Когда-то давно
Я жил окнами в лес.
И в тот миг,
Когда дождь,
Пролетая с небес,
Видел меня,
Он не видел тот лес.
Да, я жил высоко...
И в окна мои
Не глядели глаза.
Штор не знал...
Говорят, на земле шли пиры и бои.
Не знаю. Был лес!
И в балконную дверь
Я его иногда запускал.
Но не помню,
Давно,
Из деревьев каких
Был он соткан...
Но это окно
Был мой
И пять недель
немытая палитра
пыталась плакать
светлыми цветами.
И пять гостей пришли
как будто выпить,
Но были все
в малиновом
опальном.
И позвоночником
звеня,
как по звоночкам,
тянул один из них
фальцет всё выше.
С него весь хор
степенно и по очереди
снял мягко взгляды
и оставил в нише...
И бархат
складками свисал,
и бледных рук
прозрачные молитвы,
и утончённый
неподвластный сад
Всё рос и рос
между гранитных
плитин.
И вот тогда,
как в плавном
завершенье,
На фиолетово-
Синее небо.
Ночью и днём.
Как много синего цвета
На свете...
Сон.
Говорят, оно чёрное
Ночью.
Но разве может быть
Чёрный свет?
Оно синее.
Бальзам на беду
Чью?
Оно ведь белое днём -
Этот тот же
Солнцем разбавленный
Синий цвет.
Чёрно-белое только кино.
В радуге таких цветов нет.
И я не хочу потому
Смотреть чёрно-белые сны.
За чёрным снегом
и белой землёй
Не видеть весны,
Чёрным по-белому
что-то читать,
Белым по-чёрному жить,
Чёрными думами
письма писать,
В белом по-чёрному пить.
Навек бы рассориться
чёрному и белому.
Одному жить как хочет -
по-чёрному,
Другому - как надо -
по-белому.
Строгие лица,
Молчаливые звенья.
Двери открою
И - на колени.
Давайте молчать
На пороге мгновенье,
Прежде чем жесты,
Прежде смиренья.
И, провожая
После молчанья
В бессмыслицу лестниц,
В пролёты отчаяния,
Прежде чем цепи
Замкнут - не откроешь,
Жалобу скрепим
Молчанием
Американский авианосец
И готический собор
Потопили друг друга
Посреди Тихого океана.
Молодой викарий
До последней минуты
Играл на органе.
До сих пор кружат в небе
Ангелы и самолёты,
Которым некуда приземлиться...
Ты постарела так в моей душе,
Как не состарят годы и вино.
Хоть платьев накупи,
Хоть перешей,
Что было старого. И всё равно
Ты для меня как тот цветок,
Что оставляю зло и, не таясь,
Я еду с балаганом на восток,
Где сто цветов всегда,
куда ни пасть.
А он один хранит пустой мой дом,
Ни влагою, ни солнцем ни богат.
И если напоит его другой,
Отдам ему его. Он будет рад.
Да, знай, я отрекусь и уступлю.
Быть может, только ты того и ждёшь.
Пусть под дождем покажется - люблю,
Когда с лучом ты солнечным уйдёшь.
И всё равно полночное шоссе
И первый светофор на Кольцевой,
Хоть не желай того, вернутся все.
Куда тебе, куда ещё домой?
Михаил Метс: 1939[И - кто знает, читатель? Кто знает? / Быть может, в какой-нибудь параллельной вселенной именно так все у них и сложилось?..]Владимир Алейников: Париж и СМОГ[...На то и Париж есть на свете, чтобы в нём обязательно встретить, хоть раз оказавшись там, знакомого человека. И даже не одного, а многих знакомых. Со...]Юлия Пикалова: ОФОРТЫ. Стихи[Я стою перед солнечным озером, / Что равно небесам глубиной - / И ныряю, пронзая насквозь его, / И выныриваю в мир иной...]Алексей Смирнов: Три рассказа[Иван Иванович, эйджист и лукист, прославился скандальными статьями в адрес всевозможных уродов. Статьи эти были разоблачительными, клеветническими и высокомерными...]Макс Неволошин: Фобии[Как бывший психолог, я, разумеется, знаю, что такое фобии. Но об их причинах лженаука толком не договорилась. Самая известная, она же единственная, гипотеза...]Владимир Алисов: Время молчания[может быть / строчки стихов / это окаменевшие молнии /]
