ИСКУССТВО  ВОСКРЕШЕНИЯ:
о трёх стихотворениях Владимира Гандельсмана

"Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своём порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его" (1 Кор. 15:22-23). На этом обещании взросла христианская культура. Искусство на протяжении веков знало воскресение как тему, как сюжет, как предмет размышления, сомнения и веры. Однако в поэзии никто, кажется, до Владимира Гандельсмана не воспринимал воскресение как задачу. Едва ли не в утопическом духе Николая Фёдорова - с той разницей, что в основание положены не наука и молитва, а память и художественная мощь. В секуляризованное время это парадоксально и на глубинном уровне закономерно: человеку, не принимающему в расчёт реальность Бога, ничего не остаётся, кроме как взять на себя Его функции. Высшая из которых - утверждать жизнь. Строго говоря, любое обращение к памяти есть воскрешение прошлого - в мыслях, в красках, в словах. Поэзия Гандельсмана уникальна тем, что в ней заметно стремление к преодолению словесной описательности: стихи призваны быть чем-то большим, чем стихи. Как сам автор понимает и решает поставленную задачу? Обратимся к трём знаковым стихотворениям.

Стихотворение "Высокий и узкий мост над путями..." представляет собой развёрнутую панораму прошлого. Города детства (или, точнее, города-детства), населённого близкими и дальними людьми: нищий, парикмахер, безумец, близнецы, девочка. Завершается ряд "дядькой, который всё время шутит, / пританцовывая, и лет через десять, / Господи, умрёт и обо всём забудет, / и ещё через двадцать в последней строфе воскреснет". Здесь отправная точка стихотворения и его итог: для воскрешения достаточно назвать - подобно тому как Адаму для того, чтобы "оживить" окружающий мир и утвердить свою власть над ним, было достаточно всему дать имя. Такая лёгкость возможна только в детстве, когда времени, созданного смертью, ещё не существует. На преодолении времени и построено воскрешение: взгляд всеведения из настоящего в прошлое соединяется со взглядом ребёнка, обращённым в будущее. В основе подобного вúдения лежит опыт райского переживания жизни, незамутнённая вера, колоссальный оптимизм.

"Воскрешение матери" можно назвать программным стихотворением. Целиком составленное из частных фраз-штампов, оно стремится создать и оживить языковой портрет. Автор максимально уплотняет речь - любая пауза грозит распадом - в надежде, что через стихотворение заговорит и тот, кому оно посвящено. Это похоже на заговор - на "заговаривающую[ся]" речь. Поставленной сверхзадачей объясняются суггестия, монотонность, повторения: "Когда придёшь. Когда придёшь. / Обещали дождь. Дождь. // Купи на обратном пути / хлеб. Хлеб. Вставай, уже без пяти". Справляется ли с задачей автор? И да, и нет. Гандельсману удаётся почти невозможное - в языке воскресить человека, но это воскрешение на длину речи. Кажется, не хватает какого-то последнего, не человеческого усилия, чтобы образ застыл в вечности. В этом трагизм стихотворения, оканчивающегося бессильным: "Ты / остаёшься один. Поливай цветы". Это "ты" недоумённо зависает над пустотой в конце строки. Как мастерство факира понуждает змею показаться из цилиндра и затанцевать, так и мастерство поэта понуждает прошлое показаться из темени небытия. Однако смолкает флейта, заканчивается стихотворение - и всё возвращается на свои места.

Стихотворение "Двадцать лет как её не стало..." наиболее радикально, жёстко, непримиримо. Воскрешение в нём понято уже буквально: "То, что су-ще-ство-ва-ло. / Как суставы, ощупывай слоги. / Нет её, и, если любви твоей мало / воскресить, прочь с дороги". Чего больше в этом поразительном физиологическом сравнении: сознания поражения или дерзости? Если апостол Фома вложил персты в раны Христовы и убедился, что это живая человеческая плоть, то автор стихотворения, а вместе с ним и читатель, вместо плоти обнаруживают только слова. И даже не слова - слоги... Примечательно, что "мало" оказалось именно любви, а не таланта и мастерства. Сказано точно, без тавтологии. Ведь талант - это и есть в какой-то мере мера любви.

