ОпятаКнига вторая
Эпилог: Превыше Всего
Одиноки ли разумные во Вселенной? Как и везде, как и всегда.
Они подобны благородным грибам, которые никак не встретишь, хотя наматываешь милю за милей, идешь да идешь, не находя полезного, и вдруг он торчит - одинокий, огромный, съедобный, лишь самую малость подъеденный червяками, лишь с краю надкушенный слизняком. И больше такого нет. Хотя, куда ни ткнись, жизнь попадается, но все не та - пластинчатая, бледная, с отравленной бахромой.
И плохо дело, когда восхищаются положительным в человеке, ибо людские претензии подразумевают естественность плюсов, благодаря которой все хорошее и доброе обыденно и натурально, как пара рук или пара ног.
Сартура донимали планетарные сны о бескрайних полях, колосящихся приветливыми грибами. Отец, уложив на плечо косу, с улыбкой приближался к доброй покойной маме, которая сцеживала ему молоко в пятилитровую банку. Далеко-далеко, соревнуясь песнями с жаворонками, гоготал жеребец, на поверку оказывавшийся Кастрычем; Кастрыч скакал, видный среди поганок по грудь, на ком-то скрытом и справедливо наказанном.
Себя же Сартур видел маленьким мальчиком, который расхаживал по тропинке и грозил всех убить или, по меньшей мере, всеми жестоко править.
Взирая с тоской на хрупкую и беззащитную полусферу Земли, Сартур Тригеминус провожал взглядом мусорный контейнер, пустившийся в бесконечное орбитальное путешествие. Тот кувыркался над стратосферой, находясь Превыше Всего. В ушах у Сартура стояли шум и гам, которые подняли еще не до конца распавшиеся покорители космоса. Их вопли дополнялись отчаянным стуком в наглухо задраенный люк. Миссия Тригеминусов завершилась в первые сутки космической вахты, ибо выяснилось, что продублированные организмы не в состоянии сохранять межклеточные связи в условиях невесомости. Тяжелее всего было проститься с командиром международного экипажа. Доверчивый американец, бодро досадуя на понос и насморк, лично утрамбовал протестующее войско в контейнер и уже собирался попятиться, как вдруг получил пинок, приложился к трамбуемым, а люк захлопнулся.
- Может, вытянет? - со слабой надеждой прогудел Сатурн. - С кем не бывает.
- Он тренированный, поэтому разложится последним, - возразил Сартур.
Американец, видя, что дело плохо, стоически затянул "Зеленые холмы Земли", пока не сбился на полосатый гимн, с которого звездами сыпались ключевые слова: память отказывала.
Контейнер присоседился к угрюмой компании себе подобных, давно запакостивших ближний космос и рвавшихся в дальний.
- Вояджер, - горько усмехнулся Сартур и помахал кувыркающейся помойке. Простившись, он быстро составил рапорт о срыве ботанического эксперимента и отправил его на Землю, на имя Зазора, но ответа не получил.
Не получил он его и на вторые сутки, и на четвертые, и на четырнадцатые.
Эфир заливался безумными вакуумными песнями про абсолютный нуль.
Сатурн со скрещенными руками хмуро плавал по рубке. Он чувствовал, как с каждой секундой теряет кальций.
- Генерал не отзывается, - уверенно констатировал Сартур после девятнадцатой попытки.
- Он гневается на тебя, - осторожно предположил отец и поймал губами автономную капельку питательной смеси. - Ты обидел его, сынок. И что тебя только гложет?
- Бессилие, - признался Сартур и оттолкнулся от пульта. Скрестив руки, как скрестил их отец, он провернулся в воздухе унылым штопором. - Мы мешаем ему, угрожаем ему. И он воспользовался приобретенной властью. Наша экспедиция никому не нужна. И станция, подозреваю, тоже уже не нужна. Она состарилась и вышла из моды. Боюсь, что ее хотят утопить, как предыдущую.
- Она же международная, - напомнил Сатурн. Он бестолково целился в кресло и все время промахивался.
- Ну и что? Законсервировали и готовят к уничтожению. О нашем полете никто и не знает, кроме господ офицеров. Наш генерал, наверное, уже всех поменял на поганки. А нас убрал - как Мувина и Парогонова.
Сатурн потянулся к сыну и снисходительно потрепал его по космическому трико.
- Ты бредишь, как всегда. Вот снова начал. Чем ему помешал несчастный Мувин?
- Старая история, которая повторяется, как фарс, - вздохнул Сартур. - Опять узнали Куккабурраса, всего и делов. Помнишь зарубки? Я никак не мог сообразить, на что намекает Зазор, а главное - зачем намекает. Но потом догадался: настоящего Зазора давно уже нет, и мы имеем дело с размноженным Куккабуррасом. Все дело в тройне. Третий Куккабуррас, маскирующийся под Зазора, стал самым ублюдочным, как и положено третьим. Но ублюдочным - для прототипа, а не для нас. То есть он оказался нелишенным зачатков совести. Поэтому он подал мне знак. Он понимал, что не сможет долго сопротивляться ни близнецам, ни преступному стержню личности. Мы хорошо знали Куккабурраса и были опасны. Куккабуррас номер три явился, чтобы убить нас, отнял у Кастрыча топор. Но так и не смог, потому что не был оригиналом. Ему пришлось следовать плану, который он разработал вместе с Мувиным.
- А где же первый Куккабуррас? - спросил Сатурн, полный сомнений.
Сартур повел плечами.
- Откуда мне знать? Вот тебе еще одно доказательство, - он вынул из кармана сигаретную пачку. - Пэлл-Мэлл.
Отец уважительно слушал. Он уже давно относился к сыну совсем иначе, чем это было на заре грибной эпохи. Сатурн рассеянно пощелкивал тумблерами, от которых, как выяснилось, все равно не было никакого прока.
- Я думаю, - продолжал Сартур, - что настоящий Зазор, имея прочные связи в криминальном мире, рискнул и внедрился в камеру, где Эл-Эм отсиживал срок. Его разоблачили, убили, а Куккабуррас перед побегом скопировал бедолагу. Мувин узнал его - не знаю, как. Здесь остается гадать. Эл-Эм прихрамывал, ему было трудно без трости. Может быть, он споткнулся или еще что-то сделал, на миг явив полковнику знакомый образ. Ты же знаешь - иногда бывает достаточно секундной позы, взлета бровей... В какой-то миг он перестал себя контролировать, а проницательный Мувин воспользовался этим мигом и стал опасен. Куккабуррас убил сначала его, а потом и Парогонова, на которого свалил всю вину. Перепугавшись, Куккабуррас решил поскорее избавиться и от нас. Многократное размножение и пиратское копирование привели к тому, что он все больше повреждался в уме, сочинял нелепые, сложные способы с нами покончить - вроде нынешнего. Хотя... - Сартур умолк и задумался.
- Ты снова про свой градиент глупости?
- Да, про него, - кивнул юноша. Резкое движение принудило его стронуться с места и поплыть. - Возможно, нам только кажется, будто все это неполноценно и уродливо. Но это же гриб, если вдуматься - точнее, функция гриба. Закат не является причиной восхода; у них есть одна общая, тайная причина.
Повисшее в невесомости молчание растворилось пресной тишиной, которая еще ярче подчеркивалась любыми звуками - не то механическими, не то живыми.
Внезапно Сатурн очнулся, ударенный памятью об отцовском долге. Вид парящего сына наполнил его печалью и страхом. Сатурн испытал острую потребность заботиться, беречь, опекать, нянчить и покровительствовать. Он понимал, что наверстывать упущенное поздно, и все-таки впорхнул за пульт, бормоча:
- Не бойся, сынок, не бойся, папа здесь, папа спасет тебя.
- Я не боюсь, - флегматично ответил Сартур, продолжая плавно поворачиваться по часовой стрелке и против нее.
Отец не слушал. Он жал на кнопки трясущимися пальцами, без устали повторяя в тупую выпуклость микрофона:
- Земля, Земля, ответьте нам, Земля.
Земля молчала, имея в себе на уме.
октябрь 2004 - июль 2005
Оглавление
© Алексей Смирнов, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
