Словесность

[ Оглавление ]






КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Обратная связь

   
П
О
И
С
К

Словесность



НА ГРАНИ


 


      НА ГРАНИ

      Я расскажу тебе про тишину.
      Прислушайся, как травы говорливы,
      как солнце не спеша идёт ко дну
      небесных вод осеннего разлива.

      Вот-вот во тьме зажгутся огоньки.
      О, этот тёплый свет – от дома к дому.
      Так бабочка касается руки –
      беззвучно, безмятежно, невесомо.

      Так дышит ветер, шепчется с тобой,
      крикливых птиц с закатной глади сдунув.
      Подслушаем, как, взяв гитару, Бог
      задумчиво перебирает струны –
      и звук за звуком тает в облаках.

      В заоблачном тумане время тонет.
      Ни слова не сорвётся с языка.
      Мы тишину баюкаем в ладонях.

      Не помним ни про мир, ни про войну,
      не чувствуя вины за малость эту,
      за счастье быть у осени в плену.
      На грани между музыкой и светом.

      _^_




      КАЛЕНДАРЬ

      ... случится так, что август не настанет,
      и ты меня не встретишь невзначай.

      Замёрзшим утром ложечка в стакане
      вызванивает зыбкую печаль.
      Он помнит губы, тонкие запястья,
      дыханием рождённое тепло:
      негромкое – по-августовски – счастье
      от русых растрепавшихся волос;
      и шорохи от падающих яблок,
      теряющихся в скошенной траве,
      как вдруг колени у двоих ослабли,
      и полз по юбке рыжий муравей...
      В остывшем чае продолжает танец
      и бьётся в стенки ложечка-звонарь.

      Я лишь сказала – август не настанет.
      А ты не перевесил календарь...

      _^_




      БЕГИ, СОЛДАТ

      Когда случится двадцать лет спустя
      и боль сплетёт силки в твоих костях
      на каждый день, что прожит сверх лимита –
      достанешь припасённую бутыль,
      глотнёшь, чтоб злой огонь в груди остыл,
      и матюкнёшь былого замполита.

      Глотнёшь ещё – и вроде ноги есть,
      и девок у тебя не перечесть:
      весёлый, заводной рубаха-парень!
      В коляске можно даже танцевать.
      Крути колёса, в душу всех их мать –
      ты инвалид войны в шальном угаре...

      Ты думал, покидая Кандагар,
      что будешь задней частью мять бульвар,
      пустой стакан протягивать прохожим?
      И вспоминать – пока рубли стучат –
      чужую ложь в словах военврача:
      – Страна не бросит вас, страна поможет.

      Ещё глоток... Смотри, какой закат!
      В такой же точно, двадцать лет назад,
      ты понял – иногда везёт убитым.
      А здесь, сейчас, опять одни враги.
      Ну, что же ты? Беги, солдат, беги!
      Окно открыто...

      _^_




      АСТРЫ

      Снилось сегодня, что поезд, как птица, взлетал,
      звал за собой – только ты бесконечно устала...
      Утро расставит фигуры по тем же местам:
      на тротуаре у ржавой ограды вокзала.

      Будет бесцветно-тоскливым промозглый рассвет –
      узкие улочки в нём непривычно просторны.
      Астры в корзине – одна из осенних примет
      (люди не ценят цветы, у которых есть корни).

      Час или два – и торговля начнёт свой разбег,
      улица стиснется рёбрами шумных прохожих.
      К церкви стечётся с десяток фальшивых калек –
      ждать подаяний, кивая на промысел Божий.

      Снова покатит по кругу безрадостный день,
      цепкой рукой суетливо доходы считая...
      Город, возможно, признал за свою – но взамен
      молча забрал у тебя журавлиные стаи,

      росные травы, прильнувший к подолу репей,
      тёплые смолы доверчиво плачущих сосен,
      дымку над речкой забрал – и оставил тебе
      осень.

      Долгую осень – в которой живёт пустота,
      страх одиночества, крики товарок горластых...
      Ты по ночам приручаешь к себе поезда –
      чтобы вернуться туда, где не срезаны астры.

      _^_




      ВСЁ НИЖЕ СОЛНЦЕ...

      Всё ниже солнце, ниже и светлей.
      Качает небо поздних журавлей,
      а ты качаешь небо на ладонях,
      баюкаешь тугую синеву –
      мне всё равно, во сне ли, наяву –
      не расплескай (иначе мы утонем)!

      Смотри, уже стремится первый снег
      в ловушки детских рук, неспящих рек –
      отдать себя, заполнить все пустоты,
      саднящие, как водится, внутри.
      И в белом так изящны пустыри
      на тусклом фоне городских высоток.

      Возможно всё: случатся холода
      и в трещинках застывшая вода
      раздавит стенки – заболит, заноет.
      Но сколько б нас ни ожидало зим –
      простим, переживём, детей родим!
      Пока ты небо держишь надо мною...

      _^_




      СВЕТ В ОКОШКЕ

      Утром Наталья, проснувшись, кивнёт – жива.
      На образа перекрестится аккуратно.
      Что за окошком? Безбожно растёт трава,
      солнце по ней выжигает цветные пятна.

      Стало быть, надо косить – зарастает двор,
      старый репей у крыльца, как хозяин хаты.
      Только вот ноги – Наталье наперекор –
      шага не сделают, будто набиты ватой.

      Губы закусит, мол, я вам не так проста –
      и побредёт, ходунками скрипя до боли:
      чёрт с ней, с травой, но пора покормить кота!
      Вот он, шельмец одноухий, вернулся с воли.

      Ждёт там, снаружи, мурчит и зовёт её.
      Знает Наталья, что сам не пойдёт навстречу.
      После на лавке привычно сидят вдвоём,
      слушают птиц, что вовсю из листвы щебечут.

      Ей божий свет – бесконечная синева,
      пение птиц, и – дождаться приезда сына.

      Снова Наталья, проснувшись, кивнёт – жива.
      И замяукает кот со двора призывно.

      _^_




      БЕЗ ТЕБЯ

      Катится яблоко, падает со стола.
      Стук отзывается гулкой сердечной болью.
      Где-то есть небо, янтарное, как смола –
      чайка, застывшая в капле его, светла,
      шумные травы гудят о морском раздолье.

      Берег до камушка солнцем насквозь прогрет,
      кажется, даже шипит – ну, давай, потрогай...
      Где-то у нас заготовлена горсть монет,
      ластится море к ногам, оставляя след,
      чтобы случилось обратно найти дорогу.

      Помнишь, как мы возвращались – не раз, не два,
      помнишь ли сладость и терпкость сентябрьских яблок?
      Странно, как сложно порой подобрать слова,
      если самой непонятно – мертва... жива...
      Если до дрожи давно изнутри озябла.

      Мир за окном – как болванчик, из пустоты
      выглянет, выскочит, спрячется за решёткой...
      Мне говорят, всё проходит – пройдёшь и ты.
      Знаешь, у ангела в белом твои черты.
      Крутится, крутится в мыслях рецепт шарлотки.

      ...Катится яблоко, падает со стола.
      Стук отзывается гулкой сердечной болью.
      Чёрное небо здесь тянется, как смола –
      капли его выжигают траву дотла.
      Где-то есть мы.
      Ты прости...
      не могу...
      не помню...

      _^_




      ВОТ И ОСЕНЬ

      Вот и осень снова золотится,
      льётся облепихи тёплый свет.
      Женщина, прислушиваясь к птицам,
      ждёт домой мальчишек-непосед.

      Незаметно выросшие дети,
      сами осознавшие едва...
      Беззащитно небо на рассвете –
      рвётся птичьим криком синева.

      Брызжут капли алого кизила.
      Тише, птицы, нет мальчишек тут.
      А она под сердцем их носила.
      А она уверена – придут.

      Верит свято, что дорогой дальней
      мальчики её домой спешат.
      ...Смотрит Бог на женщину печально.
      И вздыхает.
      И отводит взгляд.

      _^_




      АЛЫЧА

      Пока ещё дожди не ко двору,
      а осень будто вовсе не настала,
      бабульки образуют полукруг
      в тени полураздетого платана.

      Ловя остатки летнего тепла,
      торгуют мелочовкой. Между делом
      жалеют Маньку – ту, что померла,
      и кошку, что теперь осиротела
      и мявкает весь день, до хрипотцы.

      Товар нехитрый: связка книжек старых,
      в корзинке – астры, в банке – огурцы;
      опять же – кошка (эта, впрочем, даром).
      Такой знакомый с детства чайный гриб
      медузой рыжей за стеклом слоится...

      Бабулям лишь бы с кем поговорить –
      тогда светлеют сморщенные лица.
      Про пенсии и Маньку помолчим.
      Про остальное скажут:
      – Бог поможет...

      Возьму у них немного алычи.
      И кошку тоже.

      _^_




      МОСКВИЧКА

      Я не была здесь целый век, не меньше...
      Скрипят качели посреди двора,
      Свисая с лавки, дремлет кот милейший.
      Шумит о чём-то важном детвора.

      Вот так стоишь у старой голубятни,
      прислушиваясь к вечному "курлы",
      а небо – глубоко и необъятно,
      в нём тонут люди, птицы, корабли.

      В нём тонут расписные двухэтажки
      и тополя, и полусонный кот...
      Дедки всё так же, хлопнув по рюмашке,
      ругают власть за показушность льгот,

      да так порой клянут, что уши пухнут.
      Здесь всё, как есть – и грустно, и смешно.
      И ту же песню мать поёт на кухне,
      впуская день в открытое окно.

      И суетится хрупкой певчей птичкой,
      за жизнь не постаревшая ничуть...
      А я стою, заезжая москвичка,
      и не дышу, чтоб счастье не спугнуть.

      _^_




      УПРЯМАЯ

      Она упрямо смотрит в полумглу:
      осенний ливень лупит по стеклу,
      качает ветер мокрые деревья.
      Хоть вплавь бросайся – полон двор воды,
      скрывают лужи старые следы.
      Он не вернётся, но она не верит.

      Осточертевший комнатный уют.
      В аквариуме рыбки тоже ждут
      и на неё поглядывают косо.
      Всплывая, булькнут, и опять ко дну –
      мол, не они придумали войну,
      какие к рыбам могут быть вопросы?

      Прокурен чужаками за ночь дом,
      и чувствуется каждым позвонком
      неотвратимость будущей потери.
      И страшно, что поверишь, что вот-вот...
      Она его найдёт! Найдёт, найдёт!
      Снимите поводок, откройте двери!

      Её обнимет нежная рука –
      хозяйка тоже ждёт наверняка
      знакомый свист из уличного мрака.
      Он не погиб, конечно, не погиб...
      Сбивает дождь листву со старых лип.
      Упрямо смотрит вдаль его собака.

      _^_




      не птица

      небо над рекою низко клонится,
      пряча солнце в плюшевый рогоз.
      я когда-то здесь осталась горлицей,
      берег с той поры совсем зарос.

      сколько в эту воду было брошено
      слов любви – монетки на возврат.
      черпаю ладонью наше прошлое,
      пальцы зябнут, зябнут и дрожат.

      светлый ли закат, закат сиреневый –
      неживым нюансы не важны.
      мокрая ладонь – так мало времени
      до не нашей будущей войны,

      что пустыми жадными глазницами
      высмотрит – хоть бейся, хоть беги...
      в этой жизни без тебя не птица я.
      камень в воду.
      по воде круги.

      _^_




      БЕРЕГ

        – Скажи мне, друг, за что ты сражаешься?
              Габриэль Гарсиа Маркес


      Высокий берег ждал тебя всегда,
      весной искала талая вода,
      по всей округе заливая пойму.
      И годы порастали сон-травой,
      пока ты не пришёл: пришёл живой,
      за сгорбленной спиной оставив войны.

      И всё, что было раньше – было сном.
      А здесь такой рассвет, что в горле ком,
      и воздух травяной, душисто-пряный.
      И если звать – откликнется река,
      с проворностью бродячего щенка
      холодным языком залижет раны

      и ляжет по-собачьи возле ног.
      Здесь будешь ты, а рядом будет Бог –
      в руладах птиц, в лиловой медунице,
      в последнем слове каждой из молитв...
      Всё отболит, однажды отболит!
      Закрой глаза, и пусть тебе приснится –

      что вовсе нет последнего пути,
      что можно светлой вербой прорасти
      и пить улун молочного рассвета;
      что тихо шепчет мама: "Спи, сынок", -
      что нет ни войн, ни тех, кто одинок...
      И так легко – что жизнь отдашь за это.

      _^_




      ТАК БЫ ВСТРЕТИЛИСЬ...

      Виснет солнце мочёным яблоком
      над осенней засолкой крыш.
      Тишина равнодушно-зябкая –
      сойка свистнет и снова тишь.

      Редко-редко дымок потянется
      по следам перелётных птиц,
      бродит грядками кошка-странница
      под каркасом былых теплиц.

      И малина уже подвязана,
      и посажен давно чеснок:
      подготовлена дача на зиму.
      Баба Нюра старалась впрок,

      чтоб в июне – ватрушки с вишнями,
      колыбелить весь день внучат.
      Только мысли, что путь не ближний-то
      (привезут ли?) слегка горчат.

      Так бы встретились все на Троицу...
      И не знает – решён вопрос:
      здесь коттеджный посёлок строится.
      Дачи летом пойдут под снос.

      _^_




      ДЕВОЧКА

      Выгулять небо на облачной шлейке,
      вместе взбодриться от птичьего гомона...
      Девочка, что же ты, тонкая шейка,
      руки раскинешь – а крылья-то сломаны.

      Сны слишком взрослы, и мечешься втайне,
      нежности столько, что страшно – до грубости.
      Дерзко смеёшься, что осень летальна,
      пряча внутри одержимость ли, хрупкость ли.

      Нимбом над городом бледное солнце,
      смотришься – словно в разбитое зеркало.
      Мальчик-отличник однажды сопьётся,
      жизнь ведь не зря оскорбительно-серая.

      Впрочем, так сладко бедовое счастье:
      губы распухшие прятать от матери,
      лезвием гладить худое запястье,
      шею в засосах заклеивать пластырем...

      Помнишь, в обнимку шептались о разном –
      мир на двоих, ну и прочие глупости.

      Взрослая девочка смотрит бесстрастно.
      Падает небо,
      пусть его...

      _^_




      БЕССОННОЕ

      Зима, сны приходят всё реже,
      всё меньше понятно, о ком.
      Моргнёшь – вот и снова забрезжил
      блуждающий свет за окном,

      где с ночи ещё минус тридцать,
      и тихо, как в толще воды:
      невидимы люди и птицы,
      бесшумны дома и кусты.

      На белой небесной портьере
      рассветные тени сплелись.
      Чем снег не причина для веры
      в счастливую новую жизнь?

      Возьмёшь поводок без собаки
      (аукнется старая боль) –
      и выйдешь искать в полумраке
      ответ, что такое любовь.

      _^_




      Я ПОМНЮ

      Я помню дом. Я помню тихий свет,
      танцующий на гроздьях винограда.
      Неспешность предобеденных бесед.
      Накрытый стол. И все родные рядом.

      Когда туманом наполнялся сад
      (какой там сад – две яблони, три груши),
      вдруг чудилось, что мир до точки сжат,
      где жизнь внутри, а пустота снаружи.

      Я помню, как в рассветной тишине
      бабуля заговаривала астры.
      Вьюнок взбирался к солнцу по стене –
      за годом год, вчера, сегодня, завтра.

      И вновь весной кудрявилась листва,
      топорщилась усами земляника.
      О, сколько в этом было волшебства –
      казалось, по-кошачьи сад мурлыкал...

      Какой бы жизнь ни виделась потом,
      за тенью солнц, давно во мне потухших –
      я помню тихий свет.
      Я помню дом.
      И этот мир становится чуть лучше.

      _^_




      весеннее

      когда уходит снег в другую жизнь,
      когда рассвет считает этажи,
      пуская зайцев солнечных по стёклам,

      иду искать начало всех начал –
      на место давних встреч, на наш причал,
      где долгая зима все краски стёрла.

      шагаю не спеша на птичий зов,
      а тощий голубь, раздувая зоб,
      курлыки перекатывает в горле.

      смотрю, как плющ гуляет по стене...
      мне кажется, я – маленький птенец,
      который был твоей любовью вскормлен.

      доносит ветер дальний скрип весла,
      на блёсны солнца ловится весна
      и набухает раннею клубникой.

      когда ты рядом – всё такой пустяк,
      мы будем здесь и двадцать лет спустя
      стоять в обнимку...

      _^_




      ДЫМ

      Белёсый дым тревожит небосвод,
      кудрявится, настойчиво зовёт
      вглядеться в синеву за дальней сопкой,
      куда ведёт проказливый ручей,
      негромко вопрошая: "Чей ты, чей?" –
      касаясь ног приветливо и робко.

      Там ждёт провинциальный городок,
      где сходится начало всех дорог
      у старых деревянных танцплощадок,
      где каждый двор бельём сырым распух
      и дразнит губы яблоневый дух –
      тягуч, как в детстве, и всё так же сладок.

      Приснившись, город ластится ко мне –
      а я ещё не знаю о войне,
      а я ещё ничуть не опоздала:
      ручей в любом ответе слышит – "свой",
      и город, по-весеннему живой,
      доверчиво встречает красноталом.

      Но даже сон не сдерживает дым
      над крышей дома, бывшего родным,
      и сердце бьётся в рёбра всё больнее.
      Вчерашних новостей взрывной сюжет:
      "Ночной обстрел, неясно, сколько жертв..."
      На выжженном пригорке церковь тлеет.

      _^_




      ТОЛЬКО ШАГ

      Шагни туда, где пляшет лёгкий свет
      серебряным мальком на водной глади,
      пока рассвет обманчиво прохладен,
      поговори с июлем тет-а-тет.

      Так можно только в детстве и теперь –
      пощебетать с ним золотистой ржанкой,
      не знающей божественной изнанки,
      не помнящей ни боли, ни потерь.

      Июль о главном, впрочем, промолчит.
      Давно стянула раны медуница,
      а долгий сон всё снится, снится, снится
      и каждый вздох – подобие молитв.

      Пока не время – пой, летай, кружись,
      хватай в охапку солнечные блики!
      Ещё чуть-чуть – и я тебя окликну,
      и обниму, и расскажу про жизнь,

      где тихо отцветает черемша,
      лосось вновь умирать идёт на нерест...
      Настанет скоро наш черёд поверить –
      от смерти до июля только шаг.

      _^_




      ОГОНЬКИ

      На мгновение – долгое, тёмное –
      потерялся рассвет за окном.
      Слишком много забытого помню я.
      Слишком пуст не дождавшийся дом.

      Шаг за шагом скрипя половицами,
      нарушаю застывший покой –
      заколотится сердце вдруг, птица ли
      вдруг забьётся под слабой рукой.

      Здесь все тени до боли знакомые,
      невесомо коснутся щеки –
      мол, простили,
      и выйдут из комнаты...
      На гирлянде моргнут огоньки.

      Бесконечным был год, да вот выгорел.
      Сколько лет так сгорело дотла.
      И не важно – где жизнь, а где вымысел,
      я пришла насовсем.
      Я пришла.

      _^_



© Лана Юрина, 2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2025.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Светлана Богданова. Попробуй не засмеяться [Я знаю, что сейчас мое путешествие прервется, и мне надо все запомнить и все записать. Поезд старательно подыгрывает мне, выводя под занавес на свою сцену...] Мила Борн. Другая Агата, или искусство стать невидимым [Загадочная история исчезновения Агаты Кристи. Что произошло и, главное, почему? Это стало не просто газетной сенсацией, но и глубоким психологическим...] Акоп Арутюн. Стихотворения [Я останусь с сухими глазами, – / свежим, / как возлюбленный солнца...] С. К. К. (Сергей Кудрин). Танцпол для парапсихологов [Прочесать лебедем / Вышний Стонхедж. / / Попросить Мерлина / Оживить булыжники.] Елена Бородина. Белый шум [Всё тот же хрупкий лист неповторим / в своём полете ветреном, бесстрашном / из неба в бесконечность – Бог бы с ним. / Вот – новый день, / а что...] Аркадий Паранский. У Печоры у реки... [Это было чудо какое-то – поле белых астр. Но самое поразительное: среди белого, напоминающего пушистое покрывало, пространства алели ярко-красные, почти...] Вахтанг Чантурия. Восемь бит [Восьмая часть меня живет в мире восьмибитной игры о праздно шатающемся по пыльным улицам большого города пьянице...] Юлия Великанова. Что же значило это странное "memory postum" (О поэтическом сборнике Милы Борн) [Перед нами поэтические тексты прозаика и драматурга. Это чувствуется в каждой строке. Непрерывное повествование, нарратив, впрочем, чрезвычайно поэтичный...] Борис Кутенков: "Поэты останутся в истории не по эстетическим соображениям" [Телеграм-беседа с поэтом и критиком Борисом Кутенковым в рамках проекта Андрея Войнова Voinovpoetry: "20 вопросов Борису Кутенкову".] Лора Катаева. Ласточки наших слов [Всё – молчание, тайна, но истины не видать. / Нам бы выстоять, искренний мой, залетай сюда, / Это небо глотай до упаду – и ешь, и пей, / Просто...] Лана Юрина. На грани [Пока не время – пой, летай, кружись, / хватай в охапку солнечные блики! / Ещё чуть-чуть – и я тебя окликну, / и обниму, и расскажу про жизнь...]
Словесность