Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



ВЕЧЕР  ХАРМЕНСА


 


      ПРО  АНГЕЛОВ

                S.

      И начнётся мой стих и закончится стих
      тем, что ветер гуляет в берёзах
      и белёсое небо роняет на них
      ноября заскорузлые слёзы.

      Этот ад сотворён или сам по себе
      возникает из слова тобою
      нелюбимого, но симметричны судьбе
      наши муки и стали судьбою.

      А давай мы подымем глаза к небесам
      и подымем во здравие тару.
      "За потери и радости! За чудеса!
      За цыганского детства гитару"!

      Но гуляет в берёзах небесный сквозняк
      и белёсое небо слезится.
      И стоит, опираясь на ветер, в дверях
      силуэт, чуть похожий на птицу.

      _^_




      ВЕЧЕР  ХАРМЕНСА

      Летний вечер причтён к светотени,
      к зоне сумерек. Харменс, пиши
      как становится он на колени
      в сокрушении мышц и души.

      В небо смотрят огромные липы,
      на созвездий окованный ларь.
      Открываются двери со скрипом,
      мошкара атакует фонарь.

      Возвратившимся стелют перины,
      режут глотки овце и быку,
      и, почистив пеньки поморином,
      засыпают сыны на боку.

      Возвращусь ли? Ах, если бы, если б.
      Но твержу, изменяясь в лице -
      возвратились, вернулись, воскресли,
      обрели постоянство в Отце.

      Ибо дети с тоской за грудиной
      припадают к грудине Отца
      и теперь высоте-Палестине
      не видать ни краёв, ни конца.

      _^_




      ВЕСНА,  ВЕЧЕР,  КОСУЛИ

      Девочки, бегущие из школы
      голыми коленками блестя,
      или лужи цвета кока-колы -
      это не похоже на пустяк.

      Это вещь сильней, чем "Фауст" Гёте,
      у неё особенный мотив.
      Так идут на бреющем полёте
      херувимы, бренное простив.

      Так вступает в силу лёгкость воска
      и лепи из вечера Эдем,
      где вполне обычная берёзка -
      волосок в Господней бороде.

      Сколько там осталось до изгнанья
      тонконогих девочек-косуль?
      До того, как ты избыток знанья
      зла-добра зарубишь на носу?

      _^_




      МУНК  ЧАСТИЦА

      На картину северных идиллий
      посмотри слегка наискосок
      и увидишь девочку из пыли,
      девочку-пылинку-волосок.

      Жить и жить бы - широко и плоско,
      только.... И не знаешь, что сказать.
      Девочка - пылинка и полоска
      озарила стенку и кровать.

      Посмотри направо и налево -
      жёлтые обои, лампы муть,
      жизнь твоя, дыханье, то есть - Ева,
      открывает маленькую грудь.

      Эта грудь из воска и обиды.
      Всё пройдёт, расплавится не всё.
      Тишина, не подавая виду,
      каждый вздох запомнит и спасёт.

      Каждый вздох. Как будто это надо,
      чтобы возвращалась навсегда
      беглая частица листопада
      к некогда покинутым садам.

      _^_




      ПЛЕЧО

              S.

      Туземный дворик. Вечера канава
      домашним мраком дышит горячо.
      И ослепляет, как земная слава,
      твоё незагорелое плечо.

      Ещё не поздно повернуться к стенке,
      благословенья тихо бормоча,
      не дать себе привыкнуть к тонким венкам,
      сбегающим с миражного плеча.

      _^_




      СТРОКОЙ

              Одному поэту

      А в палате столько-то койкомест,
      за окном палаты - зима.
      И стоит в углу - перемётный крест,
      во главе же угла - сума.

      Разогнаться бы и об стенку лбом,
      разбежаться, как сеть морщин,
      но потом понимаешь, что - всё, облом,
      в силу двух или трёх причин.

      Это мир у тебя твой покой отжал,
      заменил на больничный покой
      и останется в памяти этажа
      сыромятных стихов строкой.

      _^_




      ПЛАТА

      Промозглое что-то с инсультовым ртом -
      луной, не похожей на пряник,
      труба кочегарки взмахнула кнутом
      и это не переупрямить.

      Российского Бога холодный приют -
      обычное небо по-русски -
      ты щедро дарило мне свой неуют,
      отсутствие сна и закуски,

      свинцовый язык, деревянную речь
      и волглую суть рефлексии.
      Но это не всё, что сумел я сберечь,
      не всё, что я взял у России.

      Но в виде остатка - остаток не сух -
      дома с достоевскою складкой,
      и белый, лебяжий практически, пух -
      покровские то есть осадки,

      лебядкинский морок, раскольничий сон,
      сгорающий омут заката
      и омут рассвета ему в унисон -
      вот самая русская плата

      за то, что покинул, за то, что убёг,
      за то, что.... и этого хватит.
      Ах, да, я забыл - я навеки сберёг
      присутствие смерти в палате

      и то, как вогнали иглу мне в плечо,
      и то, как морозом дышало,
      и то, как дышали в лицо горячо,
      а это почти что немало.

      _^_




      СЕРДЦЕ

      Направо - пивная, налево - притон.
      И разве мне некуда деться?
      И этим вибрирует мой камертон -
      моё серебристое сердце.

      В пивной выпивают, в притоне - аншлаг,
      чему же ты, сердце, не радо?
      Звучишь, словно дяди ворочают шлак
      в котельных всего Ленинграда.

      Ты здесь ни причём, ни при где, ни при тут,
      ты - райское. Помнишь, как было?
      ............................

      Плывёт по Обводному вязкий мазут
      и ты за мазутом поплыло.

      _^_




      МОСКВА

      Москва! Сыновних отношений
      не предлагаю. Не могу -
      так фонарей горят мишени,
      так пляшут тени на снегу,

      так псы клеймят его и роют,
      так нет доверия слезам.
      Я назову тебя сестрою.
      Я посмотрю тебе в глаза.

      Скажу зачем ты и почём ты -
      зачем твой рок, почём твой флирт,
      твоих позоров и почётов
      глотнув неразведённый спирт.

      _^_




      ЗАКАТ

                Отцу

      До будущей встречи в таком-то году.
      Поставь вместо буковок дату.
      До даты, написанной мне на роду,
      оторванной с мясом заплаты.

      И может, в прореху прольются лучи -
      рассветный поток светопада.
      Но "если сказать невозможно, молчи".
      Закат отражают хрущоб кирпичи -
      и мы даже этому рады.

      _^_




      КНИГА  ИСХОДА

      Машет ветер пустым рукавом,
      бьёт прохожих по спинам и лицам.
      К сожалению, я ни о ком
      не умею как надо молиться.

      Потому что и сам не прощён,
      вспоминаю с тоскою Египет.
      Машет ветер холодным плащом,
      предлагает горячего выпить.

      Я зайду в кабачок небольшой,
      где израиль мой пёстрой толпою
      пьёт во здравье и за упокой,
      на душе не имея покоя.

      Значит, так. Называется - Русь
      и маячит во мгле Палестиной.
      Не смущайся, тем паче - не трусь,
      свежий сок нацеди из осины.

      И тогда ты поймёшь, что почём,
      что такое даруется свыше,
      что стоящий за правым плечом
      и диктует молитвы и слышит.

      _^_




      GELIEBTE

              S.

      -1-

      Говорят, что луна пустотела,
      что она словно шар надувной.
      Говорю, что она шелестела
      в эту ночь над моей головой.

      Бургер стоит какое-то евро,
      пиво тоже - почти что гроши.
      И бесплатно - повисшее слева
      отражение бернской души.

      Всё кончается болью и шоком?
      Может быть. Но кончается ли?
      Или шок претворяется в шёпот
      над кровавой постелью земли?

      -2-

      Всё на самом деле очень просто -
      синева прощает нам грехи.
      Так, наверно, видятся с погоста
      экзистенциальные штрихи.

      Ангелы слетелись к изголовью,
      окружили звонкой тишиной.
      Изошёл сиянием, что кровью,
      голубым сияньем - перегной.

      Человек не злой и не хороший
      протянул к сиянию ладонь
      и туда упал, совсем как грошик,
      чешуёю ангельской - огонь.

      Ходит-бродит рыбка золотая.
      Это рай сверкнул из-за угла.
      Кажутся безделкой из Китая
      важные наземные дела.

      Моментально, вечно-моментально
      всё вокруг, и сводится к цветам
      явное, но явленное тайно,
      крыльями сверкающее Там.

      И роняют райские высоты
      зябкими ночами вот сюда
      тихие мерцающие соты -
      адвокатов Страшного суда.

