - хорошо еще - не "сифон"! - Кривым пальцем в потолок, - Начмед так и сказал!

Я не смог уснуть в ту ночь.

Потом нашел в энциклопедии:

"В средние века карбункул носили главным образом мужчины, особенно военные, т. к. этот камень должен был хранить от ран и останавливать кровотечение. Карбункул должен якобы возбуждать в сердцах людей дружеские чувства".

© Валерий Петков, 2011-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2011-2025.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Ашот Наданян. Подстриженные мысли [Когда он сказал: "Держу пари!", – она бросилась к нему на руки и согласно воскликнула: "Держи, парю!"] Владимир Буев. "Бог его знает, что несешь, стоя с утра под душем..." [Репортаж с творческого вечера Родиона Белецкого в Булгаковском доме в литературном салоне Андрея Коровина.] Людмила Свирская. Я успела в последний вагон [Я успела в последний вагон, / Задыхаясь, стою на подножке. / Позади расставания звон, / Поцелуев прилипшие крошки...] Ольга Андреева. Ищу, на что бы опереться [Что ты нахмурилось, лето? Гляди веселей – / рябью запуганной тихой реки-недотроги, / ровным пробором лимонно-зелёных полей, / схваченных узкой серебряной...] Елена Ханова. Разновеликие цветы [...и я распахну тебе настежь вчера. / Останься, такие теперь вечера, / что время густеет, а воздух сластит. / И кажется, можно любого спасти...] Айдар Сахибзадинов. Синёва: и Осенний сон. Два рассказа [Однажды в скорбный миг пролетают в мозгу человека все события жизни, мерцают лица, лица, – и память выбирает кого-то значимого, чистого, обычно из непорочного...] Яков Каунатор. Времена не выбирают [О поэзии и пророчествах Булата Окуджавы. Эссе из цикла "Пророков нет в отечестве своём...".] Николай Милешкин. "Самый главный процесс – отделение тьмы от света..." [Многие считают группу "Тёплая Трасса" культовой. Кто-то говорит, что в её песнях слишком много Егора Летова и Романа Неумоева. С основателем и лидером...] Дмитрий Гвоздецкий. Мой сын напишет не хуже [однажды твоим именем / назовут литературную премию / ни один лауреат которой не прочитает / ни одной твоей строки] Георгий Жердев. Четыре четверти [кто словом / овладел / / наплодит / словечек] Читайте также: Дмитрий Аникин. Царь Эдип | Илья Будницкий. После оттепели | Владимир Буев. Обнять не обнятое | Андрей Бычков. Человек знака | Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" | Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" | Александр Заев. Акварели | Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях | Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте | Лана Яснова. Из прошлого в настоящее | Владимир Буев. Пять рассказов о судьбах крымских татар в обрамлении прелюдий и ноктюрнов | Зина Виноградова. Одна сплошная исповедь | Екатерина Вольховская. Чёрный пёс и другие | Валерий Горюнов. Пиратская летопись о времени и себе (О книге Матвея Цапко "Экранка") | Елизавета Григ. Сима