Не обратится вода в вино, а солнце в темень.
След поцелуя отцвел давно - замерло время.
На бархатистых ресницах звезд тают столетья
И упрощают любой вопрос до междометья...
В глянцевых снах неземных пространств мягкие тени
Судеб ложатся тоской на страх - так на колени,
Тихо мурлыча, покой храня, кошка ложится.
Жизнь, это можно понять-принять, вовсе не птица...
Стынет небесных загадок ртуть между созвездий,
Бабочкой летней стремясь прильнуть к миру соцветий.
Полнится тайной, едва дыша, звездная млечность.
И - ни забыться, ни сделать шаг и ни отвлечься -
В дольних пределах не можем мы, волей рассудка
Втиснуты в стены вербальной тьмы, горестно-жуткой.
Тихой толпою немых теней - прошлого знаки
Явью забытых осколков дней бродят во мраке,
Где почему-то со всех сторон - тусклая память -
Не забирает их в свой полон, но и оставить
В тесных покоях земного сна - тоже боится.
Жизнь (нелегко так порой познать) вовсе не птица.
Мало пустот в бытии земном. Не развернуться.
Что - пять стагнаций - мне все равно! - что революций...
Кроме прохладной струи времен - нечем напиться
Духу, принявшему явь за сон. Стерты границы
Между мирами, где я и ты - вечный двойник мой,
Где перспективы судеб пусты, некою сигмой
Обозначается то, чего слухом и зреньем
Нам не постигнуть, и нет его - нет озаренья!
Там, далеко, где не быть - нельзя, прошлое наше,
Памяти скользкой тропой скользя, - сколько я нажил
И потерял - мне покажет, но... после подсчета
Ясно, что плохо: не всем дано - по звездочету!
День лениво доедал ягоды заката -
Медвежонком по сосне на небо залез.
Звездным платьем шелестя, ночь брела куда-то
И платок лиловой тьмы бросила на лес.
В белом рубище туман шастал по низинам,
Бородатый и седой, - прошлый день искал.
Космы длинные его путались в осинах
И клубились над водой, будто облака.
Замолчало все вокруг, словно ожидая,
Что появится вот-вот из иных миров
Что-то важное для всех: искра золотая?
И сорвется с бытия таинства покров.
Колдовская тишина взорвала пространство.
И оттуда полетел темных истин рой...
Но в лучах зари он стал быстро растворяться,
А потом совсем исчез в небе над горой.
Поглотил его рассвет, крылья расправляя
Над туманом, над рекой, над ночною мглой...
И падучая звезда - точка голубая -
Вмиг зашила небеса тонкою иглой!
В глаза уставшей осени смотрю,
В тревожные дымящие сосуды,
В которых смерть вскипает на ветру
И плавают последние минуты
Отчаянного смеха летних дней,
Где мир казался легче и добрей.
Окно. Звезда. И больше ничего!
Лишь пятна - пятаки воспоминаний
На полотне пространства моего
Краснеют, обращаясь именами
Всех тех, кого я помнить не хочу.
И я тушу забытую свечу.
Едет колесо небес по дороге звёздной.
И визжит на виражах тормозом луны.
Озирается в ночи шаркающий воздух.
Просыпаются в лесу страха валуны.
Ускоряясь, колесо тучами дымится.
Пар исходит от него смехом снов лесных.
Ускоренье колеса тонкое, как спица,
Как игольчатая злость северной весны.
Вдоль дороги города дремлющих галактик.
А под нею густота суетной Земли,
Где бликует добротой детства липкий фантик,
Где бумажные плывут в лужах корабли...
По асфальту звёздных трасс, гравию квазаров
Мчится, мчится колесо, набирая темп...
Обрываются в лесах струны на гитарах.
Обращаются леса флейтами затем.
Гирлянды ледяных шаров
Звенят твоим морозным смехом.
И леденится день, багров,
И пузырится пенным эхом
Заснеженная пустота
В тени лилового куста.
Во снегом вспененной глуши
Купаются, плывут берёзы
На острова твоей души,
Где всё ещё бушуют грозы,
Где жизни вязкая слюда
Течёт в прошедшие года,
В которых кружев белизны
Январской много больше было,
Цвели рябиновые сны
Румянцем щёк твоих так мило,
Что нетерпения хрусталь
Разбить обоим было жаль!
И в те года вплетала ты
И спящих рощ немую чуткость,
И смеха синие цветы,
И скорого прощанья чувство.
Но жизнь алела и текла
В узорах льдистого стекла!
Теперь твой смех, как свет, стоит,
В еловой темени сверкая,
Слоится, множится, звенит,
Как непонятность колдовская.
Но жизни алая слюда,
Увы, застыла навсегда!
Весы лесов. А на весах, как тень и свет, тоска в слезах.
Стоит в березовой волне, как звук отчаянья в струне.
И вес тоски лесной моей сгибает руки властных дней,
Что тихо в том лесу бредут... И там и тут, и там и тут
Перекликаются они, мои берёзовые дни,
Смыкая кольца пустоты, немногословны и просты.
Какая тягость в голосах! Какая тяжесть на весах!
И прогибаются весы, и ускоряются часы,
Бегут вприпрыжку времена - туда, где темь и тишина,
Где не сойти тоске лесов с лесами созданных весов,
Где петли темени везде натянуты в ночи, и где
На мрака шёлковую тень подвешен будет каждый день.
Переливаясь тусклой ртутью,
Тоска лесная зажигает
В осинах синие огни,
Отдав кромешному безлюдью
Времён серебряные гаммы,
Просторов чувственный гранит.
Во снах лесов легко и чисто.
Берёзным блеском в синем дыме
Горит полдневная свеча.
И тихо, трепетно, лучисто
О той, чьё позабыто имя,
Стекает зябкая печаль
На камни памяти, на белый
Песок бессмертия, струится
По руслам осени, туда,
Где так безвыходно, несмело
Поют хорал прощальный птицы -
Мои свирельные года.
Семён Каминский: Урюк[- Он живой, - как-то очень чётко проговорила она, не обращая внимания ни на Гришку, ни на тарелки, ни на урюк, и показала зажатую в руке бумажку, - видите...]Ирина Фещенко-Скворцова: Музы Рикарду Рейша - самого таинственного гетеронима Фернандо Пессоа[Рикарду Рейш - гетероним или "маска" Фернандо Пессоа (1888-1935) - португальского писателя с глубочайшим философским мышлением, тонкого лирика...]Татьяна Парсанова: На черно-сером бархате небес[Опять от доводов рассудка / Сбегает легконогий сон. / Но... Сердце, обнаженно-чутко, / Пьёт соловьиный перезвон...]Светлана Чернышова: Не Одиссея[Когда одна по отмелям брожу, / Я всюду артефакты нахожу. / К примеру, вот - потрепанный, как ялик, / Причалил к пирсу крохотный сандалик...]Михаил Ковсан: Повзрослевшие сказки[Тяжело жилось Кощею Бессмертному. Где жилось? Это не так уж и важно. Как жилось - гораздо важней...]Владислав Кураш: Каждому своё[А началось всё с того, что однажды Андрюша зашёл ко мне и целый вечер рассказывал о своём старинном друге, который десять лет назад вместе с родителями...]Сергей Славнов: Календарь погоды[Пока по дворам, сползая с невзрачной почвы, / разом взахлеб врываясь в ручьевый бег, / твой позапрошлый снег отбывает почтой - / в сторону устья...]Сергей Слепухин: Лосев - Неаполь[Любви и смерти достается тело, / душа лишь гость, подмена невозможна, / безветрие и ласковое море / иною кистью в путь её зовут...]