      -3-

      Geliebte, ты синего цвета
      и ты не прописана тут,
      где рыбы, верблюды, планеты
      по твёрдому курсу идут.

      Идут, не сбиваясь с маршрута,
      маршрут, юбераллес маршрут.
      Такая, geliebte, валюта
      чеканки часов и минут.

      И смерть, говорящую мерно,
      тебя говорящую мне,
      как улицу старого Берна
      ты видишь и слышишь во сне.

      Потом это дело запостишь,
      мигнёт звуковой маячок,
      как перебирающий кости
      запечный немецкий сверчок.

      А большего мне и не надо,
      ты есть и ты есть синева,
      как дымка эдемского сада,
      плакучего рая трава.

      _^_




      САМОРЕФЛЕКСИЯ  С  УЧЁТОМ  ПМЖ

      "меблированы плохо
      и несчастны судьбы номера"

      Меблировка, действительно, та ещё, блин.
      Ничего не поделаешь тут.
      Но берут за неё не копейки-рубли.
      Ничего вот за это берут.

      Станешь ты - ничего, ничего и отдашь.
      Понимаешь? Заплатишь собой.
      Не заточен пожизненный твой карандаш
      быть такой-то по счёту трубой.

      А по небу идут и идут облака -
      и звучит непонятная речь.
      И течёт из глазниц по шершавым щекам
      то, чему и положено течь.

      Потому что понять невозможно её,
      и не Патмос твоё ПМЖ,
      а про ярости меч и про нежности мёд
      до тебя записали уже.

      _^_




      1987  ТА  ЗИМА  ИЛИ  ЖАННА  В  ЖЁЛТОМ  СВИТЕРЕ

      Та зима, похожая на Жанну
      в свитере, сидящую, скрестив
      руки на коленях. По стаканам
      и столам расплёсканный мотив

      допиваю, тряпкой вытираю.
      Ни допить, ни вытереть никак.
      Был у самой-самой дверцы Рая,
      а шагнуть забыл туда дурак.

      Шёл трамвай по Витебску ночному,
      над Североморском снег кружил.
      И доверья нету к остальному.
      С этим жил и дожил и прожил.

      Не совсем похож на доходягу.
      Не совсем. Но всё-таки к лицу
      подношу - к опухшему - бодягу -
      той зимы холодную пыльцу.

      _^_




      МЫ  -  КАФКА

      Собакам - ночью - громко гавкать,
      луне - копить барсучий жир.
      А ты да я - мы вместе - Кафка,
      плацкартной полки пассажир.

      И мы дойдём с тобой до точки -
      и до тире - морзянки слёз.
      У времени - глаза-плевочки,
      у местности - туберкулёз.

      Плывёт по воздуху ресница
      локомотивного дымка.
      Пускай нам что-нибудь приснится
      для гибели черновика.

      _^_




      СОН

              Отцу

      Накормили снежной кашей.
      Больше каши не могу.
      Слышу твой табачный кашель.
      Ты стоишь на берегу,

      машешь белою рукою,
      в каше - рваные круги.
      "Нету вечного покоя!
      Даже думать не моги!"

      Я скучаю. Ты - не очень.
      Дело тонкое - тоска.
      В тесноте полярной ночи
      крутишь пальцем у виска.

      _^_




      ПЬЕСА

      Пустота. Словно съехали с дач
      и оставили дачи воронам.
      Это словно помножен на плач
      замолчавший оркестр похоронный.

      Вот и всё. Так сказать, не сезон
      для признаний и ночек коротких,
      для "Фомич, принеси граммофон",
      "Петр Иваныч, откушайте водки".

      Пробежит по тропе ветерок,
      встанет утро на тонкие лапки.
      И коснётся аттический рок
      на скамейке оставленной шляпки.

      Это было. А может, потом
      это время наступит для нежных,
      с безупречно-очерченным ртом,
      время встреч и разлук неизбежных.

      Ведь не это важнее всего,
      это повод для крайнего акта -
      чтобы вздрогнуло сердце-щегол,
      растворилась в слезах катаракта.

      _^_




      АВТОР

      Закуривает. Морщится. Глядит.
      Во взгляде нет особенного смысла.
      А там, где сердце дёргалось в груди,
      особенное облачко повисло.

      И только дрожь банальная в руках
      и то, как рот улыбкою надколот,
      подсказывают - там, где облака,
      там - холод.

      _^_



© Владислав Пеньков, 2016-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2016-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность