Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность


Мерда



ПИЩЕВАЯ  ПИРАМИДА


В январе 1989-го года, когда распухшее гангренозное тело Совы уже вовсю билось в предсмертной агонии и когда никем не контролируемые содрогания "империи Зла" ошибочно диагностировались как перестройка, гласность и последствия полусухого закона, а из всех радиоточек и телевизоров разносилось безмозглое косноязычное бормотание Горби, ты крепко завис в общаге Литинститута (ул.Добролюбова, 9/11, 4-й этаж, комн. 412). Завис на целые сутки.

Тебя привел туда Гоша Фридман.

- На кого ты там учишься, в этом своем Литературном институте? - неосмотрительно спросил ты его однажды.

- Да вроде как на поэта, - ответил он и беззвучно хихикнул в свое оправдание, моргнув за очками своими темно-карими местечковыми глазками.

Это тебя заинтриговало. Тебе захотелось посетить московский Парнас, где на семи этажах, как на семи небесах, в окружении крылатых гениев и златокудрых муз обитают во множестве небожители: поэты, любимцы богов, и писатели, "инженеры человеческих душ". Ты попросил Гошу Фридмана устроить тебе подробную экскурсию в это святилище по полной программе.

- А ты не пожалеешь? - Гоша решил подстраховаться на случай чего.

- Пока не знаю, - ответил ты.

- Ну, тогда пойдем! - поспешил согласиться Фридман. - Только учти, входящему туда необходимо совершить благодарственное жертвоприношение. Гаруспиком буду я. - Фридман хищно швыркнул простуженным авраамическим носом.

Ты сразу же согласился на это условие, и вы направились в "Елисеевский".

Отстояв длиннющую очередь, вы закупили все необходимое для ритуальных ауспиций: четыре бутылки марочной крымской малаги (ничего другого просто не было), полкило "Любительской" колбасы, две соленых сардинеллы, шпротный паштет, "Завтрак туриста", плавленый сырок "Дружба", сетку гниловатых яблок и пару батонов хлеба.

Затем вы сели в тряский троллейбус № 3 и отправились в свое паломничество. По дороге ты думал о том, что тебя ждет. Воображение рисовало тебе надменных небожителей в лавровых венках и белых хитонах, разгуливающих по Парнасу и бряцающих на лире...

Впрочем, реальность, как это всегда бывает, оказалась куда прозаичнее: массивное строение в форме буквы "П" менее всего походило на Парнас.

Поднявшись на четвертый этаж и пройдя по мрачному гулкому коридору, темные стены которого непрерывно излучали некие отрицательные флюиды, очевидно, накопившиеся здесь как побочный продукт жизнедеятельности нескольких поколений парнасцев, вы остановились у комнаты № 412. Как раз напротив этой комнаты располагался мужской туалет общего пользования. Крепкий и внятный дух, шедший оттуда, позволил тебе сделать еще одно знаменательное открытие: оказывается, парнасцы тоже писают и какают, как самые обыкновенные люди.

Фридман сначала прислушался к чему-то, а затем деликатно постучал в дверь костяшками пальцев. Гробовое молчание было вам ответом, но тебя не покидало ощущение, что в комнате кто-то есть.

- Это еще ничего не значит, - шепнул тебе Фридман, и ты понял, что он чувствует то же, что и ты.

- Сим-сим, откройся! - вдруг заорал Фридман и, повернувшись к двери спиной, что есть силы забил в нее ногой. Оглушительный грохот эхом прокатился по темному стометровому коридору. - Открывайте, гады полосатые!

За дверью послышалось некое движение.

- Кто там? - наконец отозвался таинственный невидимка.

- Свои, бля! - орал Фридман. - Открывайте, волки позорные!

В дверном замке дважды клацкнул ключ и дверь робко приоткрылась, обнажив в проеме пол-лица с припухшим испуганным глазом.

- Гоша, ты? - произнесло пол-лица. - Заходи... А то мы подумали, вдруг чужие или хвостопады какие...

Дверь распахнулась, и вы вошли в комнату.

Ты увидел двух типов, сидящих за грязным неприбранным столом, заставленным немытыми тарелками, гранеными стаканами и пустыми бутылками из-под водки. Один из них, взлохмаченный толстяк, судя по мрачной помятой физиономии, бухал не менее трех дней и ночей и теперь жестоко страдал от абстиненции. Другой же, несмотря на молодость, был лысым, но зато чуть более жизнерадостным. Он вопросительно улыбался, глядя то на тебя, то на Фридмана.

- Вот, чуваки, познакомьтесь: это Антон, мой друг из МГУ, - представил тебя Фридман. - Захотел, знаете ли, посмотреть на живых классиков отечественной литературы, рыцарей пера и стакана... Вот мы, значит, и пришли к вам, как к самым-самым...

- Это правильно. Владимир, великий русский поэт и православный антисемит, - представился Лысый, пожимая тебе руку и ехидно подмигивая Фридману.

- Андрей... безродный космополит, - буркнул толстяк из своего угла и вяло махнул рукой в знак приветствия.

Фридман подошел к столу, решительно сдвинул в сторону грязную посуду и выставил из сумок бухло и закусон. Эти действия явно произвели благоприятное впечатление на обитателей комнаты. Лысый сразу же засуетился и побежал ополоснуть стаканы и вилки, а Толстый заерзал на стуле и по-кошачьи прищурился.

Когда вы выпили за знакомство по первому стакану густой приторно-сладкой малаги и закусили ее пересоленой костлявой сардинеллой, Лысый и Фридман заговорили о каких-то рефератах и курсовых, которые можно надыбать там-то и там-то, и впарить тому-то и тому-то из преподавателей. Толстый молча курил, опустив глаза.

Ты все еще продолжал чувствовать себя несколько скованным в этой компании будущих классиков. Ты подумал про себя: посижу еще с пол-часика, да и свалю потихоньку. Однако после третьего стакана атмосфера в комнате радикально изменилась. Крымская малага сделала свое дело, собутыльники оживились, направление беседы как-то сразу изменилось, и все три твоих гида, перебивая друг друга, принялись рассказывать тебе всякие общежитские байки и приколы:

про то, как при строительстве этой общаги некий каменщик, приревновав свою жену-штукатура к прорабу, по-пьяни грохнул ее и замуровал в стену, так что с тех пор ее неприкаянный призрак бродит ночью по коридорам, стонет и пугает чувствительных первокурсниц;

про то, как ректор Литинститута ходил тут по комнатам с проверкой, увидел графин, захотел попить воды (а там был чистый спирт), налил полный стакан, выпил, вытаращил глаза, замер, крякнул, а затем прохрипел окаменевшим от ужаса студентам: "хорошая у вас водичка, ребята! молодцы!", - и им потом ничего за это не было;

про то, как поэт Николай Рубцов куролесил тут пьяный, при этом подыгрывая себе на гармошке, и как он потом сблевал в коридоре, и чем сблевал, и где именно ("если хочешь, можем тебе показать это священное место");

про то, как поэтесса X. покушалась на жизнь Горбачева, а потом в отчаянии бросилась под поезд;

про то, как один чукча-абитуриент на вопрос экзаменатора "читали вы ли еще что-то, кроме букваря?" ответил фразой, немедленно ставшей сакраментальной: "чукча не читатель - чукча писатель"; и что стихи этого дитя природы, если судить по подстрочникам, совсем даже ничего;

про то, как поэт Y. насрал в "ленинской комнате" на бюст Ленина, прямо на лысину, и его, к счастью, никто не выдал, хотя стукачей тут навалом;

про то, как прозаик Z. отсосал у какого-то члена Правления Союза Писателей СССР, чтобы тот помог ему издать книжку из двадцати двух бездарных рассказов, и что договоренность между ними была очень простая: по минету в неделю за каждый публикуемый рассказ;

про то, как некий кавказский джигит, детский поэт, поссорившись с соседом по комнате, отрезал ему голову дедовским кинжалом и выбросил ее в форточку; отсидев свои 15 лет, он восстановился в институте, хотя и на заочке, и теперь опять пишет на родном языке стихи для детей; говорят, неплохие;

про то, как какой-то псих, изгнанный из института за творческую несостоятельность, целое лето скрывался тут на чердаке; он питался одними голубями, а на гарнир варил ягоды рябины; писал же он голубиным пером, за неимением чернил макая его в собственную кровь;

про то, как недавно сюда нагрянула инспекция из министерства образования во главе с какой-то теткой; зайдя в одну из комнат, где жил таджик Саид по прозвищу Ботаник, она была поражена обилием комнатных растений, среди которых обитал азиат ("хоть и мальчик, а какой уют создал! учитесь, ребята!"); бедной женщине было невдомек, что Саид был плановой, и все растения принадлежали к одному виду - индийской конопле высочайшего сорта;

про то, что бухло уже закончилось, и неплохо было бы добавить, да негде, так как местные гастрономы уже закрылись, но зато тут под боком есть одна точка, а именно, 13-й таксопарк, и что там всегда можно купить водку, хотя и не за 5.30, как в магазине, а за червонец... ну, за пятнашку уж точно...

Я смутно помню, что Фридман выпросил у тебя четвертной, сгонял в таксопарк и принес бутылку "Московской", за что получил неожиданный нагоняй от своих собутыльников ("пошли дурака за пузырем, так он один пузырь и принесет!").

На запах водки подтянулся какой-то хвостопад с гитарой. Лысый разлил по стаканам отвратительно теплую водку (таксисты прятали ее от ментов где-то у самого радиатора). Голодный хвостопад, выпив водки и закусив ее непропорционально большим количеством колбасы, энергично забренчал на гитаре и запел любовную песнь собственного сочинения. На страстный рифмованный рев обуреваемого гормонами самца явились две какие-то девицы. Но вскоре поняв, что все уже выпито и халявы больше не будет, они скромно докурили свои сигареты и как-то незаметно исчезли. Вскоре за ними последовал и хвостопад с гитарой.

Потом кто-то еще пару раз бегал за водкой... В самый разгар попойки ты почувствовал, что начинаешь отрубаться. И это не прошло незамеченным для твоих собутыльников. Тебя заботливо взяли под локотки и уложили на кровать Толстого, прямо в обуви. Сквозь гул голосов и густой табачный дым ты плавно поплыл куда-то и наконец совсем удалился в свою личную безгласную и беззвездную тьму...



Я не знаю, как долго ты спал. Может, часа два, а может, и больше. Странная смесь из трех пьяных полуночных голосов, табачного дыма, света тусклой лампочки над потолком, каких-то шорохов и стуков постепенно возвращала тебя к реальности.

Голова у тебя кружилась и немного побаливала. Ты чувствовал, что все еще пьян. Вставать с кровати тебе нисколько не хотелось, и ты предпочел и дальше притворяться спящим, - до тех пор, пока тебя не разоблачит и не прогонит хозяин постели. Ты лежал с закрытыми глазами и невольно подслушивал разговор трех пьяных студентов, который почему-то показался тебе настолько неслучайным и знаменательным, что я до сих пор помню почти все, что ты услышал в ту ночь.



Фридман:...Фигня все это! Вот Ортега-и-Гассет считал, что...

Лысый: Да погоди ты! Надо бы на кухню сходить... Как там наш чифирь - поди уж весь выкипел...

Фридман: Да мне-то что! Я такое не пью - на редкость хамский напиток. К тому же вреден для сердца.

Лысый: Ты что, долго жить собрался?

Фридман: Вот водочки бы еще... Грамм по сто, больше не надо. Не допить - как не доебать...

Лысый: Ну нету у нас бабок - можешь ты это понять? Два дня до степухи! Сами уж полмесяца собственный хуй без соли доедаем.

Толстый: А как, вообще, - анаша с чифирем сопрягается?

Лысый: Еще как сопрягается! Как любовь-морковь и розы-морозы.

Толстый: Но ты хоть пробовал, сам-то?

Лысый: Да нет пока... Что-то не припомню. Но у меня есть творческая интуиция на этот счет. Бергсона надо читать, а не всяких там Ортег с Гассетами... Да чё вы ссыте-то? Нормально все будет! Чует моя жопа, вам понравится! Еще добавки попросите... Если, конечно, не окочуритесь... Ха-ха! Шутка... Не ссыте, мужики! Это вам не идет. Как там у Ницше-то: живи опасно, умри молодым!.. Андрюха! Ну кто ж так косяк набивает! У тебя руки, точно, из жопы выросли!

Толстый: Не учи отца ебаться...

Лысый: Ладно-ладно, не залупайся! Я все-таки пойду, на кухню сбегаю...

Фридман: Андрюха, признавайся - это ты у меня Ивана Жданова зачитал?

Толстый: Что вы, сударь! Как можно! Я у тебя, Гоша, зачитал всего одну книжку, да и то не твою. "Комментарии" Адамовича. Но это было так давно, что я уже иногда сомневаюсь, "а был ли мальчик?" А потом Адамович пошел по рукам, как последняя блядь, и сгинул где-то в районе 531-ой комнаты.

Фридман: Кирьянов?!

Толстый: Он самый. Но это сугубо между нами.

Фридман: Убью гада!

Толстый: Дело гиблое. Он не расколется, даже не надейся...

Лысый: А вот и чифирок!

Фридман: Тьфу, бля... как можно пить такое сраное пойло!

Лысый: А тебя никто и не упрашивает. Подумаешь, барин!.. Слушай, Гоша, может, разбудим твоего дружбана?

Фридман: Антон? Нет, пожалуй, не стоит. Видишь - притомился человек с непривычки. Пускай поспит... Андрюха! Косяк пускают по кругу только по часовой стрелке, а не наоборот. Надо уважать традиции наших далеких предков!

Толстый: А какая разница?

Фридман: Не знаю, не знаю... Но когда наоборот - это очень дурная примета!

Толстый: Мазы не будет?

Фридман: И мазы не будет, и волки застучат.

Толстый: Так бы сразу и сказал.

Лысый: Гоша! Ты, блядь, суеверный, как баба! У вас в Жмеринке все такие талмудисты, как ты?

Фридман: А неплохая трава! Вполне, вполне... Руслан подогнал?

Лысый: Ага. Кто же еще...

Фридман: Я где-то читал, что план нельзя выполнять каждый день, без больших перерывов. Мозги растают...

Лысый: Да ну, хуйня... Нас пугают, а нам не страшно, как сказал классик.

Толстый: А мне чё-то в голову вдруг пришло! Вот есть, к примеру, моя башка. В ней сейчас зеленеет эта трава, и это хорошо, что она зеленеет. Но в то же время я понимаю, что она не будет зеленеть там вечно... Как странно мир устроен!

Лысый: Х-ха! Ну все - чувак вписался в план!

Толстый: А вот интересно: зайцы едят коноплю?

Фридман: Едят, наверное. А что?

Толстый: И прутся?

Лысый: Еще как прутся! В полный рост!

Толстый: Вовчик, ты так уверенно говоришь, будто сам зайцем был.

Лысый: А может, и был, кто ж его знает! Реинкарнационный поток и колесо сансары - это, брат, я тебе скажу, штука сурьезная! Может, я и был зайцем когда-то, пощипывал себе коноплю, радовался жизни, зайчат воспитывал... А ты, может, допустим, в это самое время был волком... И так мы впервые встретились и познакомились... Весьма близко...

Толстый: Да-да, точно! Вспомнил! Ты тогда жрал коноплю, где-то в степи это было, а когда вперся, я тебя поймал и схавал. Точно! Так оно и было!

Лысый: Ну и как - не подавился?

Толстый: Не-е, все было отлично! Очень вкусно!

Лысый: Вот гад!

Толстый: Зря ты так! Я ведь тогда тоже плохо кончил. Гоняясь за твоими подросшими отпрысками, сломал заднюю ногу... Вот эту, кажется... Да, точно, вот эту... Вконец, бля, обессилел, спрятался в ближайшем лесу и вскоре околел... На, Гоша, добей косяк!.. Потом, значит, на запах падали пришел Фридман (он тогда был бурым медведем) и отлично пообедал.

Фридман: Врешь ты все! Не могло такого быть! Евреи волчатину не едят!

Толстый: Так ведь это когда было-то! До Моисея и тьмы египетской! Тогда никаких евреев еще и в помине не было! Тогда кроманьонцы с неандертальцами бились за экологическую нишу.

Фридман: То есть, как это? Евреев не было, а я уже был? Прежде Авраама? Прямо как Иисус?

Толстый: Ты же не был человеком. Ты был медведем! Неужели непонятно?

Фридман: Хорошо, допустим. И что было потом?

Толстый: А потом тебя замочили кроманьонцы с рогатинами. Выкурили из берлоги и завалили после короткой ожесточенной схватки. Но ты тоже маху не дал: двоих уложил на месте, а третьего покалечил. В общем, тебе есть чем гордиться.

Фридман: А чего они на меня наехали-то? Чего я им плохого сделал?

Толстый: Ну ты даешь! Они же жрать хотели, как падлы, а в тебе столько мяса было - жуть! Все племя потом недели две тебя ело и благодарило лесных духов за то, что ты вышел такой большой и калорийный.

Лысый: Хорошо. Допустим, я, косой заяц Вова, ел траву. Ты, волчара толстый, съел меня. Фридман, пещерный медведь, схавал тебя, а его, в свой черед, сожрали люди. А их самих кто тогда съел?

Фридман: А их никто! Люди стоят на вершине пищевой пирамиды. Их никто не ест. Это они всех едят, в том числе и друг друга. Но это уже совсем другая история...

Лысый: Херня все это! Если говорить не о кроманьонцах, а о нашем эоне, то получится, что на вершине пищевой пирамиды стоит не какой-то там абстрактный хомо сапиенс, а вполне конкретный еврей...

Фридман: Во бред! Вовчик, посмотри на меня внимательно, - я что, похож на стоящего на вершине?..

Лысый: Пока нет, не похож. Совсем не похож. Но возможно, у тебя все еще впереди.

Фридман: Ну, ты точно обдолбался! Говорил я тебе: не пей чифирь под косяк! Крышу сорвет!

Лысый: Гоша, угомонись! Крыша у меня на месте, не ссы. Ты мой друг, и лично к тебе у меня нет никаких претензий. Но у меня, как у гоя, есть большие претензии к мировому кагалу.

Фридман: Вот ведь черносотенец ебнутый! Погромщик хуев! Ты что, опять Шульгина на ночь обчитался?

Лысый: Да нет. "Что нам в вас не нравится?" я уже вернул законному владельцу. Давно уже... Убойная вещь, кстати сказать!.. Нет, на днях я читал вашу еврейскую Библию, Ветхий Завет, и жутко расстроился. Читаю, типа, такое вот: И сказал господь: слушай, Израиль! народ, который я избрал! Да будут все народы для Израиля сосцами питающими!.. Ну, и так далее. То есть, бог Абрама, Ицхака и Якоба конкретно развел всех людей на два сорта: на избранных и не-избранных. Обидно это! А если я, как гой, не хочу быть сосцами питающими ни для богоизбранных евреев, ни для отвергнутых неевреев... и вообще ни для кого? Как тогда быть? Выходит, я богоборец? Вероотступник?.. Ты ведь знаешь, чего мне хотелось бы запихать в рот всему человечеству заместо сосца... Но если я смирюсь со своей гойской второсортностью, я ведь, Гоша, совсем уважать себя перестану. Уж лучше сразу удавиться! Но это, ладно, мои личные гойские проблемы. Меня в Библии другое волнует: где справедливость? Я ищу ее там, и не нахожу... Я хотел бы, Гоша, чтобы мы с тобой во всем были равны. Но ваш еврейский бог устроил иначе: вас приподнял, а нас, гоев, совсем опустил. Как, по-твоему, это справедливо?

Фридман: Да ты пойми, дурья башка! Иегова все это просто так сказал, без последствий. Просто чтобы нам потрафить, чтобы мы не вешали носа и не впадали в уныние. А в реальности-то, ты же знаешь, все не так получилось. Кто только нас не гнал! Кто только не мочил! Кто только не ставил раком! Это ведь ужас! Диоклетиан, инквизиция, Гитлер... И так без конца. У евреев даже рефлекс такой выработался, какого нет у других народов: чуть что, чуть пахнуло жареным - все, атас!.. Сара, хватай детей в охапку! Абрам, привязывай к яйцам мешочек с дукатами! Полчаса на сборы - и сваливаем отсюда!..

Лысый: Все верно, Гоша. Только ты мне скажи: а почему гои всех пород гнали ваше племя? Почему они никогда так не гнали других иноземцев? Хочешь знать, почему? Да потому что они завидовали. Они, блядь, завидовали вашей богоизбранности, и злились на ваш Талмуд, где сказано, что только у евреев есть бессмертная душа, а у нас, гоев, ее нет, как и у животных. И еще они завидовали вашему богатству, которое вам господь бог дает, а нас, второсортных, все время обделяет. Поэтому всегда наступал момент, когда аборигены, охуевая от зависти, изымали еврейское золото, а самих евреев изгоняли или мочили... Все от зависти, Гоша, все от зависти! Об этом еще еврей Маркс писал... И еврей Кон тоже... А что такое зависть? Это естественная реакция униженного и оскорбленного на неравенство и несправедливость... Ты попробуй, Гоша, понять нашу гойскую психологию. Как же так, - думает гой, - я тут вкалываю, как папа Карло, на своем гребаном заводе, произвожу, блядь, материальные ценности, и имею за это хуй без соли, а какой-нибудь жидовский лабухан попиликает маленько по "семь-сорок" и - бац! - въезжает в дачу на Николиной Горе. Не дело это!.. И почему, вообще, евреи, которых всего пол-процента на все человечество, владеют половиной мирового капитала? Ась? Где справедливость? А ее нет!.. Вот потому-то я и говорю, что на вершине пищевой пирамиды стоит еврей. И крепко, падла, стоит! Обеими ногами! Хуй сдвинешь! Изучайте политэкономию капитализма: пятьдесят один процент акций холдинговой компании "Земля" - это контрольный пакет акций. Тот, кто им владеет, полностью контролирует ситуацию на этой планете. А владеют им, как всем известно, евреи...

Толстый: Да задолбали вы уже со своими национальными разборками! Как вместе сойдутся - так пошло-поехало! Сколько можно! Что, поговорить больше не о чем? Если так охота потрепаться, так хоть бы о бабах, что ли...

Лысый: Вот из-за таких похуистов, как ты, Андрюха, мы, русские гои, и сидим в глубокой жопе столько веков подряд! Нету в тебе, Андрюх, никакой, блядь, национальной солидарности!

Толстый: Дурак ты, Вовчик!.. Если всерьез думаешь, что на вершине пищевой пирамиды стоит человек... Неважно, еврей или не еврей.

Лысый: Уж не хочешь ли ты сказать, что над человеком есть еще кто-то?

Толстый: Вот именно. Только это не я хочу сказать, а Чарльз Форт... Был такой янки. Малость ебнутый, конечно, но в этих делах просекал туго...

Лысый: Погоди! Ты думай башкой, что говоришь! Ведь если люди, как всем известно, фактически едят или по-всякому имеют все, что под ними, то это значит, что если над людьми есть еще кто-то, то он нас и ест, и имеет. Я правильно тебя понял?

Толстый: А ты что, сам не догадывался? Выходит, не в жилу тебе Бергсон с его "творческой интуицией"! Тот, Кто над нами, нас выращивает, пасет, ест и имеет. А иначе на кой бы хрен мы тут вообще нужны? Зачем?.. Так что не хуй на евреев наезжать. Они такие же съедобные бараны, как и мы все.

Лысый: Ты хоть понимаешь, какую страшную хуйню ты сейчас спорол?.. Но с другой стороны, если бы это была правда, так ведь это был бы просто пиздец!

Толстый: А ты как думал! Конечно, пиздец! Все человечество на Земле - это как стадо баранов в большом загоне. Нас выращивают и пасут не из какой-то там бескорыстной любви к "венцам творения", а для употребления в пищу. Только для этого!.. Короче, есть большое стадо, шесть миллиардов голов (включая сюда и наши три бараньи башки), которое называется "человечество"... Кстати, ведь попы, к примеру, так нас и называют: мы - "паства", что значит "стадо", "поголовье". Но ведь при каждом стаде, неважно, у стада баранов или у стада людей, должен быть пастух, "пастырь добрый". Он, конечно, заботится о нас, помогает добывать корм, исцеляет от болезней, спасает от "волков", и все такое... Если у нас проблемы по жизни, куда мы идем? Мы идем в церковь, в мечеть или в синагогу. Поблеем маленько, помолимся, помемекаем-побебекаем, - заботливый Пастух нас услышит и, глядишь, чем-нибудь да поможет. Но ведь это только до поры! Когда очередной баран нагуляет вес и нарастит шерсть, "пастырь добрый" сперва перережет ему глотку, потом сдерет с трупа шкуру, а мясо съест...

Лысый: Ты о Боге говоришь?

Толстый: Не знаю, Бог ли это... Я говорю о Пастухе.

Фридман: Но у Него хоть имя-то есть? Андрюха! Есть у Него имя-то?

Толстый: Есть мнение, что Его зовут Ёк-Сотот, великий и ужасный. Большинство людей совершенно неспособно Его увидеть при жизни, но те редчайшие индивиды, которым довелось Его лицезреть, говорят, что внешне наш Пастух очень похож на гигантского богомола, - есть такое хищное насекомое; водится в южных широтах...

Фридман: Все понятно... Андрюха обдолбался вконец и ёбу дался...

Толстый: Что ж, может и так... Базара нет.

Лысый: Погоди, Гоша! Это все, конечно, полная хуйня, что Андрюха пиздит, но уж больно страшная. А хуйня, когда она по-настоящему страшная, пробуждает во мне нездоровый интерес... Андрюха, ты мне вот что скажи: Что ест Пастух? Ясно же, что не наши тела, - наши трупы съедят черви.

Толстый: Точно не знаю, что Он ест. Наверное, все остальное. Все, кроме физического тела.

Лысый: Что - "остальное"?

Толстый: Ну, не знаю... Спроси у попов, что после человека остается. Они тебе расскажут. Душа, пневма, джива, психея... Или вот еще... Как его там... Эфирное тело, биоплазма, энергия Ци... Вот это-то Он, наверное, и ест...

Лысый: А над самим Пастухом кто-нибудь есть? То есть, Его Самого когда-нибудь кто-нибудь съест?

Толстый: Да я не знаю! Честно! Тайна сия велика есть! Но я предполагаю, что и над ним должен быть Кто-то. А Тот, над Которым вообще никого уже нет, и есть истинный Бог. Вот Он-то и стоит на вершине Пирамиды...

Лысый: Если Тот, Кто стоит на вершине Пирамиды, существует, то Он должен есть и иметь буквально все, включая Самого Себя.

Толстый: Правильно мыслишь! В верном направлении...

Лысый: Тогда чем Он какает?

Толстый: А ты, Вовчик, выгляни в окошко. Ночь сегодня ясная, многозвездная. Видишь, сколько на небе звезд и планет...

Фридман: А ты, Андрюха, оказывается, страшный человек... Очень страшный... Надо же! А я и не знал...

Толстый: Нет, Гоша, я не страшный, я трезвый...

Лысый: Ни хуя себе трезвый! Ты на себя взгляни в зеркало-то! Упитый, блядь, обдолбанный, как последняя падла! Морда лица вспухла, блядь, как квашня... Тьфу, смотреть на тебя тошно!

Толстый: Ну так и не смотри! Мне поебамба! Дух рыщет, идеже хощет, как говорится... А меня ты, зараза, не сможешь достать, потому что меня нигде нет!

Лысый: Да ну? А я-то, дурак, думал, что ты с нами вместе сидишь и всякую хуйню порешь, по своему обыкновению...

Толстый: Не обольщайся, вас тоже здесь нет.

Фридман: А где ж мы тогда есть, если нас здесь нету?

Толстый: А вы... мы все... мы нигде не есть. Нас нет.

Лысый: О! Гоша, атас! Сейчас Андрюху поперло на метафизику! Сейчас, бля, оттянешься по полной! В общем, бодрствуйте, господа! А меня чего-то в сон клонит. Поздно уже.

Фридман: Да я тоже вроде как уже поплыл... "Поздно" - не то слово. Уже светает...

Толстый: Оттянешься, говоришь? А вот хуй вы на мне оттянетесь! Сейчас я вас, козлов, пугать буду! По-настоящему!

Лысый: Ну, давай, давай! Валяй!.. Ты, Гоша, к стенке ложись, а я с краю.

Фридман: Не поймешь вас, патриотов русопятых! То ставите к стенке, то кладете...

Лысый: Ладно, старик, не выебывайся... Тяни на себя одеяло... Кстати, как у тебя с ориентацией-то?

Фридман: Чего? Не дождешься!

Лысый: Да я и не претендую... На хуй ты мне нужен... Лишь бы у тебя на меня не встал...

Фридман: И в голодный год не встанет, не ссы!

Лысый: Ну, ты меня успокоил...

Толстый:...Всё дело в том, мухоморы вы долбаные, что вас нету потому, что вы - существа, а существа - существуют, но не бытийствуют. Чувствуете разницу, козлы? Не смейте спать, уроды! Существа не самодостаточны, потому что они - творения, потому что они - часть более сложной системы. То есть на самом деле нас как бы и нет. Нас нет в бытии... Вставайте, трусы! Я расскажу вам всю правду о вас!

В вашем прикладном существовании действительно есть какая-то необходимость, иначе хуй бы вы существовали. Но в вашем бытии нет никакой необходимости. И никакой "бессмертной души" поэтому тоже как бы нет. Потому что с точки зрения боженьки в ней нет никакой надобности...

Так-то вот, разъебы пьяные! Мир создан под вас, но не для вас. Потому что вы - функция, а не цель творения. Вы всего лишь частный эпизод в эволюции. Поэтому вы не просто смертны, вы навсегда смертны. Все, когда-то созданное, обязано умереть, раз и навсегда. Все, что имеет начало, должно иметь и конец. Приговаривая к рождению, Бог приговаривает к смерти... Это похоже на то, как мать, рождая младенца, становится главным виновником его будущей смерти, так как если бы она не родила его однажды, то он бы и не умер...

Что вы знаете о Боге, насекомые! Ишвара - это убийца. Убийца - это Ишвара. Бог - это космический Тарас Бульба. "Я тебя породил, я тебя и убью, сынку!" Мы все, которые во времени, от галактик до микробов, всего лишь звенья в цепи, которая называется эволюцией. Ишвара - это и есть эволюция. Причем, возможно, что эта Эволюция не К чему-то, а ОТ чего-то, то есть ни на что не нацеленная, стерильно абсурдная Эволюция... Чувствуете запах ужаса, раздолбаи?

Вы отличаетесь от животных лишь тем, что по-трезвяни способны понять, что каждый из вас, балбесов, так и не познав истинного бытия, тем не менее приговаривается к небытию. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В отличие от животных, люди способны понять эту страшную для них правду. Ничем другим люди от животных не отличаются. Жалок и ничтожен тот, кто оплакивает исчезновение своей неповторимой индивидуальности...

Да хули вы дрыхнете, уроды! Я встану перед вами, как бич Божий, как Заратустра на базарной площади! Смотрите, мудаки! За окном повалил снег! Квадриллионы снежинок кружат в небе и плавно ложатся на землю. Каждая из них уникальна, среди них нет и двух одинаковых. Поймай ее на ладонь и рассмотри хорошенько, пока она не растаяла. Если у тебя есть глаза, чтобы видеть, то ты поймешь, что каждая из них - готовое доказательство бытия Божия. Каждая из них прекрасна и совершенна. И каждая растает раз и навсегда, когда наступит весна. Как и для нас, для них тоже не предусмотрено ни бессмертия, ни воскресения. Так чего же ты, Вовчик, стонешь во сне от страха и ищешь себе утешения? Жалкий слизняк! Для тебя, как и для снежинки, природой не предусмотрено даже утешения!..

Снег растает, и ручейки потянутся к канавам. Канавы впадают в реки, реки текут в океан... Там мы и встретимся, но уже не узнаем друг друга...

За окном валит снег, а в моей голове зеленеет остролистная трава... Поскольку у приматов нашего вида было начало во времени, у него обязан быть и конец. Наш вид сменит другой вид существ. Возможно, они тоже будут антропоморфны. Но они будут отличаться от нас примерно так же, как мы отличаемся от бабуинов. Мы обязаны вымереть однажды, все до единого. Это неизбежно. Мы должны освободить место для новой формы земной жизни. Такова правда об эволюции. Если бы мы захотели и смогли воспрепятствовать ей, мы все стали бы дьяволами, восставшими против Бога. К счастью, это невозможно...

Спите, козлы, спите!.. Я говорю не с вами, а с вашим подсознанием. Туда я и вобью недрогнувшей рукой железный лом своей страшной правды!..

Новые гоминиды без труда истребят нас всех, чтобы очистить себе пространство для своего развития. Им не нужны конкуренты в той экологической нише, которую мы временно занимаем. Когда-то и наши предки извели своих предшественников, неандертальцев. Они сожрали их всех! Всех до единого! И они были правы. Нас ждет то же самое. Мы обречены. Справедливость и некоторое злорадное утешение в том, что спустя тысячелетия с ними самими повторится то же самое, один к одному...

Да вас, пиздюков, видать, ничем не пронять! Гоша, а ты храпи-ишь, оказывается! Бедная твоя будущая Сара!..

Возможно, некоторую часть из нас они оставят в живых в своих зоопарках и питомниках для подопытных животных. Они будут вставлять нашим детям электроды в открытый мозг, и будут испытывать на наших внуках новые лекарства. И это справедливо, потому что и мы делаем с другими приматами то же самое.

Им не будет присущ наш гуманизм ни в малейшей степени. Потому что гуманизм становится вредным и опасным вирусом, когда он встает на пути у эволюции. Нацистские вожди смутно чуяли эту великую и страшную правду. Поэтому они были принципиально бесчеловечны. Но они ошибались, когда полагали, что это они уберменши, а мы наоборот. На самом деле рейхсбюргеры были ничем не лучше совдеповских шудр. Поэтому все главные нацисты внешне были так комичны, если судить по кинохронике. Вот был цирк! Они были похожи на цирковых мартышек, наряженных в человеческие одежды и воображающих себя людьми и хозяевами своего шапито... А тем временем Карабас-Барабас поглядывал на них из-за кулис и снисходительно ухмылялся...

Гитлер думал, что сверхчеловек - это новая раса, которую можно вывести, как новую породу лошадей. Но это не так! Сверхчеловек - это не новая раса, это новый вид живых существ. Так же, как селекция среди обезьян никогда не приведет к созданию человека, селекция среди человеков никогда не приведет к созданию сверхчеловека. И наоборот, если, к примеру, твою будущую жену, Вовчик, выебет хором целое стадо гамадрил, она никогда не принесет тебе в подоле человекообезьянку... Потому что люди и гамадрилы принадлежат к разным видам приматов, а значит, гибридизация здесь невозможна...

Гоша, послушай, чего я вспомнил! Тебе это будет интересно... Однажды у Гитлера, бессонной ночью, было видение Уберменша. Он чуть не обосрался от страха! Придя в себя, он сказал Геббельсу, что Уберменш бесконечно прекрасен и бесконечно жесток, и именно это привело его в ужас. Но Уберменш и обязан быть таким по отношению к людям... Да мы и сами когда-то были так же жестоки по отношению к уродливым гоминидам, которые нам предшествовали. Ведь что такое обезьяна для человека? Посмешище и жгучий стыд... А что такое человек для Уберменша? Посмешище и жгучий стыд...

Эволюции плевать на гуманизм, хотите вы этого или нет, господа либералы... Придет время, и от вас ни хуя не останется. Вообще ни хуя! Никаких следов вашего пребывания на этой планете, господа! Уберменши позаботятся об этом. Ни городов, ни Библии, ни Джоконды, ни Моцарта, ни... ни даже твоих хороших стихов, Вовчик... Наши примитивные артефакты будут неприятно угнетать их более совершенные органы чувств. Поэтому они очистят от них Землю недрогнувшей рукой...

Но все это несущественно. Нашего бытия, за неимением оного, никто у нас с тобой, Вовчик, не отнимет, даже Уберменш... Что такое? Вот опять ты стонешь во сне и плачешь! И так каждую ночь! Заебал, ей-богу! Хочешь, я тебя успокою, хуеплета несчастного! Я знаю одно заклинание, которое может тебя утешить. Слушай внимательно и запоминай! Брахма сатьям, джаган нитья, дживо брахмайва напарах 1 . Ты понял, балбес? Иными словами, человек есть то, что в нем нельзя съесть. А то, что в нем нельзя съесть, называется "Бог".

Что, не веришь? Ну и зря... Это так просто! Посмотри на языческую Троицу, на Тримурти. Шива есть Вишну; Вишну есть Шива. Они - существуют, и существуют во времени. Лишь Брахман - вне времени. Бога нет, Его не существует, - говорят атеисты, и они чертовски правы! Бог действительно не существует, - потому что Он бытийствует. Поэтому существует все, кроме Него, но кроме Него никто и ничто не бытийствует. Он не может исчезнуть потому, что находится за бортом времени. А раз он не может исчезнуть, значит, у Него не могло быть начала. Для Него нет ни Вчера, ни Сегодня, ни Завтра... А завтра в одиннадцать ноль-ноль будет зачет по диамату; не забудь взять у Кукишева "шпоры"... "Таков Он, Брахман. И ты есть Он", - сказал Шанкара и не то заплакал, не то рассмеялся, я уж не помню... Иванов - козел, конечно, но на эти дела, в смысле на пиво перед зачетом, смотрит сквозь пальцы... Бог прячется от нас тогда, когда мы начинаем искать Его. Чем энергичнее мы Его ищем, тем успешнее Он прячется. Поэтому Его нельзя "найти", и к Нему нельзя "прийти", но зато Им можно "стать". Достаточно всего лишь проснуться... Разбуди меня, если я сам к восьми не проснусь. Впрочем, мы все когда-нибудь проснемся. Но это будем уже не мы... У Машки красивая попка! Такая кругленькая, тугая, ну прямо как мячик! Хотелось бы потрогать... Так ведь не даст, наверное, дура бестолковая... Есть такой древний коан: "Где была попка Машеньки, когда самой Машеньки еще не было?" Тот, кто разгадает его, достигнет Освобождения... Впрочем, все это говно... "Ты говно - и я говно. Я недавно - ты давно." Вот ты, Вовчик, все ноешь: "нечем жить". А я все причитаю: "жить больно". Вот бы как-то совместить наши с тобой переживания! Тогда мы немедленно попали бы в рай, на вратах которого было бы начертано золотыми буквами: "Нечем Больно Жить!" То-то нам стало бы по-кайфу!..



    ПРИМЕЧАНИЕ

     1  "Бог это Реальность; мир это Иллюзия; твоя страдающая душа соприродна Богу." - (санскр.)



Продолжение
Оглавление




© Антон Золотарев, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.





Словесность