СОСЕД
"Пусть обо мне поплачет,
Ей ничего не значит"
М.Ю. Лермонтов
Ушёл сосед, инженер-механик, умный собеседник, золотые руки, и в тоже время - изнурённый одиночеством, обиженный на мир человек. Он изжил свою судьбу: тень его ушла в могилу вчера, но сущность раньше. Он был обречён, на что-то надеялся, не хотел понимать, что прошлое не возродить, пусть даже сказочное.
Мне пятнадцать. Еду в трамвае по Островского. Вагоны с воем-звоном идут на поворот в сторону Качалова, и я в который раз думаю: почему деревянные дома на Островского стоят ровно, а пристройки к ним - с лестницами на второй этаж, все как один глубоко просели, даже доски повисли вкось?
Слышу свое имя, оборачиваюсь и вижу бывшего соседа, старшекурсника КАИ, который только что вошел в вагон с молодой женой. Боже, как они красивы! Аж гордость пробирает, что я знаю этих людей. Он брюнет, с вьющимися волосами, белолицый, академическая бородка, как у Арамиса; она, блондинка, с уложенной на затылке прической, с перламутровыми веками; легкий костюм, под цвет зеленых глаз, скрывает ее беременность.
Мы о чем-то говорим, молодые и чистые. Супруга обеими руками предано держит избранного под руку, взгляд ее внимательный, дружелюбный.
Здесь, на звенящем повороте, у пункта приема посуды, дугообразный забор, на заборе разросшийся вьюн - как огромный бобровый воротник. Я прощаюсь и прыгаю из задней двери наземь. Асфальта на остановке нет. Золистая почва размыта дождями, унесена ручьями, и с каждым годом от земли до порога трамвая все выше и выше.
Снизу машу рукой. Молодая пара улыбается.
С тех пор прошло больше двадцать лет.
Он, хмельной, отощавший, увлеченно говорит о ремонте, который сделает в ванной, как только жена приедет, а без нее у него руки как плети. Для него она - в длительной командировке, представляет на столичной ярмарке продукцию фабрики "Нафис". Но так было два года назад, теперь же она не работает и живет в Твери с армянином.
Сосед боится и не допускает предательства. Иная супруга, конечно, может изменять и даже тайно жить с другим в чужом городе. Но ведь это на бумаге - у Чехова, у Толстого. Секса у нас нет, "sex" звучит так же блекло и убого, как "spritе" на этикетке. А у нас это тайна! Слово ругательно - чтобы не повторяли всуе! Оно емко и первобытно. Оно - отсвет языческого очага на своде пещеры, пляска родового огня на оплодотворенных чреслах...
И потому сосед - однолюб и даже в некотором роде существо бессмертное именем своей любви. Он плачет.
Машины не умеют лгать. Оставаясь ночами один среди сложных агрегатов, гребущих маховиками, он привык верить их звукам (у людей это речь), - и будучи еще не разведенным, внял и легко отписал жене свою квартиру и жилье недавно умершей матери; он надеется, что однажды увидит у двери потрепанный чемодан и стершиеся, щека к щеке, туфельки на милых ножках.
Он пришел ко мне на сорокалетие, трезвый, робкий, в мешковатом джемпере еще более худой. И как больно было видеть, как он, чуть захмелев, поднялся с бокалом, начал произносить тост о счастье, о благе и, вдруг разглядев лица счастливых пар, - ощутил, насколько он одинок, насколько он тут чужой - и горько заплакал.
Гости смеялись, приняв слезы за банальную слабость. Но как жалка и трогательна была его фигура! Я видел несчастья брошенных мужчин, но пронзительнее этого никогда!
Он бредил о жене. Но вернись она, отверг бы, как оскверненную клятву. А может, и убил бы, сказав: я все знал, надеялся, а ты держала меня за идиота; молитвенно целовал бы тело, открывая складку за складкой на ее одежде, а на рассвете, в блеклом мороке, как за марлевой занавеской, растворился бы и сам.
Скончался он внезапно, лежал, никому не нужный, в перегретой кухне трое суток, и зажженная конфорка мерцала над ним, как единственный и последний цветок в его посмертной судьбе.
"Он умер от тоски" - сказала его красавица дочь.
Хоронили его в черном пакете. Рыхлая апрельская земля рушилась, два могильщика вопя подпирали поясницами срез земли, на который давила сбоку свежая могила его мамы. Провожали старухи, и по обычаю, как близкому, пришлось опускать тело мне. Я спрыгнул, уперся поясницей в землю, земля двигалась и спереди, как большой муравейник. Оставался узкий проход, я принял конец пакета, второй конец держали сверху, тело прогнулось, тяжко легло мне на ступни, и в это время могила обрушилась. Туловище прижало к голеням, оно было рыхлое, теплое, теплее, чем апрельская земля. Я не мог пошевелить ногами. Казалось, меня удерживали там, под землей, хотели побыть рядом, но - чего там! - сказать-то было уже нечего!
Я выбрался. Оставил его одного. Сиротее самого сиротства. Как оставлял когда-то пьяного, ничком лежащего на койке, с натянутым на темя одеялом: спи, завтра вернемся к этому разговору, - и вот опять обманул...
17.04.2001 г. - 16.09.2016 г.
© Айдар Сахибзадинов, 2016-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2017-2025.
Орфография и пунктуация авторские.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Алексей Смирнов. Где стол был яств: и Доктор Энгельгардт. Два рассказа [Бритая Маковка толкнула Косички, качнулись Банты. Лиза и Коля – октябрята, но без пяти минут пионеры – остановились и завороженно уставились на сутулого...] Елизавета Григ. Сима [Эта необыкновенная история началась в соловьиную ночь – в самое подходящее время для всех необыкновенных историй на свете. Говорят, не поют соловьи, они...] Яков Каунатор. Кто же ты есть, как тебя звать... (Булат Окуджава) [Формула рождения стихов Булата Окуджавы до чрезвычайности проста: взгляд, восприятие; чувство; осмысление...] Андрей Коровин. Из книги "Любить дракона" (2013) Часть II [стать его сталкером / проводником / в новый мир / вещей букв людей / взять на себя ответственность / за его судьбу...] Татьяна Куземцева. И надеяться, и любить... [Как бесполезны дни – благословенны ночи, / И горести мои завязли между строчек. / И разве кто спасёт? А впрочем, что за дело... / Пожалуй, это всё...] Екатерина Вольховская. Чёрный пёс и другие [Кто разберёт их – о чём говорили / Девочка с куклой ночами под пледом? / Кукла любила глазами и бантиком, / Девочка – голосом, тихим и тёплым.....] Никита Николаенко. Взгляд обывателя [По прошествии нескольких недель я стал задаваться вопросом – а что же тогда произошло в тот жаркий день и происходило ли что-то стоящее на самом деле...] Владимир Буев. Пять рассказов о судьбах крымских татар в обрамлении прелюдий и ноктюрнов [Репортаж с творческого вечера писателя Шевкета Кешфидинова. Литературно-музыкальная композиция Шевкета Кешфидинова и Зеры Джемиловой, посвященная Крыму...] Зина Виноградова. Одна сплошная исповедь [Презентация книги Макса Батурина (1965-1997) "Гений офигений" в рамках проекта "Бегемот Внутри" в Малаховке.] Валерий Горюнов. Пиратская летопись о времени и себе (О книге Матвея Цапко "Экранка") [...как в любой летописи, записанные события и воспоминания постепенно выцветают и становятся неясным гулом прошлого, но у нас все равно остаётся недоступный...] Александр Хан. Созерцание и размышление (о стихах Александра Разина и Дарии Солдо) [Отзыв о стихах участников 103 серии литературно-критического проекта "Полёт разборов" Александра Разина и Дарии Солдо.] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
