 |
|
В ПОИСКАХ СВОЕГО КИТА
Нина Баландина. Поплавки стихов / Нина Баландина. – М.: Издательство РСП, 2021. – Серия: Лауреаты национальной литературной премии "Поэт года" – 262 с.
Книга Нины Баландиной "Поплавки стихов" – своего рода исповедь, выражение благодарности за сопричастность великому таинству жизни, простому земному труду и творчеству. Название выбрано не случайно и вызывает различные ассоциации, но, пожалуй, самая верная из них подсказана стихотворением-предисловием. "У меня под рукой нет времени", – говорит Нина, подразумевая скоротечность времени земного. Не имея возможности "опереться" на существующий порядок вещей и осознавая бренность, непостоянство многих жизненных явлений, она силой творческого воображения создаёт свою вселенную, своё альтернативное пространство, над которым время не властно. Поймать мгновение жизни и зафиксировать его в вечности, сделать абсолютной величиной – вот главная задача автора. Так возникают особые времена года и особые понятия, которые отличаются от реальных, заключая в себе бессмертные смыслы.
Так однажды появилась осень, из которой никогда не улетала бабочка.
Листопад, сумевший не коснуться земли.
Поплавки стихов...
Поплавок, дрожащий, когда "добыча" клюёт – символ ввода в другое измерение, логический переход от поверхностного, явленного, в область неявного, неочевидного, лежащего где-то на глубине и связанного с подлинной, духовной основой человеческой жизни.
Постепенное прозревание истины в простых, бытовых вещах, устремлённость от конкретного к общечеловеческому и желание познать жизнь в её взаимосвязях – главные темы разделов "Эта память черёмух, замешанных на облаках" и "Никчемушка". Они полностью посвящены теме памяти и семьи.
Лирическая героиня Нины Баландиной не мыслит себя вне истории своего рода, вне конкретных духовных и географических привязок к месту, где она родилась, выросла и обрела личное счастье. Она чем-то напоминает Дарью Пинигину из повести Валентина Распутина "Прощание с Матёрой". Главная черта этого персонажа – сильная привязанность к малой родине, острое чувство генетической памяти. "Род – это нитка с узелками. Одни узелки распускаются, умирают, а на другом конце завязываются новые", – говорила Дарья, и таким же узелком, связанным как с прошлым. так и с будущим, ощущает себя автор книги "Поплавки стихов".
"Подлинно духовное рядом, даже в неприглядных бытовых вещах – надо только уметь его увидеть" – как будто говорит нам Нина Баландина. Так, в стихотворении "Помидоры не зрели" деревенская атрибутика пятидесятых годов становится осознанием высших ценностей – нематериального, но сущего:
– Были брага и шаньги. Не драки: частушки и мат.
И леса – не леса, а огромные мира подворья,
Где под ягоды брали ни много, ни мало – бурак.
И творилась там жизнь, как хлеба, – без поспешности и суесловья.
............
– Что ж так тянет туда, в эту мокреть, куда без сапог
Не шагнуть. Где как символ прощанья согретый пирог из-за пазух.
Где у кромки дороги стоит нами узнанный Бог:
Деревенский остаток – доверчиво ждущий нас август.
В другом стихотворении женщина, потерявшая на войне сына, несет в себе всенародную боль: за всех и вся. Личная трагедия становится для неё общечеловеческой. Героиня на интуитивном уровне понимает, что чужого горя не существует и что "колокол звонит по каждому из нас":
По дворам все скиталась, в шали кутая крик.
Голосила за дальних, за убитых чужих:
С Горбунихи – Олешка, с Горки – целый пятак,
Большедворских, Макарцевских рыжих робят.
Баб, оставленных стынуть, несочтённых сирот....
Что ни спросишь – все мимо: от ворот поворот.
Что и помнит: – Ты Борьку не видал ли, солдат?
Пусть он мамку-то вспомнит да вернется назад.
Персонажи стихов Нины Баландиной глубоко преданы своей земле. У них нет конкретных имён, но они живы своей верой и любовью:
Так сквозь тяготы наши, утраты
Нескончаемо тянется нить:
Быть твоим неизвестным солдатом.
Не считаться. Не числиться.
Быть.
