"Как же вы там будете, говорят, они там чаю не пьют!?"
Моя бабушка - отъезжающим
Ты уедешь в свою страну, к мертвому морю.
Ну а я немедля умру, ясно - с горя.
Дружба, дружбой, дружу, дружить, а итог - потеря.
Ну и что? Ну и буду жить. Что до вас, евреев?
Звезды в небе - пяти-, шести- и семиконечны.
Может больше - не различить на Пути-то Млечном
Ведь не так, как тогда, сейчас - навестишь до лета.
Все равно - навсегда. Погас нам источник света.
Разошлись - каждый в Рай золотой по себе - на выбор.
Ты на юг, в иудейский зной, я - на Выборг,
Говорят, там невкусный чай. Тут - невкусный кофе.
А Луна везде по ночам - и уж ей-то - пофиг.
Белая пена вишен, гроза, озон.
Видится мне Овидий. Дерзай, Назон!
Наши стихи неловки и без души,
Ну же, еще элегию напиши!
Как топором рубил по зиме вино,
Как опускался в холод - на дно, на дно,
Ну, поделись душою, певец скорбей!
Может и станут строфы немного злей,
Может и мы споем, как свистит стрела,
Может возьмет тоска - как тебя взяла,
Что тут до края мира? рукой подать!
Мы доплывем, хоть нам не дано - летать.
Ну же, Овидий! Ты до конца времен
Плакать о Риме ветреном обречен.
Что нам до Рима? Хоть двадцать четвертый Рим,
Мы - корабли. По дороге мы все сгорим.
Мы под пылающим парусом вдаль уйдем,
Плачь же, Овидий! Изгнанникам нет наград.
Это весна, и вишни, и первый гром...
Это слова как искры летят в закат.
Кирпичные трубы заводов и красные крыши.
И до горизонта - осень.
Твой город у синего моря, на опушке глухой тайги,
В джунглях, среди лиан.
Не приехать.
Девятый этаж новостройки, вилла, вигвам, хрущеба.
Осень до горизонта, три магазина, палатка с пивом.
Солнечный берег - ракушки, галька белеет, ветер,
Чайки.
Легкая готика - башенки, кружево, мостики над рекою..
Это ода реке, у которой твой странный город.
У полноводной, широкой, но в пятнах мазута рыжих,
Ода реке, где полуслепые рыбы,
Ода реке, что тихо впадает в море.
Не разглядеть подробностей - что там дальше -
То ли леса глухие, а то ли степи,
то ли белеет в море далеком парус,
то ли ледник белеет, поет, сверкая.
Видно одно из окон твоих - заводы,
красные крыши, и осень -
до горизонта.
Это октябрь, видимо, уже горлом льется,
не выливается, много его, в ночь струится,
птица пищит и рифмуется, в клетке бьется,
что запланировано на вечер - опять больница,
это октябрь, не кончается, вьется, длится,
дни из дождей сплетаются: морось, ливень,
вон корпуса среди мороси, это она, больница,
и блестит боками, как стая огромных рыбин,
где им и плавать еще, чешуей сверкая,
в осени первобытной хвостами хлопать,
этот октябрь длится уже - веками,
ночью, в холодном парке, на дне потопа.
Придворная дама, помнящая десятки строк
Поэтических, знающая каллиграфию и основы стихосложенья
Сегодня больна, и трет набеленнной рукой висок,
Перебирает ткани, и погружается в размышления
О царедворце славном, который напрасно ждет,
Тоскливо следит, наверное, за цветком луны на зеленой тверди...
А царедворец тот спит, и видит во сне лишь лед,
И погружается в сонниками неописанное предчувствие скорой смерти.
И это предчувствие поднимается над столицей, как хор цикад,
Над девятью вратами и над сетью прямых проспектов,
А старый худрожник на шелковых ширмах рисует ад,
Алый, сверкающий и реалистичный - без сантиментов.
И все они пребывают в его золотом аду -
Подвластные туши и кисточке, покорные злому магу:
Лихой царедворец, скользящий всю ночь по голубому льду,
И дама его, всю ночь стихами марающая бумагу.
И только Госпожа Кошка, служащая при дворе
Лежащая на мягких подушках, украшенная цветами сливы
Не размышляет, в отличие от художника и придворных, о зле и добре,
А разве что о собаках, которые так невоспитанны и гневливы.
Я научу тебя долгие травы знать,
В поле былинка каждая мне знакома.
Я научу тебя просто и в меру лгать,
Облик менять и бродить по ночному дому.
Корни толочь и знать, от чего спасут.
Больше молчать и сдерживать злое слово.
Я научу тебя верить, что Страшный Суд
Будет не скоро, и будет добрей людского.
Приворожить, присушить, словно дважды два
Данные две души в данный срок - на годы.
Я научу, что любовь не всегда права,
И не священна, так себе - род погоды.
Я научу доить по ночам коров,
Гривы коней заплетать в золотые косы,
Знать наизусть повадки ужей и сов,
И по утрам собирать на опушках росы.
Я научу одиночеству в темноте.
Только смеяться, и не заходится в плаче.
Я объясню, что люди - всегда не те,
Чем представляются нам, а себе - тем паче.
Я научу умирать, передав свой дар.
Смерть хороша, но только вполне бездарна.
...Книгу раскрой, и хлебни из ковша отвар.
Будь за науку, юная, благодарна.
Наблюдать за приметами осени, по кварталам московским бродить,
Отчего нас согрели и бросили, отчего начал мир барахлить?
Отчего так неловко рифмуется? - риторически вязнет вопрос
В тайниках обесцвеченной улицы и в вечерних огнях папирос.
Осень плавит пейзажи загадочно и ломает структуру штриха.
Магазинно, торгово, прилавочно - но доводит судьбу до греха,
До ума, до упора, до святости, осыпает неслышной листвой,
И приводит к несумрачной радости, и уводит опять за толпой.
Листопады потоками нежности осыпают тропинки в саду,
Парк в глухой неизбежности снежности, лужи как в украшеньях - во льду.
Все наладится, все образуется, ляжет снег и весной уплывет.
Уползает осенняя улица прямо в сумрак - и за поворот..
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
