|
НЕВОСТРЕБОВАННЫЕ
поэма из прошлого
I. Берег Волги. Июнь.
Конец 70-х.
Синели леса за Волгой.
Над Волгой цвела сирень.
Горячий, пахучий, долгий,
июньский кончался день.
Прошли десять лет учебы,
что так подружили нас.
На Волгу пришли мы, чтобы
обняться в последний раз.
Уже в пиджаках билеты
у самого сердца лежат.
Любимые песни допеты –
и нету пути назад.
"И всё же, пока мы вместе, –
Сергей, помолчав, сказал, –
давайте во имя чести
России нальём бокал,
и пустим его по кругу,
и выпьем его до дна,
и клятву дадим друг другу
одну на все времена:
куда бы ни заносила
нас с вами судьбина-мать,
и сердце, и ум, и силы
клянёмся России отдать!"
И мы поклялись серьёзно,
как будто бы завтра в бой.
Во тьме зажигались звезды
над волжскою глубиной.
II. Очень странная жизнь.
А вокруг нас кишела странная жизнь –
теперешним не понять:
она протекала по вечерам
на кухнях панельных домов.
Днём все ходили на маскарад,
где каждый играл свою роль.
И только под вечер, вернувшись домой,
вновь становился собой.
Это была очень странная жизнь:
рассказывался анекдот –
и каждый знал, что за него
не один полагается год.
Читали Солжа, зная наверняка,
что если узнают там,
такой поднимется тарарам –
несдобровать никому.
Так вот и жили за годом год,
как рыбы, бьющиеся о лёд,
жадно хватая открытым ртом
мучительный воздух несвободы.
III. Самиздат
Тогда я был замечен очень быстро:
без отзывов, реклам и шорт-листов.
Майор с глазами старого чекиста
сказал мне грустно: "Не пиши стихов".
Такой триумф забудется едва ли.
Да, несомненно – то был высший балл:
когда другие Маркса изучали,
майор мои творенья изучал.
Он тщательно, как будто по истмату
готовил к выступлению доклад,
из вирш моих выписывал цитаты
и тасовал их, как колоду карт.
Потом писал, вздыхая и потея,
морщиня лоб над каждой запятой,
что, мол, стихи Баранова Андрея
порочат наш родной советский строй,
что, мол, в стихах упаднический дух,
им явно не хватает оптимизма;
в то время как идёт сраженье двух –
капитализма и социализма –
систем, – в стихах ни строчки о борьбе
за идеалы пролетариата,
а только о любви, да о судьбе,
да о стране багрового заката.
Мой строгий критик! В грохоте стихий
прошли года, но не припоминаю,
чтоб кто-то так читал мои стихи,
над каждым словом сердце надрывая.
IV. Ускорение
Но я писал. Без веры, без надежды
на ветер хоть каких-то перемен.
Скончался Брежнев – вновь на троне Брежнев,
и третий Брежнев прежнему взамен!
Неважно – ливень, вёдро или вьюга –
не вырваться из замкнутого круга.
И вдруг, как будто под напором вод,
плотина разом рухнула – и вот
мы дождались от Рождества Христова
тысяча девятьсот восемьдесят шестого.
V. Перестройка
Все вдруг заголосили в унисон:
"Так жить нельзя!
Свободу нам! Свободу!"
Что это – сон?
Да, вроде бы, не сон.
Неужто разум одержал победу?
Я перестройке был ужасно рад
и с Волги перебрался в Ленинград.
VI. Ленинград. Конец 80-х – начало 90-х.
У Казанского под вечер
собирается народ:
то ли праздник, то вече,
то ли просто разный сброд.
Здесь и хиппи, здесь и панки,
и бродячие певцы.
С Мойки, с Невского, с Фонтанки
тянутся сюда юнцы.
Надрываются витии,
бьют себя руками в грудь
за свободу, за Россию!
А в глазах – сплошная муть!
VII. Солнечное затмение. Август 1991.
От рева улиц стервенея,
я слышу шум могучих крыл:
как будто над Россией реет
архангел смерти Уриил.
Грядёт за прошлое отмщенье –
над кронами берёз и верб
горит недоброе знаменье –
затмения кровавый серп.
Восторг побед, тоска острожья –
всё нам зачтётся в скорбный час.
О, пресвятая Матерь Божья,
не отвернись от грешных нас!
VIII. Конец Союза. Декабрь 1991.
Мы застали крушенье империи.
До сих пор в голове этот гром.
Мы заснули в одном измерении,
а наутро проснулись в другом.
Мы заснули врачами, поэтами,
инженерами и музыкантами,
а проснулись ворами отпетыми,
рэкетирами и коммерсантами.
Мы заснули в домах и квартирах.
окруженные дружной семьей,
а проснулись в вокзальных сортирах
и без крыши над головой.
Нас погнало по пыльным дорогам,
понесло по чужим городам,
а над родиной, нищей, убогой,
ликовал новоявленный Хам.
IX. Новые времена.
И начался совсем другой расклад.
Мечом-огнём пошёл на брата брат.
Бандиты и жульё пришли во власть,
чтоб убивать, насильничать и красть.
Метался Грозный в пепле и дыму,
и Белый Дом горел на радость миру,
а "новые" с ума сходили с жиру,
распродавая по частям страну.
Печальна участь всех моих друзей,
никто из них Ваалу не продался:
один от пули снайперской скончался
среди кавказских выжженных степей,
другой – он был талантливый поэт –
стал торговать, да, видно, слишком честно,
ему под солнцем не хватило места,
и он покинул этот грешный свет.
Остался лишь Серёга, но и он
на поворотах жизненных сломался.
Он долго, дольше всех сопротивлялся
и все-таки в итоге – побеждён.
Он тоже пал на страшной той войне...
Он, кстати, приходил на днях ко мне.
X. Встреча с другом.
Мы с другом не виделись тысячу лет,
не виделись тысячу лет.
И вот он приехал на старости лет,
приехал на старости лет.
Когда-то он был горделив и удал,
он был горделив и удал.
И вот он приехал, а я не узнал,
приехал – а я не узнал.
Потёртая кепка, в пыли пальтецо,
в дорожной пыли пальтецо.
Морщины легли на родное лицо,
легли на родное лицо.
В глазах ни частицы былого огня,
ни искры былого огня.
Он долго с прищуром смотрел на меня,
с прищуром смотрел на меня.
"Ну что? Может, выпьем?" – подумав, сказал.
Негромко, подумав, сказал.
И вдруг из кармана бутылку достал,
поллитру "Столичной" достал.
Мы выпили с другом сначала по сто,
по сто и ещё пятьдесят.
Он скинул фуражку, потом и пальто,
и вот уже не пятьдесят,
а снова пятнадцать ему, и в глазах –
все тот же мальчишеский свет.
И нет больше страха – какой уж тут страх! –
ни смерти, ни старости нет!
XI. Июнь. 2010-е. Берег Волги.
Я снова вернулся на волжский откос
туда, где когда-то давно
с друзьями прощался под шёпот берёз
и пил молодое вино.
Мне вспомнились юности нашей года
и клятва, что нас окрыляла тогда:
"Куда бы ни заносила
нас с вами судьбина-мать,
всё сердце, весь ум, все силы
клянемся России отдать!"
К глазам подступили слёзы
горячей солёной волной,
и так же, как в детстве, звёзды
горели во тьме ночной.
2006 – 2023
|
© Андрей Баранов, 2023.
© Сетевая Словесность, публикация, 2023.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Ирина Фельдман: Посланница Божественной Любви [Я еще не умею любить, но уже смотрю любви в лицо. Только это не романтическая любовь. Я люблю людей, которые читают мои истории. Людей, которые встречаются...] Анна Аликевич: Религия добра (о сборнике стихотворений Марии Фроловской и Натальи Захарцевой "Антоновка с Авалона") [Радование жизни, способность ощущать счастье цветения и свет надежды прежде всего – отличают творчество героинь материала. Должна ли настоящая поэзия...] Павел Сидельников: Из книги стихотворений "Долгое дыхание" [Восходит солнце. Тем и хороша, / быть может, ночь – наутро оставляет / минуту на прощанье. О, душа! / Сойти б с ума, да ум не позволяет...] Олег Горшков: Пришествие печали [Печаль в твоём вине, твоих стихах, / и в музыке, и в запахах, и в детях. / Избыта боль, куда-то канул страх, / и лишь печаль господствует на свете...] Елена Сомова: Пять рассказов [Не спеши отдавать Божью милость, самой тебе дарованную в виде любви, даже когда просчиталась. Не отдавайся ошибке и не отчаивайся...] Любовь Берёзкина: "Круглый стол" на тему "Тенденции и проблемы современной поэзии", Часть I [Наша задача: попытаться показать литературный процесс изнутри. Для этого совершенно разным, не знакомым между собой представителям литературной среды...] Людмила Свирская: Покой не наступает на Земле [Покой не наступает на Земле, / В весну не открывается фрамуга – / В глухом, непроходимом феврале / Сидим, молчим и смотрим друг на друга...] Пётр Старцев: Билет на море [Наши роботы нас никогда не простят, / Наши роботы нас не осудят. / Наши роботы нам надонатили стяг, / Под которым нас выведут в люди...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|