Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ВЕРНУЛСЯ  ИИВВААНН


1

Братья Шубины, снимавшие квартиру в Свечном переулке, кляли разлучницу-судьбу. Не прекращая брани ни на секунду, они суетились, набивая шмотьем походный чемоданишко Ивана. Иван, младший, только мешал. Руки его тряслись, когда он, забывая о сидящей во рту сигарете, лез в пачку за новой. У пачки был истерзанный вид, и Иван, глядя на нее, думал: "Надо же! Вещь, похоже, и та чувствует! Знала ли она утром, когда ее покупали в ларьке на углу, в какие края ей придется отправиться вслед за хозяином и в какой безвестной помойке выпадет закончить свой путь".

- Хорош мельтешить, отвали! - Тихон, старший брат, уцепил Ивана за рубаху и вытолкал в прихожую. - Сам виноват, козел дурной! Это ж кому рассказать! Поперся по звонку, не по повестке, да еще первым явился, очередь застолбил! Ты, небось, думал, что орден тебе дадут? Это точно, дадут. Медаль. "Пидор Союзного значения".

- Да что уж теперь! - плачуще взорвался изнемогший Иван. Он теперь сидел на табурете верхом и выражением лица предвосхищал потерю крова, землетрясение и гибель вот-вот без отпущения грехов.

- Теперь-то, конечно, что уж! - согласился Тихон и огляделся, мучительно соображая, что бы еще такое позарез нужное втиснуть в обшарпанный, древний, но магически бездонный чемодан. - А главное - своего ты добился! Будет тебе медаль, - Тихон, казалось, обращался к себе самому. - "За отвагу при получении очередной палки".

- Рожу начищу, сука, - сказал Иван.

- Да -а? - не слушая его, рассеянно отозвался Тихон. - Лучше скажи, куда бритву засунул?

- В тумбочке она, - и Иван тяжело вздохнул. Потом неуверенно молвил: - Три месяца не срок. Семечки. И не в казарме. Офицер не рекрут. Люди в лагере по четвертаку мотали - и ничего.

- Угу, - кивнул Тихон. - Все верно. А с этим что прикажешь делать? - вдруг заорал он и обвел рукой комнату, заставленную радиотехникой. Братья зарабатывали на жизнь мелким ремонтом, и трехмесячное отсутствие Ивана грозило нанести бюджету урон.

- Дело-то не в этом, сам знаешь, - выговорил Иван с трудом.

Тихон тут же сник и тяжело опустился на стул.

- Не в этом, точно, - он снял со стола початую бутыль вермута, отхлебнул. - Но как же, как же!!! - возопил он, вскидывая руки и призывая потолок в свидетели Иванова идиотизма.

Накануне, когда братья шумно пропивали последний гонорар, Ивана пригласили к телефону, и из трубки ему предложили заглянуть утречком к военкому. Иван с пьяных глаз пообещал прийти. Утром он тоже неважно соображал, и пошел куда звали, сам не зная зачем. А там уже потирали ручки.

Любая форма лишения свободы пугала вольнолюбивых братьев, сколько они себя помнили. До сих пор с помощью мелких ухищрений им удавалось жить в относительном покое. Но, видно, не один Господь является аки тать в нощи.

Теперь, за час до отхода поезда, Тихон спешил высказаться - как будто это что-то меняло.

- Армия наша, - приговаривал он, - сродни слабоумному дитяте, которого усадили в манежик с дворцами из кубиков. И дебил, пустив слюну, начинает расшвыривать кубики, перемешивать их по одному ему понятной идиотской системе. Заячью лапу оторвать - и на Дальний Восток, медвежье ухо отрезать - и на Крайний Север... И обязательно все обгадить, обмочить, разжижить в глупой пасти... Ну что - присядем на дорожку?

- И так сидим, - сказал Иван и тут же встал. - Не терплю всех этих "присядем", идти - так идти.

Он, стараясь не встречаться взглядом с покидаемыми вещами, обретшими вдруг небывалую ценность, быстро подхватил чемодан, сорвал с гвоздя куртку и вступил в единоборство с вечно барахлившим дверным замком. Тихон поднялся следом, прибрал вермут, понимая, что едва ступит Иван за порог - тут же сработает защита, не резиновые же нервы у человека! - и Иван на время забудет, что с каждым шагом удаляется от дома; завяжется веселый базар - до того момента, когда пятнадцатый вагон беззвучно поползет из своего пенала, тут-то и понадобится приглушить стресс. Пока что Тихон - коренастый, в грязном зеленом свитере с отрывающимся воротом - был Ивану частицей отчуждающейся, медленно сползающей оболочки, и только когда притертая шкурка окажется сброшенной и, продуваемое всеми ветрами, останется одинокое дрожащее мясо - лишь тогда произойдет в сознании повторное, тягостно иллюзорное сближение.

...А через три дня Тихон, отказываясь верить в чудо и все-таки принужденный в него поверить, кружил каруселью сжатого в охапку братана.

А еще через полчаса, хлопнув по стакану для затравочки, они перешли на стопари и в благостном оглушении сидели друг против друга.



2

Поздней ночью, после долгих увещеваний и робких угроз вызвать ментов, жителям Свечного переулка ничего не осталось, кроме как с сонной ненавистью пялиться на освещенное окно в четвертом этаже. Несшийся оттуда музыкальный рев приобретал свойства ударной волны. Изредка в окно лезла красная рожа кого-то из пирующих, плевала окурком, гримасничала и, вероятно, мычала и хрюкала, но того расслышать было нельзя. Разве что в минуты, когда бесноватые вопили нечто особенно важное, пониманию соседей открывалось что-то наподобие "и-и-и-или-и-э! "

- От-пус-ти-лиии!! - орал Иван, упираясь руками в подоконник. Руки, как и лицо, становились красными, жилы вздувались. Иван, высокий и ладный богатырь, с туповатой досадой откидывал махом башки нависшую челку и вопил снова:

- От-пус-ти-лииии!!!

- От-пус-ти-лииии! - вторил ему Тихон, и осатаневшим пенсионерам являлся безумный лик - пухлые багровые щеки, округленный в утробном басе рот, выкаченные глаза и мохнатая бочка-грудь.

Вслед за вокальными номерами в квартире был исполнен канкан, за канканом - чечетка, за чечеткой полетели две порции перебродивших в желудках харчей. Наконец братья выдохлись, поутихли, притворили окно и заняли исходные позиции за столом.

Тихон выпил воды и заявил:

- Бывает и не такое. Одного лоха как-то раз забривали по всем правилам. Ну, то есть, с концами, на действительную. Приперся он на вокзал в расстроенных чувствах, а офицер поставил всю команду в ряд и как гаркнет: "Такой-то прибыл? "Чувак отзывается: здесь, мол. А тот ему: "Не "здесь", а "я" положено отвечать! Иди на хер отсюда!"

- Есть Бог, есть, - твердил Иван. Он уже полчаса как зациклился на констатации этого факта, не столь давно будучи грубым материалистом. Временами он, однако, срывался на повторение фантастического рассказа о какой-то бюрократической ошибке, о неких бумагах и укомплектованных подразделениях, - в речи его вообще за прошедшие три дня успели поселиться новые, несвойственные Ивану словечки и обороты. Не всякий раз удавалось их распознать - настолько искусной была их маскировка под живой язык. Тихон порой ощущал лишь смутный ксенофобический дискомфорт, не в силах определить, откуда он взялся. Вернувшийся Иван обнаруживал сходство с плавающей в проявителе фотографией: небольшая передержка, знакомые черты только начинают менять оттенки на более мрачные, но тут спасительный пинцет успевает цапнуть листок за угол и плюхнуть в раствор фиксажа.

- Звонок, - сказал Иван.

- Это Блэкмор, - Тихон кивнул на рокочущий музыкальный центр, и сейчас же в плаксивый перепев соло-гитары вплелся требовательный чуждый звук.

- Верно, звонок, - раздраженно произнес Тихон, - спать, небось, охота. Ща навешаю этим гнидам.

- Да брось, не ходи, - Иван попытался его удержать, но братан уже с грозным видом топал к двери. Через минуту он, немного растерянный, возвратился за ручкой, снова скрылся в прихожей и вскоре, глуповато усмехаясь, стоял перед Иваном. Двумя пальцами он брезгливо держал плотный, вдвое сложенный листок бумаги.

- Эт что у тебя? - осведомился Иван, выливая остатки портвейна в пивную кружку-сувенир.

- Телеграмма-молния, - с непонятной издевкой сказал Тихон.

- М-м, как из бочки гнилой, - поморщился Иван, допивая портвейн и критически вертя кружку перед носом. - Что за телеграмма такая?

- "Доехал нормально, размещаюсь, подробности письмом", - прочитал Тихон, опустился на стул и стал смотреть на Ивана жалостливым взглядом.

- Кто доехал? - не понял Иван.

- Обратный адрес посмотри, - ласково предложил брат.

Иван долго изучал бумагу и время от времени встряхивал головой, отгоняя наваждение. После каждого встряха лицо его говорило: "Все, спокойно, сейчас мы во всем разберемся".

Но он ни в чем не разобрался.

- Это оттуда, - выговорил он в конце концов, причем"оттуда"выделил неожиданно скрипучим голосом.

- Угу, - кивнул Тихон.

- Так кто же доехал? - спросил Иван снова.

Тихон загадочно улыбнулся.

- Но я же тут! - осклабился Иван негодующе.

- Пил? - спросил Тихон, продолжая улыбаться.

- Когда?

- Там!

- Где - там?

- Там, откуда вернулся!

- Да ты с дуба рухнул! - Иван в изумлении откинулся на спинку стула. - Чтоб меня на губу посадили?

- Ну, а после? - Тихон, качнувшись, встал, приволок настольную лампу, поставил ее справа от Ивана, зажег, подражая следователю.

- Допрос продолжается, - сказал Тихон. - После, как отпустили, пил?

- Иди ты! - передернуло Ивана. - Ну, чуток позволил себе, - Иван трогательно улыбнулся и развел руками. - Ты ж меня знаешь.

Тихон гипнотизировал его взглядом и молчал.

- Ну что уставился-то? - Иван повысил голос и рассерженно задымил сигаретой.

- Размышляю. Бьюсь над вопросом: каков минимум воинской службы для превращения здорового человека в мудака? Шуточка твоя не просто тупая, у нее запашок казарменный. - Тихон любил читать нравоучения. - Небось, удивить хотел - мол, вот он я, приятный сюрприз. И ведь денег не пожалел. Не иначе, лыка не вязал - хочется верить, во всяком случае. Только как же ты до телеграфа дополз?

Иван рванулся, попробовал встать, но тяжелая братанова лапа легла ему на плечо.

- Я тебя корю единственно за плоскоту шутки, - разъяснил Тихон. - Я идиотизма не прощаю - тем более армейского варианта. Дембельским, часом, альбомом не обзавелся? Что ж, за подверженность влиянию тоталитаризма ты будешь наказан: я тебя вытрезвлю.

С этими словами Иван был взят в оборот и волоком доставлен в ванную, где его долго держали под струей ледяной воды. Как только он оклемался до способности отразить нападение, Тихон ослабил хватку и позволил Ивану добраться до койки.

Сон уже маячил за плечами, готовый оглушить, когда Иван приоткрыл глаза и вполне трезвым голосом спросил:

- Тишка, когда послана телеграмма?

Тихон потянулся за листком.

- Число сегодняшнее, - сообщил он.

- Я уехал оттуда вчера, - Иван из последних сил, упреждая вмешательство Тихона, хватил из бутылки и через секунду от него уже ничего нельзя было добиться.



3

Из письма от 26 мая 198...

"Здорово, братка!

Расписываю подробности, как и обещал.

В целом ситуация соответствует моим ожиданиям. Мы здесь никому не нужны и полностью предоставлены самим себе. Всего нас - человек двадцать. Форму не выдали: нету. Представь мою печаль по этому поводу. Она не имела границ, и я тут же пропил тридцать рублей из пятидесяти, в связи с чем и прошу тебя выслать еще, сколько получится.

Что касается погод и природ, то здесь сказочно гнусно..."



4

Тихон сидел на подоконнике, свесив ноги в город и равнодушно пускал струйки дыма. Занятый мыслями, он ничего не замечал. В комнату, пыхтя под бременем очередного искалеченного прибора, протопал Иван. Тихон слез с окна, вооружился ножницами и начал доводить до ума густые усишки. Он стоял перед зеркалом, делал сложные пассы, и Иван, обернувшись, увидел в зеркале быстро оголявшуюся физиономию с крохотным черным ежом под носом. То правым, то левым боком еж ежился и продолжал убывать.

- Вас не узнают, мой фюрер, - с родственной заботой предупредил Иван.

- Хватит... того... - пробормотал брат, сосредоточенно тенькая маникюрными ножницами, - что... тебя-то теперь... будут узнавать... все... во всех психушках...

- И ни складу, и ни ладу, - пожал плечами Иван.

- Сколько штук ты накропал? - спросил Тихон без обиняков.

- Тыщу, - с готовностью ответил Иван. Он оттеснил братана и стал умываться.

- Чего - тыщу?

- А чего - накропал? - Пфф! полетели брызги. Иван закрякал, принялся хлопать себя по груди и плечам, заливая пол.

- То, что ты накропал, лежит на столе, - пояснил Тихон. - И ты, вероятно, об этом догадываешься.

- Где? Что лежит? - Иван, растираясь на ходу, направился к столу. Тихон последовал за ним со словами:

- Но главное - цель! Зачем? Отказываюсь понимать.

И он остановился, и стал смотреть, как Иван читает письмо. Тому полагалось зеленеть, краснеть, бледнеть, расточать изумленные возгласы - и здорово переигрывать, если письмо - дурацкая шутка...

Здесь, поймав себя на нелепой мысли, Тихон впервые почувствовал внутри разрастающуюся пустоту, каверну с инопланетным воздухом в груди. "То есть что это я горожу - что значит: "если шутка"?"

Иван тем временем окончил чтение и стоял с тупым выражением лица.

- Что это? - глупо спросил он.

- Но ты же сам обещал, - натянуто усмехнулся Тихон. - В телеграмме.

- Тиш! - укоризненно сказал Иван. - Мы ведь договорились: телеграмму я послал с вокзала, по пьяни, ничего не помню, мог отбить в ней все, что угодно, почтовые козлы о ней забыли, послали на другой день, но слово даю - этого письма я не писал.

- Конечно, - согласился Тихон. - Я его написал. Я написал его, и еще десяток, и положил в конверты, а потом, хрюкая от восторга, оставил своим однополчанам-алконавтам. И наказал отсылать свою пачкотню аккуратно с целью обрадовать меня кретиническим парадоксом.

Высказав все это, Тихон, негодующим видом давая понять, что тема закрыта, безжалостным рывком сорвал с магнитофона панель и начал что-то нашаривать в прохладных стальных недрах. Иван приблизился, отпихнул развалину ногой и опустился рядом с братом на корточки. С обманчивым спокойствием он произнес:

- Братуля, клянусь всем святым - письмо написал не я.

И, не выдерживая взгляда Тихона, вспылил и закричал:

- Ну, не я же, не я, не я!!!



5

Из письма от 22 июня 198...

"Здорово, братан!

Ты, конечно, редкая гнида, до сих пор от тебя нет ответа. Приеду - вломлю. Но не слишком больно, потому что спасибо за деньги.

Новости мои и новостями-то не назовешь. Расскажу про нашу компанию. Она подобралась стандартная. Один зовется Пал Палычем, а свой Пал Палыч непременно сыщется в любом разношерстном обществе. Он совсем без мозгов, жизнерадостный, мускулистый - из той породы, что огорченно вскидывает брови, разбив елочный шар у трехлетнего киндера, а через секунду самозабвенно гогочет. Другой - с голосом кастрата, явно трахнутый по голове, не жрет мяса и все время дергается, словно паяц. {Впрочем, мяса здесь никто не видит}. А третий - совсем пожилой наружности, носит окладистую бороду с проседью. Когда он примерял китель - вылитый царский полковник, и кабы не его слабость чесать яйца да расхаживать в полосатых подштанниках, был бы мировой мужик.

Со жратвой напряженно. То, что дают, плохо сказывается на пищеварении. Пал Палыч и так страдает запором, а тут совсем измучился. По утрам, выходя из сортира после часовой отсидки, он бросает прощальный взгляд на высиженную кроху, комментируя бодро: "И то хлеб".

У нас жара, а я как-то ухитрился обрасти шмотками и разной мелочью, так что куртку свою высылаю, чтоб не болталась..."



6

- Он пишет про деньги, - сказал Тихон. - Я никаких денег не посылал.

- Я послал, - Иван сидел отвернувшись и покачивал ногой. - Семьдесят рублей.

- Где взял? - зачем-то спросил Тихон.

- Дрон приносил за "Орбиту". Помнишь?

Воцарилось молчание. Был полдень. Белое до бесплотности солнце окрасило все, что виднелось за окном, в жаркие бледно-серые тона. Из двора доносилось грамотное сквернословие детворы. Шлепал о стену резиновый мяч.

- Кто распакует? - нарушил, наконец, тишину Тихон.

- Я не буду, - ответил Иван.

Тут же оба, словно по команде, развернулись лицами к пакету с грубой сургучевой бляхой на подпоясанном боку. Пакет мирно покоился на диване, и прикасаться к нему не хотелось.

Тихон вздохнул, взял ножницы, почему-то прищурился на них. Лезвия были облеплены черными волосками.

Хрупнула веревка, хрустнула нехотя оберточная бумага.

Куртка, содержавшаяся в пакете, оказалась вывернутой наизнанку, и оттого вид ее был непривычен. В первое мгновение братья испытали чувство облегчения, узрев лоснящуюся серую подкладку вместо ожидаемой черной кожи, но выглянувший из складок кусок рукава свел их надежды на нет. Вскоре они молча созерцали истертую одежу - точную копию той, что висела на гвозде в прихожей.

Иван пошарил в тумбочке, извлек письма - их было пять или шесть - и разложил на столе. Подумав, окликнул Тихона:

- Ты не считаешь, что надо ответить ему?

Тихон ничего не сказал, вышел в прихожую и скоро вернулся с курткой-двойником. Он положил ее рядом с полученной, разыскал лупу и начал пристально всматриваться в каждый квадратный кожаный миллиметр, не пропуская ни одной потертости. Наконец, переведя дыхание, он выпрямился.

- Все же не абсолютная копия, - констатировал он с сомнением. - Есть небольшая, но все же разница.

- В дороге помялась, - утешил Иван и брызнул смешком.

- Не смешно, - дрогнувшим голосом сказал Тихон. - Уже не смешно, понимаешь? - И схватил Ивана за ворот, дернул. Пуговица отлетела, открылась розовая безволосая кожа. - Ну признайся, черт тебя подери, ведь у тебя их было две? Ведь ты попросту зажал бабки, купил две куртки, мне не сказал - так? И вторая висела у твоей бабы? А ты, едва приехал, отослал ее... своему Пал Палычу, а он ее - обратно, сюда, с письмецом? А? Ведь так было дело?

- Да пусти ты, козлина, смотри внимательней! - раскрасневшийся Иван высвободился, вывернул обе куртки и сунул под нос брату на двух кулаках. - Убедись! Здесь! И вот здесь!

Тихон знал, что смотреть не обязательно. Но, полуприкрыв веки, он все-таки послушно уставился на два совершенно одинаковых чернильных пятна в уголках внутренних карманов.

- Это от ручки! Ручка у меня текла! - Иван швырнул куртки на колени Тихону и сгреб в кулак волосы. - Странно, - проговорил он. - По всему похоже, что пора рехнуться. Эй! Что ты делаешь?

Тихон приготовил лист бумаги, выбрал фломастер - он с детства писал только фломастерами, - с полминуты подумал и написал:

"Здорово, братуля!.. "



7

Из письма от 12 июля 198...

"Тишка! Тыща тебе салютов! Ты охренеешь! Хотел устроить сюрприз, но не выдержал и вот, пишу.

Вообрази: погнали нас давеча в поле, где стоит много каких-то кретинских палаток, и мы проторчали там восемь часов, не делая ни черта. Вдруг наш полкан объявляет, что программа выполнена, завтра {то есть сегодня!} он проставит нам все печати и отпустит на все четыре!

Сразу все показалось едва ли не родным, и - представь себе - даже стало жаль уезжать. Вот что делает с людьми служба.

Вечером упился с капитаном до розовых слонов. Я зачем-то начал ему объяснять, что только извращенный человек способен добровольно связаться с армией - системой, где главенствует культ подчинения и угнетения. Капитан, разумеется, ни пса не понял, разве только слово "извращенный" засело в его тыкве, и он всерьез утверждал, будто "в его части с этим делом очень строго".

Так что сегодня настроение лирическое. Сейчас сижу, смотрю на местную речку в окне. Широкая! Ветер страшенный, и клочки пены похожи на стаю взбесившихся болонок...

Короче, через пару деньков... А письмо посылаю с земляком, не то получу его лично, в собственные руки. "



8

Действительная служба грозила в равной степени обоим братьям. Она не слишком вникала, кто старше, кто младше. У Тихона имелись серьезные причины ощутить холодок в желудке, когда он добрался до военкомата. В сотый раз он проклял себя за малодушие прошлых лет, когда, повинуясь велению военного стола, встал на учет чуть ли не на следующий день, как снял квартиру.

Однако холодок не шел ни в какое сравнение c тайным трепетом, в котором Тихон боялся сам себе давать отчет. Это состояние изнуряло его уже не одну неделю. Он стал плохо спать, вздрагивал, когда Иван входил в комнату, а тот, конечно же, все это видел, но терпел бессловесно. С приходом последнего письма они перестали обсуждать "новости с фронта", а вне этих новостей беседа не клеилась. Иван, в свою очередь, перестал следить за собой, начал сутулиться, надолго исчезал из дома. Однажды Тихон заметил у него дембельский календарь: шевеля пухлыми губами, Иван старательно вымарывал из жизни дни.

Известие о скорой демобилизации побудило Ивана тем же вечером напиться вдрызг, в одиночестве. На следующее утро он, не успев толком проснуться, навострил лыжи в ближайший кабак. Тихон решил предпринять кое-какие разведывательные действия.

День был приемный - как всегда, и Шубин-старший долго маялся в коридоре, поджидая какого-то капитана Софронова. Возле дальнего окна толпилась группа налысо обритых пацанов: призыв, хотя июль только только подошел к середине и расцветал пышным цветом. Тихон нехотя осознал чувство сладостной непричастности к их судьбе.

Мимо то и дело проходили офицеры - до нелепого лениво и важно. Мерещилось, что Товарищ Военкомат трудится не покладая рук где-то в запертых кабинетах, а все эти дармоеды в рубашках с короткими по случаю жары рукавами - не что иное, как рудиментарные придатки. Наконец Тихон дождался: высокий белобрысый капитан, невесть откуда возникший, медленно шествовал к комнате под номером тридцать. Он следовал мимо граждан, глядя прямо перед собой прозрачными глазами, иногда без видимого повода резко поворачивался к кому-то, привлекшему внимание, разморенно здоровался за руку и выдавливал словечко-другое. Детская кожа, намек на брови, абсолютно пустой взгляд - все это соединялось в какую-то нечеловеческую рыхлость, лимфу без крови, и сомнительный скелет воображался хрупким, как у консервированной сардинки.

Тихон встал со скамьи.

- Товарищ Софронов? - уточнил он с гадким заискиванием.

Капитан кивнул, толкнул дверь, шагнул в комнату и через плечо деловито бросил:

- Заходите!

В комнате Тихон увидел два стола, место за одним из которых скучало по капитану, а второе было занято девкой с мышиным лицом и в мышиной форме. У переносицы девки скучковалась компания мелких прыщиков, а напряженная физиономия намекала на беспорядок в кишечном лабиринте.

Капитан отцепил тесемки галстука, и тот повис, сложившись, на плоской булавке. "Молодой, а уже такой шакал", - подумал Тихон. Софронов уселся за стол, навалился на ученически склеившиеся руки и показал своим видом готовность внимать.

Желая сохранить инкогнито, Тихон пустил в ход незатейливую байку.

- Товарищ капитан, - начал он взволнованно. - Я вас очень прошу оказать мне одну любезность. У меня есть друг. Его фамилия - Шубин, Иван Борисович... Он в мае уехал на сборы, и с тех пор от него, гада, нет известий. У него здесь нет никого, кроме меня и брата, но брат в отъезде, и я начал беспокоиться. Нельзя ли навести справки? в смысле - где и как?..

- Шубин... Шубин... - Капитан нахмурился, встал, подошел к стеллажу и стал рыться в бумагах. - Так... Шубин... Брат, говорите, есть? А, часом, не в курсе, где он, брат его? Он тоже нужен...

Тихон отчаянно надеялся, что Софронов не раскроет папку и не увидит его фотографию. Ему сделалось ясно, что модифицированные усы - маскировка убогая.

- Не имею понятия, - сказал Тихон.

- Жаль... нужен он нам, - повторил капитан огорченно. - Так... Шубин... Иван Борисович... посмотрим... Когда, говорите, он убыл?

Тихон ответил.

- Все правильно, - пожал плечами Софронов. - Друг ваш служит в в/ч 60385... сигналов оттуда не поступало... так что оснований для беспокойства нет никаких.

- Как? Как вы сказали? - засуетился Тихон, изображая незнакомство с заученным наизусть номером. - Я запишу, подождите минутку...

- Пожалуйста! - Софронов добродушно улыбнулся, нацарапал номер на клочке бумаги и вручил Тихону. Тот взял и поднялся со стула.

- Спасибо, - он стал кланяться и пятиться к двери, - спасибо большое, - бормотал он, ища ногою выход и чуть ли не делая "ласточку".

- Увидите Тихона Борисовича - пригласите его к нам! - весело крикнул капитан вдогонку.

Тихон выскочил вон и привалился к стене. Ноги его мелко дрожали. Сквозь щель в дверях он расслышал женский голос:

- Вовик, ты что - забыл?

- О чем? - отозвался голос Софронова.

- Ну, это тот... Шубин... помнишь, я спешила и оформила его в документах дважды?

- А-а!.. Постой, постой! Ведь он же вернулся! И порядком уже!

- Ну да, потому и вернулся... Вернули. На что им двое?

- Так...

Было слышно, как Софронов постукивает по столу костяшками пальцев.

- Чертова писанина! - капитан с раздражением что-то передвинул. - Получается, их числится два...

- Угу, - пискнула мышь виновато.

Несколько секунд стояла тишина.

- Ладно, придумаем, - донесся после паузы голос капитана.



9

Тихона мотало по городу до позднего вечера. Слоняясь по улицам, он купил два стаканчика мороженого, раз пять пил газировку. Купил газету и на скамейке в Катькином садике прочел фантастический рассказ. В кино посмотрел мультфильмы, зашел в сосисочную, не пропустил и поганый пивзал близ Финляндского вокзала.

Потом он долго брел по набережной, останавливаясь поглазеть на полоумных рыбаков. По пути ему встречались влюбленные пары, мужскую половину в них большей частью представляли курсанты и воины срочной службы. Возле Медного Всадника Тихон ни с того, ни с сего козырнул медицинскому подполковнику. Ошарашенный, тот, однако, ответил и долго еще озирался, удаляясь. Тихон хмыкнул, дернул плечом и забыл о подполковнике.

Временами он начинал что-то бормотать под нос, а иной раз терялся в самых заурядных житейских ситуациях. На вопрос заезжего недоумка, как добраться куда-то, он не мог ответить минуты полторы, напряженно размышлял и вдруг для разрядки совершил некое вымученное па с реверансом в финале. В сортире на Владимирском проспекте он попрощался с мужиком, пристроившимся по соседству.

