Сборище друзей, оставленных судьбою - чинари в текстах, документах и исследованиях. Сборник.
Убийца в белом халате
Владимир Сорокин. Собрание сочинений.
Убийца в белом халате
Владимир Сорокин. Собрание сочинений
Ad Marginem, 1998
Среди религиозных практик дзэн-буддизма посторонний взгляд сразу выделяет наиболее экстремальные - молитвы по пояс в нечистотах, палочные экзекуции, медитации на разлагающихся трупах. Сорокин медитирует на разлагающейся русской литературе. Его неторопливые тексты далеки от социальной ангажированности авангарда. По мнению автора, это вообще не литература, а отчаянная борьба с собственной психикой, так что обвинения в новаторстве и эпатаже не по адресу. Подобная жанровая установка, помимо очевидных преимуществ, таит в себе и незаметную опасность. Литераторы этого круга, условно именуемого концептуалистским - лично Владимир Георгиевич, Дмитрий Александрович Пригов, Лев Семенович Рубинштейн много времени потратили на создание авторских законов письма, тех самых, по которым один Александр Сергеевич предлагал судить другого Александра Сергеевича. Но отчужденность этих канонов такова, что, если литература не умрет, тексты Сорокина и его друзей будут восприниматься в традиционно-литературоведческом ключе. Жонглирование языковыми имиджами у Пригова и Рубинштейна, медлительное, нежное, гестаповское письмо Сорокина станут такими же качественными обьектами для рассмотрения, как оды Тредиаковского и психозы Ивана Игнатьева. Тексты Пригова уже сейчас несознательные филологи делят на "хорошие" и "плохие". Ситуация, обратная евангельской. Если бы Лазарь не воскрес и последовавшие за этим события не произошли, книжников и фарисеев никто бы не осудил - мир продолжал бы жить в соответствии с дохристианской системой ценностей. Если литература не умрет, через сто лет мы (то есть уже не мы) рискуем прочитать о том, что Сорокин Владимир Георгиевич - автор экспериментальной прозы, предназначенной шокировать современную ей литературную и социальную среду (четверг). Ну а если все будет иначе и потомки забудут, что такое Лев Толстой, метод Сорокина будет восприниматься как идеальный пример общения языка с самим собой и наиболее аднкватный способ лечения тяжелых психических расстройств. Тем более что, с точки зрения Сорокина, здоровому искреннему человеку писать не о чем и незачем. То ли дело конвульсивное позирование шизофреника.
Сорокин - доктор души, измученной литературой в целом и Мамлеевым в частности. Увидел человек мышку и немедленно сошел с ума, цитирует Сорокин последнего. Зачем после этого убивать зловещих мышей, не лучше о них написать? Психотерапевтичекое творчество исключает душевные излияния а ля Есенин-Лотреамон - они для тех, кто по ту сторону стола главврача. Сорокин не может жить на Западе - скучно, как лишенному хорошей практики медику. Правда, мужество иногда покидает не только вечных Горбунова с Горчаковым, но и их обряженного в белый халат гуру. "Для меня текст и процесс писания - это транквилизатор, который многое глушит и позволяет забывать об ужасе этого мира, в котором мы оказались". Истинно буддийский взгляд на нашу грешную жизнь. Не случайно и текст для автора - набор типографских значков на бумаге, а отнюдь не сакральный этический образец."То самое Слово, что было у Бога, было вовсе не на бумаге" - говорит он. Вот последовательный дзэн. Сжечь двухтомник Сорокина, поставить ботинок на голову и выйти вон.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
