ВСЁ, ЧТО ЛЮБОВЬ
Рекомендовано
Рифмой.ру |
ТРУБА
Ты смотришь сны? Я тоже вижу сны,
где мы с тобою не обречены
на квёлый дождик в Северо-Задонске,
трубу в окне на тыщу стекловат,
почивший в девяностых детский сад
и через лужу брошенные доски.
Со Школьной поворот напра-нале...
во, твой подъезд - волшебное шале:
пять этажей, петуньи, две скамейки.
Я вижу за полтыщи с гаком вёрст
тебя в окне - лохматым, сонным ёпрст,
гитару, макароны и сардельки.
Полтыщи - это, в общем, не беда,
но жизнь их растянула на года,
сплетая дни в сырую паутину.
И мы в сети. Здорово, как дела?..
Какая осень в Питере была!
Каналы, позолота да патина.
Такая туристическая блажь -
крути башкой, высматривай этаж,
где жили мертвецы и героини.
Всё дождь и хмарь, а тут как раз тепло,
и львы почти вставали на крыло,
когда мы проплывали между ними.
...Ты видишь остов тополя в окне,
халат на дяди-лёшиной жене,
трубу-бомжиху в клочьях стекловаты...
Мы смотрим сны. Потом они болят...
В моём окне такие ж тополя -
попилены, живучи, узловаты...
_^_
ОБУЗА
Выплываешь, как из обморока, -
не жил, не жил и воскрес:
над домом облако,
через дорогу - лес.
Встанешь промежду саженцев -
будто сам такой:
врастаешь, кажется,
в синь, в покой.
И я с тобой - в одуванчики
отмороженным мотыльком.
Ты куришь по целой пачке,
глядишь далеко.
Ворчит беспечальное,
смешное и пьяное дед.
Путается ворчание
в бороде.
Забудешь город-обузу,
прижмёшься щекой,
храпишь разнузданно,
как задуривший конь.
Дни, словно бусины, рассыплются,
потеряются в лопухах.
Наряжусь в цветные ситцы.
Ах!
Отпущу косу до пояса,
будут звёзды в косе...
Не остаться ли в этом космосе
насовсем?
_^_
ПАМЯТЬ
Я расскажу, а ты запоминай.
Когда ночами слышишь пёсий лай,
не думай, что собаке просто скучно.
Она сейчас по-своему поёт
о том, что жизнь похожа на полёт
небесной тучи.
Её края подсвечены бледно,
она всегда с ветрами заодно...
Вот ты глядишь и думаешь о бренном -
о том, что всё проходит навсегда,
о том, что с неба падает звезда,
и это знак конечности и тлена.
И тонкий серп стареющей луны
остроконечно вспарывает сны
и ловит на крючок тоски и страха,
липучего, как нити паутин, -
что в этом мире ты совсем один:
пришёл, ушёл, ни памяти, ни праха.
А у собаки кровь её племён
гудит про незапамятность времён,
про ночь в степи, где всхрапывают кони,
где каждый жив, пока он лютый зверь...
И ветер дует в дудочку потерь,
и эхо стонет.
Лиловая, как чашечки вьюнков,
в собачьей глотке зреет тьма веков,
она сладка, мучительна, зыбуча.
И в этой тьме серебряно летят,
как тыщу лет и тыщи лет назад,
всё те же тучи...
_^_
НАПЕЙСЯ ЗА МЕНЯ
Напейся за меня до умопомраченья,
до ужаса в ночи, до паники с утра...
Весна... Позавчера увидела грачей я,
поверивших дождю, ветрам и флюгерам.
А мне не то что пить, мне выпить - против шерсти.
Мой призрачный мирок примётан кое-как.
Он держится на снах - обрывках благовестий,
приметах, проводах, старинных маяках.
Но запахи весны и неба синька-линька
топырятся во мне до северных широт.
Мой мир трещит по швам и, выпростав начинку,
однажды пропадёт из атласа миров.
А в гранях твоего гранёного стакана
гуляет блудный дух вообще без поводка.
Уходит ночь-полночь, приходит утром рано,
настоянный на тьме, дыму и коньяках.
И мне бы тех же крыл такого же размаха,
и перья, как огонь, и крови чтобы жар.
Тогда могли бы мы такое забабахать! -
Нам Пушкин бы с тобой за водкой побежал...
_^_
ВЕРА. НАДЕЖДА. ЛЮБОВЬ
1.
Пока нам не роют окопов с траншеями,
Пока среди ночи не газует под окнами воронок,
Ты можешь спокойно бросаться на шею мне.
Всё ОК.
Пока я не кинусь назад в атаке
(Мы, новобранцы, такая шушера),
А ты не пристрелишь меня, как собаку,
Пойдём, в кафе покушаем.
И ты не парься, радуйся солнечным временам.
Пусть беды идут лесом, полем и лугом.
Пока не последнюю корку делим, а пиво напополам,
Не тревожь врага, пусть побудет другом.
2.
А у нас не падают самолёты.
Я живу в обычной, как все, глуши.
Я спешу по утрам на свою работу,
как у нас любой по утрам спешит.
А потом читаю, япона мама,
что погибла сотня живых людей:
самолёт взлетел и на взлёте прямо
превратился в сотню людских смертей.
И ни слова. Кроме /хрипато/: боже.
Потому что горе - немая тьма.
И я падаю, падаю, падаю тоже
и сто раз предсмертное слышу "ма..."
И вот так же я до конца, до края,
сколько выйдет финишной той прямой,
буду жить, беспомощно повторяя:
ерунда, с кем угодно, но не со мной...
3.
Ну не будь вообще, что тебе стоит, просто не будь вообще.
Для чего ты, зачем ты есть только наполовину?
Я же выживу, если ты понимаешь ужас таких вещей -
начиная с тяжёлой сумки из ближайшего магазина.
Начиная с тяжёлой сумки и завершая под Новый год
нарочитым весельем и глазами - такими сухими, что, кажется, треснут.
А тебя вот настолько кто-то где-то не ждёт?
Только честно.
А тебе вот настолько хочется - ночь, не ночь -
провалиться в сон и вынырнуть прошлым летом?
Чтобы лето было с прежнюю жизнь длиной...
Не об этом надо бы, господи, не об этом...
_^_
ИВАН-ДА-МАРЬЯ
Открой во мне страницу тишины -
тончайший лист бумаги папиросной.
Луга в тумане призрачно видны,
слезятся росно.
Закрой глаза и слушай кровоток -
пульсацию мелодии и цвета.
Так слушает проснувшийся цветок
изнанку света.
Босой ногой дотронься до стерни.
Свобода - боль на горькие две трети.
Цветную ленту с локонов сорви,
пусти на ветер.
На тростниковой дудочке река
сыграет нам зарю, вздыхая-маясь,
и солнца, запоздавшего слегка,
набухнет завязь.
И мы, когда умается костёр,
уйдя дымами к облачной отаре,
с другого края света прорастём
Иван-да-Марьей.
_^_
ПИСЬМЕНА
Нет, дневники не сохраняют -
они хоронят между строк
все пятьдесят оттенков мая.
Какой в них прок?
Вот письмена моей эпохи -
сырой растресканный асфальт...
Домишки в сумерках неплохи.
Скрипящей двери сочный альт
споёт и громко оборвётся
о покосившийся проём,
и вечер медленно, без лоций
вплывёт, сиреневый с краёв,
в усталый двор, корявый садик -
дичалых яблонь благодать...
Мне в календарном листопаде
и пары дней не удержать,
когда б не талый запах прели
от чёрных листьев по весне,
не эти ржавые качели
и свет в окне.
_^_
ОБРАТНАЯ СТОРОНА
Всё будет так, как виделось во сне:
поля, поля, грунтовая дорога,
сосна и позолота на сосне,
и всё - простор, покой, а не морока.
Всё - птичий крик да шёпоты реки,
и небо - высоченное, на вырост,
и леса голубые плавники,
скребущие по самой кромке мира.
А там земля, уйдя за горизонт,
становится немыслимой, покатой...
Колоколов баюкающий звон,
теплее и малиновей заката,
течёт к морям обратной стороны
и полнит парус старенькой фелюги,
и оттого, прозрачны и упруги,
приходят к рыбаку чужие сны.
Однажды он поведает жене
за кружечкой какого-нибудь грога,
что, мол, опять привиделось во сне:
покой, простор и пыльная дорога
за синий край неведомой земли...
А мне опять приснятся корабли.
_^_
ИСПОД
Нащупывая вечности итог,
иной идёт, как Бог, не чуя ног,
по зыбкой глади пасмурного года.
А я не так, я жалкий антипод
и обитаю в зазеркалье вод.
Я наблюдаю жизнь с её испода.
Я вижу днища солнечных пирог,
луну размером с яблочный пирог,
надкусанную парочкой влюблённых,
и камбалой, приплюснутой ко дну,
глотаю тишину и глубину,
приоткрывая жабры воспалённо.
Перелицуй меня ты так на так,
как старый замусоленный пиджак
(пять пуговиц, одна не из комплекта
висит на нитке, словно инвалид, -
вот так же и внутри меня болит
уже почти оторванное лето).
Перелицуй. Ещё остался цвет.
Да, крой не нов, но с истеченьем лет
винтажное обычно входит в моду.
Вот так и я - из плена амальгам
вернусь, и ты услышишь по шагам,
что я иду, как посуху, по водам.
_^_
ВСЁ, ЧТО ЛЮБОВЬ
Всё, что слова, можно и промолчать.
Простоволоса, боса, я смотрю в окно.
Слышу твоё дыхание у плеча.
Слышу, как время сыплет своё пшено.
Между рассветом и ночью темнеет сад.
Эхо во тьме пугливо, как птичий вскрик.
Всё, что прожито, - оранжевый листопад,
пух тополиный, серебряный лунный блик.
Память - смешная девочка-тишина:
только и помнит, как вишня весной цветёт...
Кожа твоя прохладна и солона.
Всё, что беспамятство, - сладкое забытьё.
Не говори. Мне хочется быть немой.
Стон набухает, словно бутон цветка.
Всё, что любовь... Между тобой и мной
только полоска света от ночника.
_^_
ГЕРБАРИЙ
Я стала забывать слова. Слова
нужны тому, кто чувствует иначе.
Я стала забывать - а это значит,
я прорастала, будто бы трава,
в тебя, твою вселенную, под кожу -
послушный вьюн-лиловые-цветы...
Качались ветви пиний. С высоты
тропа спускалась к морю осторожно
сквозь старый парк, дремучий дикий парк,
где лилии бесстыжи и наги,
и нежно-розоваты в сердцевине,
и грозди отцветающих глициний
сродни грудям стареющих богинь,
вода сочится в сонные пруды
и кедры гималайские седы.
Вот там, среди тенистого покоя
и варикозно вспученных корней,
мне чувствовалось ярче и больней
моё родство сиамское с тобою.
Среди цикад и шорохов слышна,
не маялась меж нами тишина -
она дышала лаврами и морем,
и жаром остывающих камней.
И жадные касанья гаусторий
царили в ней...
_^_
ИЗ ДЕТСТВА
Я мимоходом здесь - из детства в никуда.
Облизывает камушки вода.
А вдалеке туманно, инородно
горячий город в мареве густом
шагает в Волгу выгнутым мостом,
не зная броду.
Оттуда рано утречком, ворча,
привозит и ссыпает на причал
сомлевших пассажиров теплоходик.
И дачники идут тропою троп,
а вдоль тропы качается укроп
и пыльные жемчужины смородин.
Здесь всё, как прежде. Лодочки гудят,
да ивовые веточки внатяг
сшивают облака и мелководье.
От мяты на тенистом берегу
вечерний воздух сладок и тягуч...
Сижу, а время ждёт и не уходит.
А может, просто некуда идти -
оно ходить по водам не умеет.
И только цапля, тонко выгнув шею,
над островом летит...
_^_
|
