Чредой угрюмых хомячков
Мелькнула первая догадка:
При динамической отладке
Сместились сонмы кулачков.
Уж пригород над головой
Растёт незыблемой твердыней.
А я с печалью в зал машинный
Смотрю, подавлен красотой.
В твоей постельке голубой томиться
годами буду, mon petit,
больною экзотической царицей,
немногословна, как бандит.
И уж когда от вожделенья
обои будут оползать,
лишь кончик шёлковой постели
я допущу тебя лобзать.
Я видел, как из уст приказ струится
У генерала меж лесов.
Столетний дуб, скрипя, валится
На утренний ковёр из мхов.
Снегирь с берёзы, оглушенный,
Летит в струи холодных вод.
Лишь воин вздрогнул вдохновленный,
Ускорив сонной крови ход.
Сейчас он сложный глаз откроет,
И, сухожильями треща,
В осенних неб скопленье взмоет
Покинув куколку себя.
Орангутанг воздушной ночи
Стоит на романтической Москве.
Ему в живот вперяют очи
Автомобили Фаберже.
А под железными мостами
Несёт баржу тяжёлый сок,
Чтоб в море с бледными китами
Отравы выпустить поток.
В кустах проснулся чуткий воин.
Корабль, тяжкий от пробоин,
Кренится в космосе густом.
И люди смотрят сквозь пролом.
Чудесный град застыл пред ними
С церквами тонкими своими,
Что, чуя близкий рёв турбин,
Во мгле колеблются над ним.
Там жители глядят из окон,
В оцепенении глубоком
На проносящиеся своды
громад неведомой природы.
А через миг над лесом пряным,
Как свежий хлеб в руках багряных,
Ломится в несколько частей
Остов, средь медленных огней.
Один меж туч он слепо тонет.
Сейчас верхушки елей тронет
Небесной тяжестью винтов
На гибель белок и волков.
А где-то в далях безмятежных
Семь сотен парашютов нежных
Вдруг расцветают над Землёй
Пьянящей взоры белизной.
Мне с бледным львом сшибиться по плечу.
Копьё мгновенно смазав солидолом,
На лошади Пржевальского скачу
В доспехе тусклом и тяжёлом.
На склоне лета в сохнущей траве
Его движеньям тайно поведу учёт.
Миг! - И бульдозер клонится к земле.
Из хрупких ран шампанское течёт.
И взволновал медовый воздух над собой,
Взмахнув мечом среди зелёных мошек,
Больной князь Игорь с веной голубой,
Обвившей руку несусветной мощью.
И каждый миг, бледнее героина,
Дрожит его запретное лицо
В телеэкрана вековом рубине
Перед колеблющейся массою бойцов.
Сергей Слепухин: "Как ты там, Санёк?"[Памяти трёх Александров: Павлова, Петрушкина, Брятова. / Имя "Александр" вызывает ощущение чего-то красивого, величественного, мужественного...]Владимир Кречетов: Откуда ноги растут[...Вот так какие-то, на первый взгляд, незначительные события, даже, может быть, вполне дурацкие, способны повлиять на нашу судьбу.]Виктор Хатеновский: В прифронтовых изгибах[Прокарантинив жизнь в Электростали, / С больной душой рассорившись, давно / Вы обо мне - и думать перестали... / Вы, дверь закрыв, захлопнули окно...]Сергей Кривонос: И тихо светит мамино окошко...[Я в мысли погружался, как в трясину, / Я возвращал былые озаренья. / Мои печали все отголосили, / Воскресли все мои стихотворенья...]Бат Ноах: Бескрылое точка ком[Я всё шепчу: "сойду-ка я с ума"; / Об Небо бьётся, стать тревожась ближе, / Себя предчувствуя - ты посмотри! - наша зима / Красными лапками по мокрой...]Алексей Смирнов: Внутренние резервы: и Зимняя притча: Два рассказа[Стекло изрядно замерзло, и бородатая рожа обозначилась фрагментарно. Она качалась, заключенная то ли в бороду, то ли в маску. Дед Мороз махал рукавицами...]Катерина Груздева-Трамич: Слово ветерану труда, дочери "вольного доктора"[Пора написать хоть что-нибудь, что знаю о предках, а то не будет меня, и след совсем затеряется. И знаю-то я очень мало...]Андрей Бикетов: О своем, о женщинах, о судьбах[Тебя нежно трогает под лампой ночной неон, / И ветер стальной, неспешный несет спасенье, / Не выходи после двенадцати на балкон - / Там тени!]Леонид Яковлев: Бог не подвинется[жизнь на этой планете смертельно опасна / впрочем неудивительно / ведь создана тем кто вражду положил / и прахом питаться рекомендовал]Марк Шехтман: Адам и Ева в Аду[Душа как первый снег, как недотрога, / Как девушка, пришедшая во тьму, - / Такая, что захочется быть богом / И рядом засветиться самому...]
