Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




КАМЕНЬ  ВЕРЫ


Конец августа, Крым. Дача, где я в одиночестве доживаю лето, еще издали белеет на высоком красноватом утесе у самого моря. Дача эта - довольно скромный двухэтажный домик с верандой, увитый диким виноградом, и с плоской татарской крышей, по которой можно ходить, как в комнате. Иногда я поднимаюсь туда от скуки по винтовой лестнице и, сидя в шезлонге, часами наблюдаю один и тот же скучноватый пейзаж: в беспорядке разбросанные по склонам неглубокого ущелья остроглавые кипарисы, старые, пожелтевшие от зноя туи на дачном дворике и узкую тропинку, ведущую от дома к морю. Вечером, когда восходит луна и кипарисы своими черными стрелами упираются в звездное небо, когда море внизу сияет, точно огромное золотое блюдо, - вечером, в эту священную для мусульманина пору, мой хозяин, Саид-ага, восседает в одиночестве на веранде и пьет душистый чай, любуясь вечной красотой мира.

Саид-ага, маленький, седенький безбородый узбек, приехал в Крым много лет назад лечиться от какой-то неведомой болезни, да так и остался здесь навсегда. Мы дружны с ним уже десять лет. Кроме меня, Саид-ага никому дачу на лето не сдает, я же приезжаю сюда каждый год и живу здесь до самой осени. Сосуществуем мы с ним тихо, мирно и однообразно, не докучая друг другу излишними разговорами. Для меня остается загадкой, о чем думает мой старый хозяин, сидя длинными, южными вечерами у себя на веранде или в полдень - под легким навесом своей мастерской, постукивая молоточком по тонкому листу обожженной меди. Работая, Саид-ага напевает длинную, раздражающе однообразную песню, унылую, как летний степной день.

По профессии Саид-ага мастер-чеканщик. Один раз в месяц, по воскресеньям, он вывозит на ослике в город для продажи маленькие, сияющие новенькой медью изящные кубки, тонкие узкогорлые кувшины и широкие плоские полоскательницы, украшенные замысловатой резьбой. А вечером, умывшись и надев чистый халат, он пьет на веранде зеленый чай и смотрит с высоты утеса на лунную дорожку внизу.

- О чем думаете, Саид-ага? - спрашиваю я, выходя в темноте на веранду поболтать с ним перед сном.

- Думает Аллах, а человек живет, - кратко отвечает он.- Ты вот все пишешь, пишешь. А почему пишешь, почему не живешь?

- Стараюсь не походить на ишака из сказки, - закуривая, улыбаюсь я. - "Жил на свете ишак, пил воду из арыка, ел траву и ничего хорошего за всю свою жизнь не сделал".

- Аллах любит справедливость, - возразил Саид-ага. - Днем человек работает как верблюд, а ночью спит в своем убежище, как птица или змея. Я не сплю, потому что я старый и мудрый. А ты молодой и должен спать... Почему, скажи, у тебя в комнате нет женщины? Мужчина должен спать с женщиной и рожать от нее детей. Это закон, а всякий человек должен соблюдать закон. Все на свете имеет свой закон.

Саид-ага наполнил пустую чашку, подул, медленно сделал первый глоток и продолжал:

- Женщины и мужчины, приходящие в Чинар-бобо покрытые пылью, молят Аллаха послать им детей. Но редко кому помогает Аллах, очень редко...

- Что это за место - Чинар-бобо? - с любопытством спрашиваю я.

- Святое место. Далеко... Надо идти пешком через Каракумы туда, где Амбар-она при жизни пророка доила в горах дикую козу. Молоко этой козы пил сам Мухаммед, - так рассказывали старики. В этих местах, в недоступном ущелье стоит мазар Султан-Азиза.

- Султан-Азиз - это ваш святой?

- Ты чужой, ты не можешь этого знать, - важно ответил Саид-ага. - Но ты мой гость, и я расскажу тебе про Султан-Азиза.

Саид-ага допил чай, взглянул своими узкими и хищными, как у дикого зверя, глазами на черно-золотое море внизу и стал неторопливо рассказывать.

- "Жил в Йемене молодой пастух по имени Азиз. Был он беден и не имел ни жены, ни детей. Днем Азиз пас овец, а ночью спал под луной, как подобает всякому хорошему человеку.

Однажды в селение, где жил Азиз, пришел сам пророк Мухаммед. Он стал рассказывать людям об Аллахе и ангеле Джебраиле, о загробной жизни и о том страшном, что ожидает каждого, если он не уверует сердцем в Аллаха. Так узнал Азиз Аллаха и учение пророка.

В скором времени Азиз навсегда оставил свое стадо и сделался дервишем. Покрывшись худым паласом, он обошел всю Аравию и Йемен, рассказывая встречным об Аллахе и наместнике его на земле по имени Мухаммед. Вера Азиза была столь же крепка, как его стершиеся пятки, отвердевшие от зноя и холода, от прикосновения камней и колючек. Когда пророк лишился в битве с неверными одного зуба, Азиз в порыве любви и отчаяния выбил камнем свои тридцать два. Слова веры, произнесенные Азизом, долетали до Медины, а каждый вздох благочестивого слышался в Мекке...

Однажды Аллах, да будет слава его вечной - воздев руки, вздохнул Саид-ага, - посетил землю и услышал, как люди хвалят Азиза, называя его камнем веры. Аллах в душе возрадовался и велел пророкам доставить к нему усердного дервиша. Абубекир, Осман и Али сели на своих скакунов и отправились на поиски Азиза. Пророки нашли его в безлюдной пустыне, одиноко обедающим горькими колючками, словно он был верблюд. "Азиз, - сказали ему пророки, - милостивый Аллах желает видеть тебя, чтобы убедиться в искренности твоей любви. Встань и иди с нами".

Абубекир накинул на Азиза теплую хырку, Осман надел на него войлочный кулях, Али посадил на своего коня, и они отправились в путь.

Когда бедный Азиз увидел перед собой Аллаха - закрыв глаза, покачал головой Саид-ага, - он упал на колени и залился слезами. "Почему ты плачешь, Азиз? - удивился Аллах". - "О, всемилостивейший, - отвечал ему дервиш, - я прошу у тебя души всех грешников, какие только есть на земле, чтобы наставить их на путь веры". - "Но я не могу отдать тебе моих грешников, - еще больше изумился Аллах, - потому что ты, Азиз, вовсе не Аллах и даже не пророк". - "Дай мне хотя бы половину, радость сердца моего, - взмолился Азиз, - и я сделаю их всех твоими подданными".

В подтверждение своего намерения Азиз схватил острый камень и стал бить им себя по голове. Но Аллах наотрез отказался выполнить просьбу Азиза. Упрямый дервиш заплакал от отчаяния и стал кататься по земле, как раненый шакал. Тогда Аллах рассердился и сказал: "Видишь, Азиз, твои слезы превратились в большую дарью, а твоя глупая голова - в сухой пень". Сказал, взмахнул рукой и превратил несчастного дервиша в уродливую чинару. Из-под чинары с тех пор течет большая мутная дарья, - это слезы, которые до сих пор проливает глупый Азиз... К чинаре стали приходить люди, чтобы Аллах послал им детей; но редко кому помогает Аллах, очень редко..."

Саид-ага замолчал, метнул на меня быстрый насмешливый взгляд и подлил в заварник свежего кипятку.

- Допивай свою чашку, гость, и я налью тебе еще, - сказал он, лукаво усмехаясь. - Чай вкусный, сказка мудрая, что еще нужно гостю в лунную ночь...



1996 г.




© Анатолий Николин, 1996-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность