Как сухо во рту у меня, господи милый!
Дай хоть глоточек слюны, капельку влаги!
Страшно слову в Сахаре сгинуть,
больно в бархане языком ворочать.
Разве желаешь ты гибели этих звуков,
к тебе обращенных всегда, о чем бы ни пелось?
Даже волки счастливей меня, воя.
В полях, чащобах, морях и ласковом небе
все, что живет, знаком жизни имеет голос.
Даже обычно безмолвные, тяжкие камни,
срываясь с высоких гор, подобие песни
рождают, дробясь друг о друга и землю.
Я же, имеющий речь и бессмертную душу,
косноязычьем терзаем, гибну ежеминутно.
Избавь, умоляю, меня от болтовни ненужной,
от помыслов суетливых и желаний напрасных.
Ибо видеть хочу яснее, чем сухие полые вещи,
но близорук мой слух, и печально сердце.
В сей пустыне свет ослепляет, и небо
падает на меня неумолимым камнем.
Неужто правда твоя - в неоставленье следа?
Неужто голос твой - в пенье песков пустыни?
Значит, мы зря вопрошали о смерти,
крича от боли, в ней суть полагая жизни,
если песок - всего лишь поверхность моря,
если слово - лишь путь к молчанью.
Мы вступили в лес, где полно зверей.
Ибо нам невмочь на замке дверей
и мохнатых труб полоумный вид.
Кто стоял столбом, тот лежит убит
или пьет мочу поднебесных ласк
в ледяном раю, не смотря в указ
где, не глядя на совокупность лет,
нам сказали, что никого там нет.
Слышишь, друг, как звенит в ушах?
Переплюнуть стог, пересилить страх
захотел богатырь. Получился шиш
с маргарином, друг. Этот звон услышь,
чтобы стать смелей перед входом в ночь,
чтоб понять тщету убеганий прочь.
Ведь узнать судьбу может только тот,
кто поймет слова языка, что бьет.
Мы хотели жить и любить цветы,
мы хотели пить из ключа мечты,
мы хотели знать, почему закат
завершает день, и по ком звонят
в небесах. И вот мы бежали из
городов и сел, не спросивши виз.
Мы хотели мир принести, сперва
для глухих вещей подобрав слова.
Но в лесу теперь дровосека стук
тишиной зовут. Недосуг на сук
им повесить крик, да и голос сел,
видно мало рот бутербродов съел.
Прокричи "ау", а в ответ тебе
кто-то скажет "хуй" или просто "бе".
Так помолимся, друже, в последний раз.
Видишь - они окружили нас.
Ты видишь ближних, слышишь запах жизни.
Отверстия весны отворены.
В глубинном небе солнечные брызги,
и пена нежная, и белоснежные корабли
твой взгляд крадут, и различаешь
уже едва ли черты земли.
Зрачки и поры солевым раствором,
как новорожденного, моют, чтоб дышал и жил.
Под кожей, затвердевшей от ожогов,
взрываются прозрачные огни.
Дышать, играть, молиться богу -
в шизовых бликах - Нищий Царь Всея Земли!
Живи, играй, покуда новое так сине
и птицы черные клюют червей.
Золото, медь, отчизна, чужбина -
пребудут с вами до скончанья ваших дней.
Спеши всегда туда, где слышен голос,
что воск и вату обличает в лицах.
Любовь и сила - воздух и солома.
Стань голубем, чтоб в зыбких лужах отразиться.
И - выше - через грохот крыши к небу.
И - вспять - к опять далеким берегам.
Ты был рожденным, в коже - не был?
Тебе ль завидовать теперь неведомым богам?
Сегодня снова деревья навзрыд
в смертных камерах ссохшихся улиц
до крови обнажены
На ратуше время на год назад
на ломких ветках лопнуло время
в капельки нелюбви
То что не ведаешь где болит
кости сросшейся с плоскостью мозга
воздухом не залить
Поскольку дороги ведут на свет
главная площадь звучит о смерти
судебные города
Возможно ни сверху ни спереди нет
жидкость текущую в венах слова
сегодня и никогда
Слеза рассеченная волос насквозь
в серых стеклах тонущей влаги
дрожью психозом ты
Но только когда исчезает мир
в холодном пламени дышит сердце
неважно где не найти
2
Because I do not hope
T.S. Eliot
Я знаю, что вернуться невозможно.
Поскольку, выйдя из дому, вдруг видишь
как бьются шарики в потеках краски,
прозрачностью бесцельной и безводной
клубятся снизу, затмевая свет.
Возможно, исцеление возможно,
но ты же знаешь, я не верю в чудо.
Держи покрепче посох свой и следуй
с достоинством, безумия достойным,
туда, куда слепой ведет слепца.
Смотри всегда туда, где ярки краски,
где кровь пульсирует в пределах марша,
где голос наг, и нежное касанье
на части рвет любую вещь, где память
подобна свету, где клубится тьма.
3
Ноги идут куда не глядят глаза -
за море соленое горькое, за
грань горизонта людских отар,
за грань пониманья, сквозь банный пар,
где выстрел вслепую находит цель,
не важно, кровь запеклась или ель
тычется в небо, иголок тьма,
значит уже не сойти с ума
то есть с пути на котором след
полон воды, за немного лет,
только к рампе еще шагни,
ты видишь, какие большие огни
смотрят в лицо, и еще больней
песен гибнущих лебедей
закрывший лицо газетой старик
в один бесконечный миг.
"Полёт разборов", серия 70 / Часть 1. Софья Дубровская[Литературно-критический проект "Полёт разборов". Стихи Софьи Дубровской рецензируют Ирина Машинская, Юлия Подлубнова, Валерий Шубинский, Данила Давыдов...]Савелий Немцев: Поэтическое королевство Сиам: от манифеста до "Четвёртой стражи"[К выходу второго сборника краснодарских (и не только) поэтов, именующих себя рубежниками, "Четвёртая стража" (Ridero, 2021).]Елена Севрюгина: Лететь за потерянной стаей наверх (о некоторых стихотворениях Кристины Крюковой)[Многие ли современные поэты стремятся не идти в ногу со временем, чтобы быть этим временем востребованным, а сохранить оригинальность звучания собственного...]Юрий Макашёв: Доминанта[вот тебе матерь - источник добра, / пыльная улица детства, / вот тебе дом, братовья и сестра, / гладь дождевая - смотреться...]Юрий Тубольцев: Все повторяется[Вася с подружкой ещё никогда не целовался. Вася ждал начала близости. Не знал, как к ней подступиться. Они сфотографировались на фоне расписанных художником...]Юрий Гладкевич (Юрий Беридзе): К идущим мимо[...но отчего же так дышится мне, / словно я с осенью сроден вполне, / словно настолько похожи мы с нею, / что я невольно и сам осенею...]Кристина Крюкова: Прогулки с Вертумном[Мой опыт - тиран мой - хранилище, ларчик, капкан, / В нём собрано всё, чем Создатель питал меня прежде. / И я поневоле теперь продавец-шарлатан, / ...]Роман Иноземцев: Асимптоты[Что ты там делаешь в вашей сплошной грязи? / Властным безумием втопчут - и кто заметит? / Умные люди уходят из-под грозы, / Я поднимаю Россию, и...]