Уже в темноте Тихон выбрался в Свечной переулок.

Дома воняло канифолью, Иван мирно паял какую-то схему. На кухне свиристел чайник. Тихон молча сел, положил газету на стол. Иван поднял голову и снова склонился над схемой.

- Я кое-что узнал, - нарушил молчание Тихон. - Хочешь послушать?

- Не трудись, я и сам давно уже догадался, - Иван отложил паяльник, выдернул вилку.

- Экий ты смышленый, - сказал Тихон сдавленным голосом.

- Не мудрено. Я-то всегда знал, что не писал этих писем. А повинную голову, в соответствии со всеобщей воинской повинностью, все же секут. Иногда, как можно было убедиться, даже надвое.

- Так не бывает, - хрипло сказал Тихон.

- Конечно, нет, - согласился Иван. Глаза его зажглись, он вдруг резко вскочил на ноги.

- Хрен с тобой! - радостно воскликнул он. - Ладно уж! Пожалею! А что - хороша была хохма?

Тихон смотрел, не понимая.

- Пошутил я! - восторженно кричал Иван. - А ты все угадывал верно - и насчет писем, и про собутыльников. Ты даже Пал Палыча правильно просчитал! Так что усы ты напрасно изуродовал. Со вторым Тишкой тебя не спутают. Не будет его.

- Сука, - не без восхищения протянул Тихон и стал подниматься.

- И еще... - Иван не успел договорить. Железные лапищи Тихона сжали его в объятиях, и сцена встречи солдата с войны повторилась. Тихон прощал Ивану как прошлые, так и будущие прегрешения.

- Стой! Стой, козел! Трюмо грохнешь!

- Какое еще трюмо, не гавкай! - орал Тихон счастливо.

- Да хорош, говорю! В натуре разобьешь!

- Что заладил-то? - Тихон, запыхавшись, разжал руки. - Какое, к дьяволу, трюмо?

- Наше, не дури! - Иван ткнул пальцем в сторону старинного трюмо с резной совой наверху. По зеркальному лику уже спешила в блатной усмешечке трещина.

- Откуда... - начал Тихон и не закончил.

- Кретин! - рявкнул Иван, схватил банку с чем-то белым и ударил об голову брата. Боли не было, и жидкость стекла на пол, не замочив Тихона. Он судорожно сжал спинку стула и отступил на шаг.

Иван веером развернул две лишние пары рук, припрятанные до поры за спиной. В позе танцующего индийского божества он застыл. Лицо его обрело медный отлив.

Тихон врезал кулаком в металлическую грудь, рука прошла насквозь и сбила на пол чашку с недопитым чаем. Та, расколовшись пополам, звякнула нечистым звоном. Тихон ошалело приподнялся на локте. Вокруг дремала ночь. "О-хх, е-мое", - простонал сквозь зубы Иван, не просыпаясь: он услышал звук бьющейся посуды.

Тихон не менял позы, покуда локоть не начал ныть, потом улегся на спину. Перед глазами шагал капитан, в ушах вавакал развратный голос щтабной стервы. Шел третий час пополуночи.

Засыпая, Тихон уже не мог поручиться за гибель чашки - равно как и за блеклый месяц, бивший баклуши в распахнутом окне.



10

Утром на вокзале среди многих прочих можно было заметить двоих: маленького кряжистого мужчинку с красными глазами и рослого пасмурного витязя. Они проследовали в конец платформы и остановились неподвижно. Время шло.

- Вон, поезд идет, - указал высокий пальцем.

Крепыш всмотрелся и ничего не сказал.

Там, вдалеке, возникло крошечное пятнышко - тепловозное рыльце, уставшее торопиться. Но, может быть, им просто показалось, благо погода не менялась уже много дней, и воздух вдали дрожал от зноя.



май - август 1989




© Алексей Смирнов, 2089-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Отзывы о обувь ecco.

f-hit.ru

Словесность