Мы просто пересказываем сны -
Волшебные, зловещие, пустые, -
Пока еще постели не остыли,
Дворцы песками не занесены,
Дневных забот центурии, тесны,
Герилью грёз не захватили в клещи,
И бабочка в сети еще трепещет -
Мы просто пересказываем сны.
В созвучиях, цветах или словах,
Рядах картинок, камне неподвижном, -
Мы просто жаждем поделиться с ближним
Произошедшим в наших головах.
Но краски тусклы, языки бедны,
Нам не хватает нот, умений, жизней,
И с каждым годом критики капризней -
А мы лишь пересказываем сны.
Вы требуете смыслов и бабла,
Вы ждёте новизны - и вечных истин,
Чтоб ветхих книг желтеющие листья
Учили отличать добро от зла;
Картинкой, как блесной, привлечены,
Вините нас в крушении иллюзий.
А мы не лучше, мы ведь тоже - люди.
Мы только пересказываем сны...
Розы, герберы, гвоздики,
Запах сквозь насморк слабый.
С глазами, спросонья дикими,
К торговле готовятся бабы.
Чтобы прочистить горло
Поругиваются легонько, без мата.
Лишь порой взлетит чей-то голос
Стремительным домкратом...
Женщина расставляет цветы,
Рвёт лепестки, как так и надо.
Её отношения с букетами просты,
С профессиональным, оценивающим взглядом,
Она такая же, как и каждая здесь,
Торговка с рынка, базарная баба,
Ей главное - в дом принести поесть,
А еще на лето одеться надо бы.
А вчера покупатель хамил. Плевать!
И ещё недостача - но, вроде, немного.
Кто сказал: "Проститутка"? Сама ты блядь!
Распродать бы всё к чёрту - и слава Богу!
А когда-то ей, как сегодня мне,
Важно было в жизни найти призвание...
Очень ей пригодились в родной стране
Два её высших образования.
На девять замков закрывается дверь,
За ней надрывается сумрачный зверь.
Он воет, морёный царапая дуб,
Он пробует петли на коготь и зуб.
Нет в комнату окон, лишь пара щелей,
Но в них не заглядывай - будешь целей!
Хотя этот зверь и записан, как твой,
До ужаса страшен чудовищный вой...
Прохожий потрогает шляпки гвоздей
И скажет: "Держи-ка ты зверя в узде!"
"Слыхал? Бережёного Бог бережёт!
Убей эту тварь!" - нервно бросит чужой.
Друзья, покосясь, обойдут за сажень,
Скрывая на лицах сомнения тень,
И все, ради блага, поверь, твоего,
С намёком шепнут: "Не кормил бы его!"
...Но в день, когда вдруг надломилась судьба,
Когда захлебнулась победы труба,
Остались лишь зрители плотной стеной,
Противник - и ты, к этой двери спиной.
И щёлкнул замок.
И косяк заскрипел.
И паникой круг любопытных вскипел.
И в свет из распахнутой настежь двери
Выходит...выходит...Выходит! Смотри!!!
Он вышел, лениво хвостом поводя,
На зрителей фыркнул: глядят? Пусть глядят.
К врагу подобрался. Зевнул от души.
И брюхо подставил: ну что ж ты, чеши!..
- Ой, котик! - девчонки рванули вперёд,
Минута - и рядом толпится народ;
Враг в недоумении, будто рыбак,
Поймавший русалку: и рад бы, но как?
Уверенно взглядом мазнув по толпе -
Увидели? Гладили? Кто не успел? -
Он твёрже, чем к трону иные цари,
Пошёл - и растаял в проёме двери.
На девять замков запирается дверь.
За ней укрывается сумрачный зверь.
И ты не пускаешь к нему никого,
Иначе затискают насмерть его!
Новое время - но прежние рубежи:
Хляби родимые губят любое дело;
Было бы здорово, кабы не злой режим;
Ради идеи горбатиться надоело!
Там - всё иначе, там чисто и хорошо,
Брось эту рухлядь и I will be glade to see you!
Рад бы, ей-Богу, но я задержусь ещё.
Вы ведь уехали. Мне поднимать Россию.
Мир дураков и тотально плохих дорог
Втиснут медведями в их заповедный угол.
При демократии ты бы творил, как бог!
Здесь вытворяется тлен и тупая ругань.
Что ты там делаешь в вашей сплошной грязи?
Властным безумием втопчут - и кто заметит?
Умные люди уходят из-под грозы,
Я поднимаю Россию, и мне не светит.
Рашка, совок и агрессоры - это мы.
Скоро - ГУЛаг, воронки и расстрел в подвале.
Скифы откинулись, есть только тьмы и тьмы,
Думаешь, искру твою различат? Едва ли...
Шторм надвигается, время искать приют.
Валим на Запад, ведь там по прогнозу - клёво,
Вас продадут, искалечат или убьют
Здесь, где не любят Закон и не верят в Слово!
Братцы, я верую! Весь с потрохами ваш!
Я прилечу к вам, измученный и бессильный,
Буду беситься, входя поминутно в раж,
Брызгать слюной, - но сперва подниму Россию.
Анна, и Лев, и отец его Николай,
С фланга - Марина, озябшие пальцы грея;
Жидкою цепью встаём под собачий лай,
Знамя с распятым евреем над нами реет.
Рвём в небеса хвосты своих париков,
Крепко ногами держась за могилы предков -
Мы поднимаем Россию из тьмы веков,
В яркий фонарь обращая грудную клетку.
Ты ж не магнат, не политик, не президент,
Что ты там сможешь, один? - Ну, не надо, право...
Первого утром я вновь хорошо одет.
Жаркий сентябрь. Под ногами сухие травы.
Дверь кабинета откроется со щелчком
В бездну голодных, наивных, юных, красивых...
Здравствуйте, я ваш историк. Включаю комп.
Тема занятия - "Вам поднимать Россию".
Сыграем в "скрэббл".
Первым я сделаю "небо".
На этом небе ты сотворишь "денеб".
Всего одну букву мне б,
И рядом с Денебом был бы на небе Бог.
Но раз уж не смог,
В отсутствие этой дурацкой "г",
На пересечении с небосводом
Я выделяю земные воды -
Делаю море.
В плоской вселенной вскоре
Тесно от слов.
Добро побеждает зло,
Щи больше, чем суп, а деньги улучшат день.
Наши руки везде.
Но вот и близка траге...
Э, Ъ, Г...
Нам не хватает бук...
Молчание, сердца стук.
Заканчивается гра.
Пора...
Буквальный армагеддон, считаем. Чьи?
Мои.
Мой ангел, я победил.
Начнём по новой? Ходи.
А как ты на счёт того, чтоб начать с людей?
Однажды, где-то в нигде,
Играем в Скрэббл.
Чай опять остыл, и темы пошли по кругу.
Подсыхают кусочки кекса на болом блюде.
Мы находим покуда повод не дать друг другу
Вспомнить планы, сказать: "Пора!" - и вернуться в люди.
О погоде губы - глаза о танго и ливне,
Я тебя не касаюсь - боюсь до кости ожечься.
Вулканической лавой текут под одеждой линии
Отливая на коже плеча золочёной жестью.
Чашки вновь холодны, есть повод поставить чайник.
Но о личном - табу. О политике или фильмах.
Тень улыбки натянутой тает в очах печальных
С молчаливой мольбой: "Удержись! Оставайся сильным!"
Мы до боли родные чужие друг другу люди,
Мы - мечты позабытые, умершие надежды,
Между мной и тобой никогда ничего не будет,
Кроме чая, беседы, отчаянья и одежды.
Чай холодный слит. На столе остывает кофе.
Стены скованы с окнами солнечными цепями.
Я хотел бы рассыпаться сотней размытых копий,
Чтоб хотя бы одна осталась тебе на память.
Я направлюсь домой, куплю по дороге "Сникерс",
Переполнен в край выплёскивающимся светом.
Ты уедешь на сессию в Белгород или Липецк,
Или, может, в Воронеж, обратно к мужу и детям.
Новых встреч, звонков, СМС-ок не будет даже.
Не начнётся комедии, триллера или мыла.
И ещё. Никогда, никому, ничего не скажем.
Всё равно не поверят. Подумают, будто - было.
Вы резали глотки во имя духов,
Вы клали жертвы на алтари,
Но небо опять оставалось глухо,
Лишь капала кровь зари.
Вы звонами бубнов будили звёзды,
Плотью кормили свои поля,
И тщетно молитвы бросали в воздух,
Огнём чужаков паля.
И я стал пророком.
Вы страстно внимали любому слову,
Каялись, грех и порок кляня,
Молились, - и резали глотки снова,
Теперь - во имя меня.
Вы из милосердия добивали,
Жалея - лгали, спасая - жгли,
Но в книгах священных моих едва ли
Два слова понять могли.
И я стал поэтом.
Вы пели поэмы мои, как гимны,
Даря любовницам, как цветы;
Вы бегали пьяными и нагими,
Плевали в лики святых.
Вы волю, как знамя, вздымали выше
Ваших голов и храмовых глав
И резали тех, кто во всеуслышанье
Скажет, что я не прав.
И я стал учёным.
Вы сделали знание новым богом,
Верили только своим глазам,
Исчислили, что хорошо, что плохо,
Что можно, а что нельзя.
Вы стали начитаны и практичны,
Варварство - прожитая глава!
И резали глотки - но лишь тактично,
Научно обосновав.
И я стал тенью...
В загон мегаполиса сбившись тесно,
Что-то пытаясь в жизни менять,
Теперь вы хотя бы живёте, честно
Отбрасывая меня.
Вы пили, вы били, вы снова звали,
Чтоб не оставил я вас одних.
Но даже в ночной темноте я с вами,
Укрытый в земной тени.
Распотроша сознание до подкорки,
Откройте истину: отбросив роли,
В основе всех личностей - просто орки,
За исключением тупо троллей.
Урвать кусок пожирнее, притиснуть бабу
Да башку раскроить сопернику в бою,
А всё прочее было бы побоку, кабы
Не выведенное выше извилинами: "Боюсь"!
Боюсь быть собой, боюсь не стать кем-то,
Боюсь не быть, боюсь быть, как все,
На премьеру прийти в растоптанных кедах,
Вымочить щиколотки в росе.
Но под накипью истеричного страха,
Где попало рогат и чертовски зол,
Не белопёрая человекоптаха,
А гоблин, врага сворачивающий в бензол.
Обожает острые сталь и перец,
Между волком и псом выбирает оленя,
И никогда ни за что не устанет он верить,
Что лучше сдохнуть свободным, чем жить на коленях!
Не боясь быть свободным, не боясь не стать кем-то,
Не боясь не быть, не боясь быть как все,
Вплести в немытые космы цветные ленты
И разрывать условностей сеть!
Опять поверхностный эльф с глубинным орком
В извечное вступает сражение;
Бесприютной тенью бродя где-то около,
Кто побеждает - не понимаю уже я.
Но сияет надпись буквами крупными,
Из себя выходящий - читай, вот она:
Телами ушастых и зелёными трупами
Дорога вымощена одна.
Не принимая ничьей стороны́
И вечно врачуя обе сто́роны,
На полях гражданской эговойны
Воздаю я почести поровну.
И кто плюёт на страх, но не боится бояться,
Не подчиняет жизнь единой системе,
С чьей интуицией дружит рацио -
Я рад, что вы тоже в теме.
Это будет самая скучная жизнь на свете:
Никаких приключений, и спать - в двадцать два ноль восемь.
Если дети - наиобычнейшие в мире дети.
Если лето и осень - то просто лето и осень.
Псы - дурные, поскольку хозяева бестолковы,
Дача - в сорных травах, любовно взращённых в пояс.
Горы грязной посуды утром - а что такого?
Раз в два года в отпуск опаздываем на поезд.
Это будет скука смертная - обещаю!
Мы развесим полки, расставим шкафы по стенам,
Все шкафы заполним неношеными вещами,
Весь досуг посвятим абсолютно банальным темам.
Я спою тебе песни, дурацкие, как два тапка,
Ты опять приготовишь - забыл - что-то там - на ужин.
Мы на улицу выйдем, одевшись в броню, как танки,
Но носами зашмыгаем, только завидев лужи.
Это будет скучнее скучнейшей из мыльных опер.
Будут день ото дня всё те же у нас заботы.
Раздадим, кому по печеньке, кому - по попе,
И на восемь часов убежим на свои работы.
Мы, конечно же, будем слегка завидовать прочим,
У кого походы, пейнтбол и горные лыжи.
А у нас всего лишь дни и всего лишь ночи
Соберутся в годы, которых не будет проще,
За которые просто станем немного ближе
Мне пятнадцать. Я оброс измятой кожей,
Растерял вихры - зато прибавил пуза.