Из двух разделов книги мы многое узнаём и о самом авторе: о родных краях, где прошло его детство, среди красивых пейзажей Северной Двины, в окружении друзей и близких. Даже диалектные черты этого региона, его специфическая лексика находят отражение в поэтических строках: "где-то у вас половик мой остался, баско ложились на нём узорки...". Узнаём мы и о предках и близких родственниках Нины. Например, о прадеде ("в третьем колене, в четвёртом колене прадед мой был до земли неизменен"), о матери, вечно занятой бытом, о "крёстночке", у которой "сегодня был бы день рожденья. Сто двенадцать!". Память об этих "земных исповедальнях" прорастает в сознании лирической героини благим семенем. Это и есть поплавки – духовные константы человеческой жизни, маленькие островки, становящиеся ориентирами в поиске великого и несомненного, вечного и непреложного, таящегося в обыденном и повседневном: – И вот я – тропинка, ведущая в прошлое, – память, Хранящая времени неопалимые знаки.
Ощущая себя частью родовой истории, Нина Баландина видит её продление в своих детях и внуках. В "Никчемушке" опыт общения внука с бабушкой становится первым этапом духовного взросления – приобщения к жизни в семье, где все идут "одной тропой", живут "одной судьбой", к первым понятиям взрослой жизни. Но самое важное – передать ребёнку те ценности, которые станут основой его будущего мировоззрения, посеять в нём ростки добра и созидания:
А вечером добраться до прочтенья
Искомых истин: книга, стол, тетрадь
И сказки, где не станут умирать,
А выживут назло предназначенью
Отдельного внимания в этом разделе заслуживает образ птицы. С ней отождествляет себя лирическая героиня, причастная к таинству творчества, ощущающая свою крылатость, стремящаяся преодолеть границы земного бытия. Пусть даже в суете повседневности иногда не остаётся времени для разговора о самом важном, пусть "слишком тянет земное. Господи... слишком" – частичка бессмертной души, заключающей в себе высшее знание о мире, должна быть передана по наследству как высший дар:
– Птица ли, не птица – частичка сердца,
Память, при которой шипы и розы.
Просто Новый год открывает дверцу
Прямо в небеса...Ты становишься взрослым
"Внутренняя птица" Нины Баландиной, преодолевая земное притяжение, стремится обрести своё небо, в котором всегда найдётся место для близких людей, дорогих сердцу воспоминаний, высших истин и непреходящих ценностей. Этот поиск становится лейтмотивом книги и наиболее отчётливо выражен в разделах "Сопричастность", "Время ню" и "Краткие повествовательные".
В разделе "Сопричастность" автором успешно пересечены границы земного времени: здесь дуют ветра Гарсиа Лорки, небо смотрит на землю с живописных полотен Ивена Лю, двери раскрываются под мелодичные напевы Пабло Неруды, а подсолнухи оживлены магической кистью Винсента Ван Гога. Это уже совсем другие небеса, и в них парят совсем другие птицы.
Опыт посвящений великим предшественникам важен для автора с точки зрения освоения новых территорий в области творчества. Здесь уже начинается эксперимент со словом, работа над формой, обусловленная "включённостью" в стилистику адресата. Нине Баландиной удаётся создать общее поле творчества, в котором, при сохранении черт своего идиостиля, она воспроизводит индивидуальную манера письма, интонацию и образный ряд тех, с кем вступает в диалог. Погружаясь в иную языковую среду, автор обогащает собственную речь новыми приёмами ритмической и образной организации текста, Например, в посвящениях Гарсиа Лорке "Ветер листву полощет" и "Посередине мира" ощущается особая мелодичность, напевность поэтических строк, организованной лексическими и звуковыми повторами:
Старый колодец крепок, –
Вновь нас перезимует
И на пороге лета
Вскроется новой жаждой.
Той, что таит в глубинах
Звезды.
Всего лишь звезды.
В разделе "Время ню" эксперимент с формой продолжается. Здесь Нина Баландина превращается в философа-созерцателя, восточного хайдзина, чьи минутные экзистенциальные прозрения умещаются в лаконичную форму японского хойку. Весна, лето, зима и особенно осень – всего лишь повод увидеть мир в его едва уловимых, мистических связях:
Птицы унесли всё лишнее
Души обнажились.
Ноябрь. Время ню.
Вновь возникающий образ птицы, ассоциируемой с иной, духовной, ипостасью героини, становится указателем того предельного откровения, которое приближает и автора, и его читателя к постижению глубинных основ жизни и собственного существования.
Эти "глубины" материализуются в заключительном разделе книги "Краткие повествовательные". Здесь уже возникает безграничное поле творческого эксперимента, пространство для мифотворчества. В жанровом отношении предложенные автором тексты трудно определить однозначно: по способу формальной организации это скорее философские эссе, прозаические зарисовки. Наряду с этим каждый текст обладает своим особенным ритмическим рисунком, что сближает его с акцентником или верлибром. Намеренный отказ от силлабо-тоники свидетельствует о том, что автору, склонному к философским обобщениям, уже трудно оставаться в границах традиционной речи. Его мысль развивается свободно и хаотично, каждый раз преодолевая инерцию письма с его нерушимыми грамматическими законами.
Сумерки – нежное грехопадение всего телесного и осязаемого: стадность человеческая, когда ты и "всё", и "никто" одновременно...Солнце, опрокинутое прямо в подставленные ладони. Море, забирающее и отталкивающее от себя.
Время, когда у тебя есть выбор: погасить или продлить свет.
"Краткие повествовательные" – логический итог авторских раздумий о мире. Здесь используется уже иная форма поэтического высказывания – не от имени представителя своего рода, а от имени творца, живущего в ином измерении. В этом вневременном сакрализованном пространстве земные реалии заменены универсальными категориями, относящимися к области вечных, непреходящих ценностей. "Болевое чутьё красоты" становится для Нины Баландиной главным художественным мерилом, с помощью которого любой объект реального мира преобразуется в нечто иное, заключая в себе идею вселенской гармонии и божьего промысла:
Неуемные стебли провоцировали движение.
Им как будто было все равно,
Что по этому поводу думают оставшиеся цветы,
Потихоньку освобождающиеся от тесных одежд.
Заражая всех патиной и ускользающей красотой времени.
Каждое утро я нахожу в них что-то новое.
Другое расположение теней.
Беспомощность одних и неуязвимость предназначенного,
Некоторого "вдруг", которым так полна жизнь...
Я учусь икебане...
Указанные в названии книги поплавки стихов появляются и в самом конце, проясняя замысел автора. Он – вечный рыбак, в житейском море которого самое главное – "остановиться и просто ждать". Своего кита, встреча с которым может быть отложена на неопределённое время, но в конечном итоге случится обязательно – потому что таков замысел творца:
Поплавок не успевал подавать сигналы о рвущейся ко мне добыче. Лодка не успевала принимать её. А я знал, что это приплыл мой кит <...>
Мой кит! Завтра мы обязательно увидимся с тобой, и я спою тебе песню, которая родилась сегодня.
© Елена Севрюгина, 2023.
© Сетевая Словесность, публикация, 2023.
Орфография и пунктуация авторские.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Михаил Бару: Концерт для двух гобоев с оркестром [На завтрашнее утро, друзья, назначена психическая атака нашего отдельного, орденов Мандельштама и Бердяева, батальона московской интеллигенции...] Эмилия Песочина: Звёзды, яблоки, дожди [Вот и нанизан рассыпанный бисер / Слов на непрочную ниточку строчки. / Все мы рифмованных криков лоббисты. / Лига дошедших до ручки, до точки.....] Анна Арканина: Мы – лишь звуки [Стихи тихи – их время поглощает. / Восходит пустоглазая луна. / Войну в меня старательно вмещают, / но вся не умещается она...] Андрей Бычков: Достопочтимый директор [Четыре профессора выстрелили из четырех пистолетов четырьмя пулями. Одна из них попала мне в голову, и я побежал...] Андрей Мансуров: Щенок акулы [Крохотные зубки не казались опасны – не больше, чем плоскогубцы: пока не сунешь пальчик и не сожмёшь, больно не будет!..] Сергей Пахомов: Ощущение пустоты [Прошу у жизни малость, став проще и мудрей: / Чтоб клёна ветвь касалась никчёмности моей, / Чтоб листья шелестели резные надо мной / В забытом богом...] Читайте также: Владимир Алейников: Посреди междувременья | Изяслав Винтерман: Стихи из книг | Андрей Галамага: Портрет отца | Александр Грановский: Импланты: и Сэнсей | Надежда Жандр: Время ждёт, играя тетивой | Владимир Мялин: На шпалерах осени | Елена Севрюгина: В поисках своего кита: О книге Нины Баландиной "Поплавки стихов" | Ольга Кравцова: "Не стенать на прощанье и влюбляться навек": о поэзии Александра Радашкевича | Андрей Мансуров: Начистоту – о рассказах А.И. Куприна | Алексей Миронов: Сомнительный автограф | Леонид Негматов: Улица Леннона | Айдар Сахибзадинов: Третья осень в Урюме | Георгий Чернобровкин: Качание эпох | Динислам Алтынгузин: Когда закончится поэзия | Сергей Арутюнов: Вот в этих самых днях
|