ЧЕРТОПОЛОХ
НАЛЕЙ МНЕ, АНГЕЛ, 200 ГРАММ ПЕЧАЛИ
Дожди и слякоть, люди, суета...
и ты, мой ангел, кроток и печален...
казалось, что прекрасная в начале
не станет пеплом дерзкая мечта.
Изыскана, красива и светла,
меня, как ветер, уносила в дали...
налей мне, ангел, 200 грамм печали
и расскажи, как там у вас дела.
_^_
СЕРДЦЕ КОЛОТИТСЯ...
сердце колотится... знаешь, а я уже
даже не помню, что там, на дворе...
окна светлы, и шумит обещающе
жизнь у пока неоткрытых дверей
где-то снаружи. откроем – наладится,
воздуха свежего – хоть отбавляй...
тонкое деревце, лёгкое платьице,
хрупкая нежность в конце февраля.
холодно, холодно, южная девица,
утро туманное – классика, бредь...
сердце колотится... что ж это деется,
можно ведь запросто и помереть.
выдержим? выдержим... нам ли, отчаянным,
это впервой – промерзать до корней?
кухня. плита с выкипающим чайником,
жизнь за окном... но не будем о ней.
_^_
ПРАЗДНИК
будем жить, надоедливый город впотьмах обходя
поперёк или вдоль, как пристало бывалым волчинам...
что с того, что устал, что с того, что в душе разгильдяй,
эта ночь отмечает любого рождественским чином.
вроде, ангельский, только земной. оттого и претит
возвращаться домой, где давно всё знакомо до рвоты...
лучше горькую пить в окружении кариатид,
не жалею, что мы не вписались в судьбы повороты.
ну, давай по прямой, до конечных трамваев любых,
до автобусных станций, пустующих долгие годы...
погляди, как маршрутки упрямо подставили лбы
под холодные губы Рождественской пьяной погоды.
ну, давай через город, мой ангел, хранитель и брат,
нам летать не по чину, да жизни досталось с лихвою.
а на площади ёлка... снежинки её серебрят
и на белую землю сбивают пахучую хвою...
_^_
ЧТО-ТО ЗДЕСЬ НАВСЕГДА ИЗМЕНИЛОСЬ
снились окна в крестах – не к добру,
предсказание скорых бомбёжек.
слов бы пару, да не подберу,
получается – Господи боже,
сохрани эти стёкла в домах,
чтоб не снились пустые глазницы...
чтоб в окне занавесочный взмах
был единственным, что мне приснится.
подоконники, вазы, цветы,
и в углах – муравьиные тропки...
утомлённые лица святых
улыбаются тихо и робко
из окладов... а люди пусты,
устроители жуткого быта.
не к добру, если снятся кресты,
хорошо, что окно не разбито,
целы стёкла, за каждым слышна
чья-то жизнь, будто Божия милость.
мне сегодня приснилась война...
***
что-то здесь
навсегда
изменилось.
_^_
МОЙ СТАРЫЙ ДРУГ...
Мой старый друг, испитый дочерна,
в прожилках синих, красных и лиловых,
считает, что душа обречена
из горла рвать прокуренное слово,
когда затяжка ставит на места
всё то, что часто кажется картинным –
покатость крыш, изогнутость моста,
пустой балкон, пропахший никотином,
где он дымил отравленным бычком
ещё вчера. Теперь сквозит оттуда,
и чья-то тень, скользящая бочком,
упорно сокращает амплитуду
сердечной мышцы. Если бы курил
пол-пачки в день, да пил бы чуть пореже,
то жил бы, словно ангел – легкокрыл,
храня в себе души зубовный скрежет.
_^_
ЭТА УЛИЦА
эта улица, глянь, завернула за угол,
затерялась за ним, оборвалась на нём...
поздний вечер, трамвайчики с мордами пугал
огибают квартал. вот и мы обогнём,
удаляясь. затем, исчезая из вида
в полутёмных проулках, дворах проходных,
улыбаемся – господи боже, не выдай,
мы совсем одиноки, молись же за ны,
огибая дома, омывая трамваи,
и деревья под осень раздев догола...
чтобы утром душа возвращалась живая,
незамеченной выскочив из-за угла.
_^_
ПУСТОЕ
Совсем по-трезвому, ей-ей,
я как стекло, прозрачней даже,
я ветра свежего свежей,
я медленней, чем темп адажио,
священнодействую, творю,
как дирижёр небесталанный,
строку – овечку на закланье,
ведя к тетради-алтарю.
И не спешу, покуда трезв,
пока не выпито ни грамма.
Мой стих ненужный, как надрез
на горле сына Авраамова,
звучит в полтона, не для всех,
и спорно, и неоспоримо...
– Напрасно жертвуешь, не примут, –
бормочет ангел в небесех.
_^_
ВЕТКА
тронешь веточку – надломилась, –
хрупкость нежную в лютый холод
принимаешь, как божью милость,
перемолот
не податливостью, а силой.
несгибаемая, как ярость,
ветка жалости не просила
и под старость,
обезлиственна в эту зиму,
от ствола отделиться рада...
если мёрзнуть невыносимо,
то награда –
обломиться...укорениться...
и, не думая об ущербе,
улетает с неё не птица –
птичий щебет...
_^_
ТОЛЬКО ДОЖДЬ ПОСТОИТ И УЙДЁТ
Деда старенький, белый овал,
фотография выцвела, деда.
И не верится, что воевал,
и беда – не беда, а победа.
Ни морщинки, а старый уже –
кожа, кости, пучок сухожилий.
Как там спится тебе в блиндаже,
где тебя и других положили
у деревни, в три дома всего?
Расскажи, почему ты не старый?
И куда после той штыковой
уносили тебя санитары?
Не молчи, расскажи, что почём?
В чёрной раме не прячься, а ну-ка,
кто сегодня стоит за плечом
твоего постаревшего внука...
Кто же там, навсегда молодой,
на овале из белой эмали?
Скоро всё зарастёт резедой,
сколько мы бы её ни ломали,
ты да я. В жизни много пустот,
даже память имеет изъяны.
Только дождь постоит и уйдёт
от могилы твоей безымянной.
_^_
ТЕРЯЮ...
В толпе людей теряю имя,
теряю зрение и слух,
рифмую лихо в стиле "крими"
слова со звуком оплеух,
стаканов звон, плевки и маты,
чужой своим и свой чужим,
харизматичный дон Румата,
беру слова мои в ножи,
беру стихи мои в железо
и пью со всеми наравне.
Я нем и глух, и я не лезу,
а лишь воздействую извне,
согласно правилам Стругацких.
И только так, а нет – так нет...
Иначе трудно не ругаться
на самой лучшей из планет.
_^_
ЖИЗНЬ ПРОСТА...
жизнь проста – накопил-потратил,
время смолол в порошок.
людям врал, доверял тетради,
знал, что нехорошо.
ну, а толку? ломать – не строить,
что написал, то сжёг.
и с небес обратились трое,
мол, за тобой должок.
так что, смертный, не надо писка,
заново, словно встарь,
выявит все грешки по списку
барышня-секретарь.
бледная, ходит легко ступая,
ищет хозяев и слуг.
ты не пугайся, она слепая...
саечка за испуг.
_^_
ПАССАЖИР
сойди на остановке в темноте
с последнего автобуса и тут же
пойми, что пассажиры это те,
кто нужен был, и те, кто не был нужен,
и ты, как одинокий пассажир,
в пальтишке неказистого фасона,
не скрылся, а всего лишь покружил,
измученный покачиваньем сонным.
ты сходишь здесь, где больше не слышны
напевы Бога, льющиеся в уши...
и падаешь в обьятья тишины,
и сам звучишь всё глуше...
глуше...
глуше...
_^_
КАК СТРАШНО...
Как страшно, Господи, заныть,
поддаться скуке и унынию.
И воду пить, и кушать сныть,
монашествовать в пору зимнюю
не по душе. Скулить – прими
перерождённое до снега
отчаяние за дверьми,
и альтер эго,
ещё кричащее впотьмах,
ещё не верящее в лучшее.
Младенческое от ума,
смеётся, голос божий слушая.
Как туго жизнью пеленал,
что к смерти рук Твоих взыскуем...
Так ясен, Господи, финал,
так предсказуем.
_^_
САМЫЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
так ли важно, что днём вчерашним
станет этот обычный день.
так ли страшно, что будет дальше.
дальше – вилами по воде.
вон, гляди, пробежала кошка.
ни к твоей, ни к моей беде.
день сегодня такой хороший.
впрочем, самый обычный день.
_^_
КОД БОГА
Прости меня...
***
Мне снились деньги
в странном варианте –
паук,
ползущий к небу
по стене.
Круги мне снились,
что придумал Данте,
и я по ним блуждаю в тишине.
В той тишине
ни звука,
ни ползвука
и стоны грешных
уху не слышны,
и мама мне протягивает руку,
пытаясь взять
мешок моей вины.
Она мне говорит:
"Сынок, я буду
с тобой всегда,
и здесь
и даже там."
А я, в себе
почувствовав Иуду,
ей глухо говорю:
"Не надо, мам.
Не надо, мама!
Больше, чем полвека
пытаешься меня боготворить,
а я едва
похож на человека,
вот разве, что
умею говорить,
молчать и помнить."
Память не отшибло.
Благодарю, Господь,
за то, что жив!
Уставшие от собственных ошибок,
стоим с тобой над пропастью во ржи...
_^_
НАПОЛОВИНУ
сколько жизни вмещает один стакан...
можно залпом, а можно и по глоточку
выпить... за исключением пустяка –
залпом – ягодки, а по глотку – цветочки.
тянешь, тянешь – никак не понять букет,
если разом проглотишь, то насмерть вставит...
жизнь зажата в божием кулаке –
сотка – выжил, а сотка – подох в канаве.
не заметил – и наполовину пуст,
и ругаешься с богом, несёшь крамолу.
а откуда-то сверху слетает – пусть,
ты пока ещё наполовину полон...
_^_
ПОЗЖЕ...
было много ложных богородиц,
множество портретов не святых.
лжелюбовь пророчил сын-уродец –
чувство преходящей суеты
где-то в подреберье мыслью колкой –
сколько лжепророков развелось...
но впивалась медленной иголкой
прямо в сердце прядь её волос
той любовью, истинной и божьей,
что необъяснима и проста...
что понять возможно только позже –
сразу после снятия с креста.
_^_
МИЗАНТРОПИЯ
мы оба гвозди, вбитые по шляпки
в неструганные доски бытовух.
и этот лозунг, мамкин или папкин,
почти что выбор верного из двух
путей в Эдем...нехоженные тропы
проложены сквозь этот вязкий быт.
мы два закоренелых мизантропа...
забит, ещё не значит – позабыт.
какой ни есть, затупленный и ржавый,
любой из нас гордится остриём.
забитый в тело умершей державы,
и ждущий возрождения её.
_^_
ИСХОД
не сохраняет душу нафталин,
как не пересыпай, а что-то гложет.
берёг её, другие берегли...
да только не уберегли, похоже.
но это проясняется потом,
когда уже ни боли и ни воли.
и тело надеваешь, как пальто,
нa эту душу, траченную молью...
_^_
ПОПУТЧИК
Он стоял на обочине,
с рукою наперевес.
"Да кому он нужен
небритый, лохматый попутчик", –
хрипел за его спиною
замшелый, дремучий лес
ветром седому небу,
рожавшему ночь и тучи.
Он смотрел на небо,
улыбался и вспоминал:
Египет,
Звезда Вифлеема,
младенец в сарае...
...внезапно остановился какой-то старый "Урал":
"Быстрей залезай, браток, спешу – коза помирает".
_^_
ПЕПЕЛ
мне отчего-то стало грустно.
в туманной мгле осенний лес.
и у реки засохло русло,
и звёзды падают с небес,
и догорают незаметно,
тускнеют, свой теряя свет.
от звёзд лишь пепел сигаретный,
остывший в пепельнице лет.
мне отчего-то стало грустно...
_^_
УХОДИШЬ ПОДЛОДКОЙ В ЗАПОЙ...
Уходишь подлодкой в запой,
на дне отоспаться.
Раздавленный, полуслепой,
царапаешь пальцем
на стенке отсека – спаси,
стучишь в переборки.
Эй, кто-нибудь на небеси,
есть мальчик для порки,
способный отстукивать SOS
гранёным стаканом...
И что-то сегодня срослось
на дне окаянном –
он жив, не сдаётся пока,
такая падлюка,
и нет для него тупика,
закрытого люка.
Такие в побоях тверды –
пройдут по бутылкам
и выйдут,
поверхность воды
ломая затылком.
_^_
ЛАМПОЧКА
А страсти сегодня по ком?
Откуда я знаю...
Вот лампочка под потолком,
как невыездная
душа, напоследок мигнёт
и тихо погаcнет.
А что же там после неё?
И есть ли? Неясно.
Ушла вереница страстей
по нити вольфрама.
И так тяжело в темноте
домашнего храма.
_^_
НЕЗАМЕТНЫЙ
Уходя от вокзала впотьмах
со своим небольшим чемоданом,
не ищи ни улыбку, ни взмах –
не предписаны в случае данном.
Ты же прибыл инкогнито, ты
незаметный и не голосистый,
просто падай в провал пустоты,
просто знай, что разденут таксисты.
Что завидя кепчонку и плащ,
сунет бабка букетик сирени,
и что лаем дворняга зашлась,
одурев от твоих озарений.
Что прохожая стала бледней,
но ни слова тебе не сказала...
просто ты не запомнился ей,
уходящий впотьмах от вокзала.
_^_
ИСЧЕЗАТЬ...
исчезать потихоньку, помалу,
избегая земного пути.
а небесная стража поймала
и велит – за грехи заплати.
ты же был человеком посадским.
потому – невеликая честь,
не исчезнуть, а только казаться,
и других убеждать, что исчез.
_^_
|