Сама собой может возникнуть мысль построить рассмотренные три стихотворения в некую логическую линию, вектор, к чему подталкивает и хронология: 1983-84 гг., 1995-98 гг., 2017-18 гг. соответственно. Однако даты написания особого значения здесь не имеют. И в условные рамки религиозной веры, агностицизма, атеизма данные стихи не умещаются. Они, скорее, задают поле, в котором человеку дано свободно перемещаться. С надеждой когда-нибудь оказаться вовне. Так Симеону Новому Богослову принадлежат удивительные и страшные слова: "Если кто на земле не познал Воскресения, тот и в вечности его не познает". Поэзия Владимира Гандельсмана ценна тем, что позволяет приобщиться к опыту воскресения - пусть и не во всей мыслимой полноте - уже здесь и сейчас.

© Алексей Кудряков, 2018-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2018-2025.
Орфография и пунктуация авторские.

– Владимир Гандельсман –

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Светлана Богданова. Попробуй не засмеяться [Я знаю, что сейчас мое путешествие прервется, и мне надо все запомнить и все записать. Поезд старательно подыгрывает мне, выводя под занавес на свою сцену...] Мила Борн. Другая Агата, или искусство стать невидимым [Загадочная история исчезновения Агаты Кристи. Что произошло и, главное, почему? Это стало не просто газетной сенсацией, но и глубоким психологическим...] Акоп Арутюн. Стихотворения [Я останусь с сухими глазами, – / свежим, / как возлюбленный солнца...] С. К. К. (Сергей Кудрин). Танцпол для парапсихологов [Прочесать лебедем / Вышний Стонхедж. / / Попросить Мерлина / Оживить булыжники.] Елена Бородина. Белый шум [Всё тот же хрупкий лист неповторим / в своём полете ветреном, бесстрашном / из неба в бесконечность – Бог бы с ним. / Вот – новый день, / а что...] Аркадий Паранский. У Печоры у реки... [Это было чудо какое-то – поле белых астр. Но самое поразительное: среди белого, напоминающего пушистое покрывало, пространства алели ярко-красные, почти...] Вахтанг Чантурия. Восемь бит [Восьмая часть меня живет в мире восьмибитной игры о праздно шатающемся по пыльным улицам большого города пьянице...] Юлия Великанова. Что же значило это странное "memory postum" (О поэтическом сборнике Милы Борн) [Перед нами поэтические тексты прозаика и драматурга. Это чувствуется в каждой строке. Непрерывное повествование, нарратив, впрочем, чрезвычайно поэтичный...] Борис Кутенков: "Поэты останутся в истории не по эстетическим соображениям" [Телеграм-беседа с поэтом и критиком Борисом Кутенковым в рамках проекта Андрея Войнова Voinovpoetry: "20 вопросов Борису Кутенкову".] Лора Катаева. Ласточки наших слов [Всё – молчание, тайна, но истины не видать. / Нам бы выстоять, искренний мой, залетай сюда, / Это небо глотай до упаду – и ешь, и пей, / Просто...] Лана Юрина. На грани [Пока не время – пой, летай, кружись, / хватай в охапку солнечные блики! / Ещё чуть-чуть – и я тебя окликну, / и обниму, и расскажу про жизнь...] Читайте также: Ольга Андреева. Ищу, на что бы опереться | Владимир Буев. "Бог его знает, что несешь, стоя с утра под душем..." | Дмитрий Гвоздецкий. Мой сын напишет не хуже | Георгий Жердев. Четыре четверти | Яков Каунатор. Времена не выбирают | Николай Милешкин. "Самый главный процесс – отделение тьмы от света..." | Ашот Наданян. Подстриженные мысли | Айдар Сахибзадинов. Синёва: и Осенний сон | Людмила Свирская. Я успела в последний вагон | Елена Ханова. Разновеликие цветы | Дмитрий Аникин. Царь Эдип | Илья Будницкий. После оттепели | Владимир Буев. Обнять не обнятое | Андрей Бычков. Человек знака | Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка"