ЯНВАРЬ, ПРОПАХШИЙ ЗЕМЛЯНИКОЮ...
* * *
Над пожарным щитом говорю: дорогая река,
расскажи мне о том, как проходят таможню века,
что у них в чемоданах, какие у них паспорта,
в голубых амстердамах чем пахнет у них изо рта?
Мы озябшие дети, наследники птичьих кровей,
в проспиртованной Лете - ворованных режем коней.
Нам клопы о циклопах поют государственный гимн,
нам в писательских жопах провозят в Москву героин.
Я поймаю тебя, в проходящей толпе облаков,
на живца октября, на блесну из бессмертных стихов,
прям - из женского рода! Хватило бы наверняка
мне, в чернильнице - йода, в Царицыно - березняка.
Пусть охрипший трамвайчик на винт намотает судьбу,
пусть бутылочный мальчик сыграет "про ящик" в трубу!
Победили: ни зло, ни добро, ни любовь, ни стихи...
Просто - время пришло, и Господь - отпускает грехи.
Чтоб и далее плыть, на особенный свет вдалеке,
в одиночестве стыть, но теперь - налегке, налегке.
Ускользая в зарю, до зарезу не зная о чем
я тебе говорю, почему укрываю плащом?
_^_
МАСКИ
Второй механик Ноева Ковчега,
системадмин у Вещего Олега,
в шинели Гоголя я выхожу из снега:
- Алоха! Вас приветствует Сенека!
Чернь морщится: "паяц, жонглер словами..."
(как будто я - кровавыми слезами,
прилюдно плакать должен и страдать?)
Рожденные мечтою о сезаме,
мне музыкою вас не передать!
Тетрадный лист в фиалковой воде,
шекспир глазуньи на сковороде.
Я, голышом с балкона голосивший
и для тебя у ангелов просивший ...
Но птичьих прав - не надобно звезде.
Под Рождество ко мне приходят строки,
тихи они, грустны и одиноки.
- Ты, - говорят, - из Киева? Чи шо?
- Из Киева. Я сделал сайт о Боге.
Без счетчика. И это - хорошо.
А за окном - еще окно и двери,
откроешь: тьма, чихание в партере,
мешок нащупаешь, пыхтя, как паровоз,
развяжешь. И пластмассовые звери
тебя узнают, Дедушка Мороз!
_^_
КРЫСА-ОТЧИЗНА
Пепельно и на душе - богодельно,
пишется - слитно, живется - раздельно...
Парус белеет конкретно и чисто,
клоны вращаются в отчих гробах.
Снится красивая крыса - Отчизна
с краской томатной на тонких губах.
Ей предлагают себя на обеды
пушкинофобы и лермонтоведы...
Милые, я вас молю:
с язвой боритесь и пляскою Витта,
опыты ставьте, но не отравите -
лабораторную крысу мою!
Осип Эмильевич, как Вам живется?
Что ж Вам крысиная песнь не поется,
сколько стихов не готовь?
Жесть, или жизнь разгрызая капризну,
подстережет мою крысу - Отчизну
страшная крыса - Любовь...
_^_
* * *
Бертолетовой соли щепотку -
не прогневать кухарок Невы.
И полтинник на царскую водку
для моей золотой головы.
Смесь желания и желатина,
высверк лезвия на рубеже, -
где безумная эта картина
отразилась в кухонном ноже.
Среди всяких кровавых работин -
нет поэта, честней мясника:
и в тумане дрожат подворотен
негритосины окорока.
Петербург, мой наставник, наместник,
вот Архангел подносит трубу...
Не спеши. И спасибо за крестик,
нарисованный йодом на лбу.
_^_
* * *
Старый херсонский вокзальчик,
снег на краю забытья.
Дремлет фарфоровый мальчик -
в комнате для битья.
Снег не окончил балетной,
он - выпускник Хохломы.
Средь пацанвы безбилетной -
что ж, покемарим и мы.
Пусть за ментовским окошком,
возле ремонтных путей
бродит бессмертье с лукошком
и собирает людей.
Тот, кто родился в рубахе -
будет едой для зверей.
Ждет его ам-амфибрахий,
щелкает клювом - хорей!
Перст одинокий - анапест
тычет в январскую тьму,
где птеродактиль, крест-накрест,
небо подарит кому?
Тот, кто рожден без одежды -
хуже бродячего пса.
Синяя нитка надежды,
да и надежда - попса...
... соединяется в Слово:
взвешен-отмерян-прощен...
Будто бы: снова, и снова -
ты не родился еще.
_^_
(из южного цикла)
Дождь отшумел, полусухой красный ампир,
вновь о любви музыкальная плачет шкатулка.
Шлюха у входа в отель. Окаменевший сатир -
вдруг оживает и тащит ее в глубь переулка.
Ранее, статуя римской богини без головы
всех постояльцев встречала взором сердитым.
Новые моды: шлюха визжит, и увы -
плачет сатир над своим, безнадежно отбитым...
В серых колготках, надетых на стрелки часов,
Время не может найти утешительных слов
для андрогинной природы...
Вот и рифмуешь: лесов-парусов-небесов.
Хочется кушать? Добавишь еще - колбасов,
и завершишь - бутерброды.
Думы о Родине здесь превращаются в чат,
но, иногда, позабыв закипающий чайник,
ты вдруг почуешь: "На штурм!", - янычары рычат
и окропляется кровью крымский песчаник.
Стихотворенья - бумажное пьют молоко
и оставляют школьные наши тетрадки,
запах цветущей акации и рококо
Черного моря, слегшего от лихорадки...
_^_
* * *
Январь, пропахший земляникою,
"варенье" варится.
Я выговариваю Игоря -
не выговаривается!
В такую вьюгу привкус ягоды
и спирт из трубочки.
Моргаю Игорю: к соседке надо бы
забросить удочки.
Земля слипается в объятьях клевера,
срывая графики.
И ангелы слетают с сервера -
на север Африки.
И нам откуда-то, верней какого-то...
такси бибикают.
Лишь небо - красное горит от холода
над земляникою.
_^_
* * *
Снег отправляется в ночной набег,
а может звать его - не снег, не снег?
И то, что белый он - другим беда,
всего лишь мертвая вода, вода.
Моя любимая выходит в сад:
снег ослепительно сияет, гад!
Свернул бы шею на глазах у всех,
но, вдруг и вправду он - обычный снег?
Не скрипнет скрипка, не хрустит хрусталь,
листаешь снег - чиста его скрижаль:
для высшей меры, или доброты,
все остальное лишь - следы, следы.
_^_
ATTACUS ATLAS
Атакующий Атлас * -
свирепая бабочка Индии,
мы купили ее на Подоле,
ничем не обидели.
Под стеклом - идеальное место
для пронзенной навылет красы:
и бомбейская дремлет невеста,
усмехаясь в усы.
Словно урка, сбежавший с уроков,
по стеклянной траве, босиком -
подкрадется к ней мертвый Набоков
и накроет дырявым сачком.
Я и сам бы уснул от досады,
если б дивные крылья мои -
украшали ползучие гады -
две, готовых к атаке, змеи! *
Майся - маечка, кровушка-кройся,
превращайся быстрее в кровать!
Спи, красавица, не беспокойся -
я не буду тебя целовать.
* верхние части крыльев этой большой (у моего экземпляра
размах крыльев 18 см) бабочки - потрясающе похожи на головы
атакующих змей: своеобразная защитная окраска.
_^_
|
