Террариумный первородный грех
И яблока червивая открытость
Сполна распределяются на всех.
Змей был внутри плода.
Осталось выпасть,
Закладкой ветхой книги бытия
Вползая в подсознание пустое,
Где страсти одинокая бадья
Так высоко подвешена, что стоя
Приходится отхлебывать, глотать
Всю жизнь в нелепой тянущейся позе,
Чтоб фигово-сургучную печать
Не разрывать, а забывать о пользе
Греха для покаяния, и тем
Напрасней превращаться в икебану
Безумия, в пожизненный гарем
Того, чем больше никогда не стану.
И что же увидала, проскочив
На улицу: закатное предснежье,
На запад промерзающий залив,
Себя чуть боле беззаботной, нежели
Теперь, когда желаньем умереть
Нутро переполошено на треть.
Высокие латинские мужи
И греческое счастье по-старинке,
В душе, в которой нынче ни души,
Помимо отпечатков на суглинке
Осталось ли хоть что-нибудь от вас
С тех пор как лихорадка началась?
Ты поступиться временем смогла -
Тобою поступается пространство:
Выхаркивают образ зеркала
И лишь одно позволило остаться.
Вместив закатной закуси ломоть,
Ему бы и тебя перемолоть.
Ни слова за закушенной губой,
На сломе ты, душа, - уже пустышка,
Которую сосут наперебой
И каждый день стучат к тебе: услышь-ка
И, как ворона, вырони кусок
Запавшего поверх и между строк.
Шевеленье души, и мельканье
Влажных веток, и солнце сквозь них
Не оставят и камня на камне
От тебя, потому что в тайник
Ты проникла как прежде, без спросу,
И непросто с тобой совладать.
Избывая житейскую прозу,
Ты приходишь сюда, яко тать.
Подглядеть распредмеченным глазом,
Заплетающимся, как язык,
Заходящим, как разум за разум
В анфиладе небесных улик:
Там, языческой тяжестью лона
Обессилена вся и светла,
В гуще кроны кленовой Мадонна
Бога-Слово тебе родила.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
