ГОРСТЬ БРУСНИКИ
У меня есть пальто. Теплое. Ладное. Цвета неспелой брусники. Иной раз, когда я гляжу на пальто и думаю о его необыкновенном цвете, невольно приходит на память один далекий день моей жизни. Он тоже связан с брусникой. С недозревшей.
Начиналась осень. Стоял теплый день. Казалось, весь мир нежится под лучами ласкового сентябрьского солнца, выгибая спину как добродушный кот. Мы ехали в деревню. Мы - это я, отец, сестра и отцовский брат, который был за рулем. Сестра сидела на переднем сиденье, рядом с водителем, я же с отцом - на заднем. Ехали молча, глядя по сторонам. Словно краски на палитре художника, во мне смешивались чувства наступившего дня. Сегодня отца выписали из больницы. Он, не в пример нам розовощеким, выглядел серым, худым и изнеможенным.
Мы везли его домой. Умирать.
Правда, отец думал, что его временно отпустили из больницы и через пару недель снова предстоит лечение. Он ошибался. Не предстоит. У отца был рак. Рак желудка. Неизлечимый и неоперабельный. Диагноза отец не знал. Он никогда не интересовался своим здоровьем, не лежал в больницах, не посещал кабинеты врачей. Он всегда был здоров. А две недели назад отцу стало плохо, что даже упал в обморок. Из деревни, где он жил, его доставили за восемьдесят километров в районную больницу. Об этом нам с сестрой сообщили родственники, и мы через двое суток, именно столько нужно было ехать на поезде, примчались к отцу. Врачи ничего вразумительного нам сказать не могли. Диагнозы, поставленные ими, не подтверждались. Отцу проводилось укрепляющее лечение.
Однажды он попросил принести ему пельменей. Мы принесли их в стеклянной литровой банке, замотанной в шерстяную кофту, чтобы не остыли. Отец, обжигаясь, долго пытался проглотить пельмень, но, все же, не смог.
- Не ийдёть, - сказал он, нарочно коверкая слово и виновато улыбаясь.
- Подожди, пока остынут, - посоветовала я, - вон горяченные какие!
Пар так и валил из широкого горлышка банки, и она по-прежнему была такой обжигающей, что невозможно держать голыми руками. Но и когда прошло немного времени и пельмени чуть подостыли, отец не смог съесть ни одного пельменя.
- Не ийдёть, - повторил он, - мне бы палку какую.
- Зачем? - удивились мы.
- Чтобы протолкнуть ком, - сказал отец и провел рукой линию от горла к желудку, показывая, где нужно протолкнуть.
Пельменный запах и так раздавался на весь больничный вестибюль. Но отец наклонился прямо к горлу банки и вдыхал, вдыхал, вдыхал пельменный аромат. Наконец поднял голову. В горле ком, а в глазах - слезы. Любят сибиряки пельмени....
Врачи отправили анализы в областной центр. Результатов ждали несколько дней...
А теперь мы ехали туда, где предстояло отцу прожить последние дни своей жизни с нами, его дочерьми, в деревенский дом, где прошло его детство, где умерли его родители, где он жил в последнее время.
Два часа нужно было трястись по кочкам. Дядька, как мог, старался ехать осторожнее. Но когда при очередной колдобине нас подбрасывало, отец жмурился от боли.
Наконец он не выдержал:
- Останови.
По краям дороги стоял лес. Светлый. Прозрачный. Хвойный. Такой лес называется светлохвойной тайгой. Лиственницы, сосны, а также березы и осины - главные жители этого леса.
- Пройдемся? - предложил отец.
Дядька замотал головой, мол, не бросишь же машину посреди дороги. Сестре тоже не захотелось прогулки. Только отец и я шагнули в лес. И сразу же, с первых шагов, нас укутало неповторимым лесным запахом. Идти было легко. Слышно, как потрескивали под ногами сломанные ветки. Только это и нарушало тишину. Казалось, что время остановилось. Мы одновременно любовались и золотисто-желтыми листьями, и цветастыми шляпками грибов. И, возможно, одновременно думали о вечном.
- Брусника! - первым нарушил молчание отец.
И впрямь! Вдруг откуда не возьмись, повсюду появилось много-много кустарничков с розово-бордовыми бусинками на фоне мелких, вечно-зеленых листьев.
Раньше я не очень любила эту тугую упругую ягоду. У нас в доме ее имелось в предостаточном количестве. Отец собирал бруснику ведрами, и долгими холодными зимами нас поили брусничными морсами, заставляли есть пересыпанную сахаром, чтобы не болеть. Сейчас же она мне казалась самой вкусной ягодой на свете, хотя и была недозревшей.
- А ты чего не ешь? - спросила я у отца и протянула ему ладонь с брусникой.