Мне пятнадцать, хоть по виду не похоже -
Четверть века придавили лишним грузом.
Я уверенно, ответственно и взросло
Выходя из дома выгляжу снаружи,
Но уже к обеду зрелости торосы
Дух ребячества привычно шилом рушит.
Мне пятнадцать. Просто печень и простата
Расшалились так, как будто им по по́лста,
Но в остатке - жизнь всё так же чудесата,
Рукокрыла, неспроста и трубохвоста!
Лучший врач, что всех хронически калечит,
Мной пытается заняться - но напрасно:
Я по-прежнему несовершенновечен,
И грядущее по-прежнему прекрасно.
Слух о зрелости моей - пустая сплетня!
Как подросток, наслаждаюсь жизнью досыта,
Чтобы шестикратно пятнадцатилетним
Отложить коньки на полку в девяносто.
Бывалый троллейбус - два копья из спины и на лбу клеймо -
Устало ползёт домой,
К закату подвозит тьму.
Как другу ему
Машу с обочины.
Дела? Не то, чтобы очень...
Давай отсрочим
Финал хорошего дня!
В одиннадцать, у меня.
Уже пришли тополя,
Стоят у двери
Ветвями о жесть звеня,
Их - двое, берёзы - три,
Закат притащит кальян,
А тьма - уже здесь, с тобой.
Песни пой,
Текст - любой,
Всё, что нужно - любовь!..
Ветер запел, задул в труб городских свирель,
Акрил размыл в акварель.
Под трель
Соловья шепчет рассвет: "Ты пьян".
Шалфей и тимьян,
Горячий чай
Тьма уходя навела -
Простой рецепт с похмела.
Ложечкой не стуча
В нём растворю печаль
С кубиком рафинада.
Много ли ещё надо,
Чтоб день хороший начать?
Надо бы что-то о пенсиях и о Путине,
О том, что завтра с Россией будет,
О санкциях слегонца...
Мой сын кричит.
Осторожничают врачи.
На завтра - первое, время чужих учить.
Мой сын кричит.
Я превращаюсь в отца.
Надо бы что-то про Родину и народ.
Педагог = патриот.
Мой сын орёт.
Мрачным провалом рот
На багреце лица.
Бросает в пот,
Мысли бьются об пол:
Планы, часы и "Бессмертный полк",
Переяславль, Куликово поле, -
Время, вперёд!
Мой сын орёт.
Я превращаюсь в отца.
Муза, бесстыжая бестия, выдави из меня
Срочно хоть что-то на злобу дня,
Или о вечном! Ну же, огня!
Мой сын вопит.
Пол-этажа не спит.
Виден один Мицар.
В раковину актуальность сли́та,
Вечность - в ведро летит.
Я на Млечном пути.
Мой сын вопит.
Я превращаюсь. Сам.
Елена Адинцова: и Виктория Семибратская. Ангел Милосердия[Среди монотонности войны проблеск созидательной мысли подобен пробивающейся в песках пустыни зелёной травинке. Чудо творения заслуживает самого бережного...]Владимир Алейников. Эрнст[Воспоминания об Эрнсте Неизвестном.]Максим Жуков. Живые и мёртвые[Она сказала: "Да пошёл ты!" / И я заметил – там, где храм – / В соседнем доме окна жолты, / По вечерам – по вечерам...]Ольга Домрачева. Межсезонье[не сон не явь но вешняя вода / течёт сквозь тьму неведомо куда / в висок стучит бес сна весна блесна / мигнёт секунда снова тишина...]Алексей Смирнов. Три рассказа.[Дело плохо, – выдавил Папуля. – Сказал на работе не то. Не совсем не то, но не совсем то. Теперь к нам придет Комиссия проверить Сынулю...]Стихи вне конкретного времени (О книге Елены Севрюгиной "Раздетый свет")[Скажу сразу – от книги Елены Севрюгиной "Раздетый свет" я получил самое настоящее наслаждение. То самое, эстетическое. Не скрою – открывал книгу, не думая...]Аркадий Гонтовский. В мелодиях земного[Луч вспорхнул, ведь с каждым надо / Поделиться добрым светом. / А она присела рядом, / Женщина с улыбкой лета...]Дмитрий Ревский. Последствия причин[Понимания хочется общего, / но придёшь поддержать разговор – / удирают в ближайшую рощу и / там, трясясь, лишь тягают затвор...]