Отец покачал головой:
- Неспелая, недельки через две можно собирать будет.
"Недельки через две..." - с грустью повторила я про себя эту фразу.
- Хотя если ее сейчас набрать, да положить в темное место, она дойдет, - продолжал отец, - но при этом вполовину потеряет полезные свойства.
- Знаешь, что означает "брусника" по-латыни? - вдруг спросил отец.
- Не знаю. И что же?
- Виноградная лоза.
- Да? - удивилась я. - Она вовсе не похожа ни на какую виноградную лозу.
Родитель пожал плечами, мол, я, что ли, придумал это.
- А корневища у брусники живут до двухсот лет, - сказал отец.
- Да? - вновь удивилась я.
Он еще что-то рассказывал про ягоды, поражая меня своими яркими энциклопедическими знаниями. "Вот тебе и деревенский мужик!" - думала я, поедая бруснику.
- Нас, наверное, заждались. Давай вертаться, - сказал отец.
Видно было, что он очень устал. Мы побрели в сторону машины. Брусника повсюду расстилалась ковром.
- А все же набери-ка горсточку, - попросил родитель.
Он пошел не спеша вперед, а я, быстро набрав горсть ягод, еще какое-то время смотрела на его медленно удаляющуюся фигуру. Потом, крепко зажав ладонь, быстрым шагом догнала отца. И на сей раз он отказался от ягод.
Когда мы подошли к машине, сестра и отцовский брат встречали нас с грустными лицами. Очевидно, они в наше отсутствие говорили о болезни отца.
- Чего грустные? - спросил отец. - Не тех ягод насобирали?
- Каких не тех? - удивились они.
- Грустнику, поди, набрали вместо брусники. Мы-то, видишь, какие довольные, потому что брусники набрали малость.
Я разжала ладонь и подставила ее дядьке и сестре. Сестра, взяв пару ягод, сморщила нос. А дядька вообще сказал, что выкинуть ее надо, бруснику незрелую.
- Через две недели пойдем собирать, - сказал он нам, - вот увидите, девать будет некуда.
- Не выбрасывай, - приказал отец.
Всю оставшуюся дорогу я кормила отца брусникой.
- Вовка, да брось ты жевать ее, - сокрушался его брат, - она же недозревшая!
Отец ел молча, тщательно пережевывая каждую брусничную ягоду.
- Вовка, выплюнь! - не унимался дядька. - Через две недели пойдем, хорошей наберем. Красной.
Через две недели отца не стало.
Дальше: ДОГНАТЬ АМЕРИКУ ►
– Оглавление –
© Наталья Романова, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
|
Лев Ревуцкий. Рассказы. ["American Dream", спросите вы? Нет, отвечу я. Такова сила материнской любви. Ну и немного везения. Без мамы, её любви и поддержки не было бы ни американской...] Алёна Цами. Босиком по небу [Так уж устроен человек, что в майский полдень он сравнивает облетающие лепестки вишен с первым снегом, а первый снег – с лепестками вишен...] Владимир Буев. Ольга Чикина: "Люди сделаны из звёзд" [Вечер барда Ольги Чикиной в московской библиотеке Лермонтова в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри".] Владимир Ив. Максимов (1954-2024). Эхо на реке [Запомни запах скошенной травы, / Испей воды из родниковых братин... / В поэзию поэтам вход бесплатен. / Для остальных – увы, увы, увы...] Юрий Гладкевич (Беридзе). Иду свой путь [Как остро сосульки глядят на прохожих, / как будто пытаясь понять и учесть, / насколько прохожие те толстокожи, / и что там за кожа – броня или...] Роман Смирнов. Сны Иезекииля [...найти ещё одну связать века / мост подвесной пройти и поклониться / но не подняться выше языка / и ниже немоты не опуститься...] Андрей Коровин. Из книги "Любить дракона" – (2013) Часть I [ты выйдешь к солнцу сам не зная где ты / какие там живые экспонаты / где луг поющий где осипший берег / где девушка плывущая нагая / где высушены...] Андрей Бондаренко. Тела небесные и личные тела [я умею / складываю все под ноги / чтобы ходить / шаг за шагом и раз за разом / по мозаичному мосту в реальность] Николай Киселёв. Я – главная посредственность [и шкет бежит с огромным рюкзаком / шуршит домой болоньево штанами / а я шагаю в школу по кривой / учить детей любви и состраданию] Дмитрий Песков. приходит мартин cкорсезе [приходит мартин cкорсезе говорит привет / я сейчас снимаю фильм про индейцев / там для тебя есть одна / очень важная роль] Эмкей (Алексей Валлен). Такое кино [Рассеянно / капает дождь над Сеною. / Между лопаток пальчиком / трогаешь: "Всё потрачено..."] |
X |
Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |