Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность


ЦЕПОЧКА

Нам - а это мне и моей подруге Леське Стычкиной, стало известно, что у ее отца появилась очередная пассия. Леська по этому поводу мало переживала, я не переживала вообще. Зато это очень беспокоило маму Леси - Инна Васильевну. Давно бы пора привыкнуть и не удивляться тому, что ее муж заядлый ходок, но тетю Инну каждый раз данное известие сильно удручало. Конечно, они были не пара - Инна Васильевна и Евгений Павлович Стычкины. Он лихой красавец гусарской наружности, точная копия Дениса Давыдова. Я когда впервые увидела портрет отважного поэта в военной галерее Зимнего Дворца, то подумала, что Джорджу Доу позировал дядя Женя Стычкин, настолько внешне похожи эти два человека - Денис Васильевич и Евгений Павлович. Но если Денис Давыдов имел невысокий рост, чему страшно огорчался, то дядя Женя был и роста хорошего, и телосложения крепкого. Его жена Инна Васильевна, мягко сказать, не числилась в красавицах. Полная почти до безобразия, тетя Инна носила очки в пол-лица и шестимесячную завивку. Наряжаться и накладывать макияж она считала пустым времяпрепровождением. Зато Леськина мама была начитанной, образованной женщиной и очень гордилась тем, что у нее и техническое, и гуманитарное образование. Дядя Женя, работая мастером смены на заводе, при этом тоже слыл человеком разносторонне развитым.

В отличие от своих грамотных родителей Леська ни начитанностью, ни особыми дарованиями в области интеллекта не блистала, поэтому заканчивала она предновогоднюю четверть с намечающимися тройками. Мне было велено подтянуть ее по некоторым предметам. Леська, хоть и троешница, в сущности, была хорошей девчонкой, доброй и смешливой.

Последние дни декабря мы с ней заседали у нее дома над учебниками. Леська то глазела в окно, то шмыгала носом, будто у нее начинается грипп и ей срочно нужно ложиться в постель, то поминутно ходила на кухню к холодильнику, ссылаясь на страшный голод. В один из таких дней Леськина мама пришла с работы раньше обычного.

- У отца опять какая-то девица, - неожиданно сказала она, нервно расчесываясь перед зеркалом в коридоре. - Вот дрянь!

Леська хмыкнула и, как ни в чем не бывало, уткнулась в учебник по алгебре.

Я никогда не видела тетю Инну в таком встревоженном состоянии. Вдобавок она явно была навеселе. Это и настораживало, так как Инна Васильевна презрительно относилась к алкоголю. Сейчас же она крутилась перед зеркалом, разговаривая с собой.

- "Свет мой зеркальце скажи, да всю правду расскажи, я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?"

Уж не знаю, льстило ли ей зеркало, но ответ был очевиден. Потом тетя Инна пристала к нам с этим же вопросом. Я молчала, Леська же сказала, матери, что она лучше всех.

- Если только губы накрасить, - добавила дочь.

В следующие выходные мы тоже были у Леськи вместо того, чтобы наслаждаться зимними забавами. Семья Стычкиных пребывала в полном составе. Мы с Леськой сидели и упорно давили алгебру. Я что-то упорно Леське объясняла, она упорно не понимала. Время от времени мне приходилось ее бить по голове учебником от бессилия. Леська тоже брала книгу покрепче и отхаживала меня ей от души. Мы обе, уворачиваясь друг от друга, верещали до тех пор, пока в комнату не заглядывали родители Леськи.

- Девки, хватит визжать. Оглушили уже. Телик из-за вас не слышно, - рявкал Евгений Павлович.

- Девочки, прекратите немедленно свой балаган, - сдержанно высказывалась Инна Васильевна.

- Может, мы на улицу пойдем?

- Больше ничего не выдумали? - взметнулись вверх брови Леськиной матери. - На улице зима, мороз под тридцать, не на юге живем! К тому же Олеся шмыгает носом.

- Ничего не шмыгаю, - вступилась Леська за свой нос.

- Все уже выучили? Смотри, Олеся, принесешь тройки за четверть - лишишься новогодних праздников, так что никакой улицы, занимайтесь!

Через какое-то время нас позвали обедать. Мне есть не хотелось, но мои возражения не принимались.

- Нужно подкрепиться!

Инна Васильевна готовила не сказать, чтобы плохо, но как-то безвкусно. Словно жуешь жвачку, а сок из нее давно весь вышел.

На обед в меню значились суп-харчо, гречневая каша с сосисками и кисель. Из всего предлагавшегося я и Леся съели по сосиске и собирались встать из-за стола.

- Куда лыжи намостырили? - завозмущался дядя Женя. - Через пять минут опять есть захотите, будете ходить кусовничать. Живо чтобы все умяли.

Мы уткнулись в тарелки. Я и так-то каши не люблю, а в тот раз она показалась мне совсем отвратительной. Я возила вилкой по тарелке, нехотя перебирая крупицы гречи. Вдруг зубец вилки за что-то зацепился. Я подтянула... и откуда-то из глубины горки гречневой каши на свет Божий выползло в первую секунду непонятно что длинное. Сначала мы все опешили. Но в следующий миг стало ясно, что эта тоненькая змейка - цепочка. Я обратила внимание, что по мере медленного выползания из каши этой цепочки лицо дяди Жени тоже удлинялось. Я держала на вилке, поднятой над тарелкой, золотую цепочку.

- Ты откуда гречку брала? - растерянно спросил Евгений Павлович жену.

- Откуда, откуда, из мешка.

Был такой период в жизни нашего государства, когда его жители нещадно скупали все продукты. Мешками.

- Чего ты в мешок полезла? На полке в банке полно гречки!

- Вы что святым духом питаетесь? - Инна Васильевна была в бешенстве. - Ты мне зубы не заговаривай! Откуда в гречке цепочка?

Она соскочила с табуретки, выхватила у меня вилку и этой вилкой с висевшей на ней цепочкой трясла перед носом мужа. Тот как можно дальше отклонился и смотрел на висевшую цепочку как-то уж подозрительно виновато.

- А я почем знаю?

- Говори! Или я тебя сейчас этой самой вилкой изуродую!

Мы с Леськой со страхом переглянулись. В таком состоянии я еще Инну Васильевну не видела. Когда она прокричала фразу: "Говори, падла!" - я чуть не упала от неожиданности под стол. Леська потупила взор.

- Тише, тише, ты чего? - как можно ласковее говорил Евгений Павлович. - Эта цепочка тебе.

- Мне?

- Тебе, тебе. На новый год. Подарок.

Инна Васильевна схватилась за шею и проверила, что ее цепочка с кулончиком на месте.

- Да как мне? - вскричала она. - У меня есть цепочка! И у Олеси есть!

- Тебе, тебе, - стоял на своем Евгений Павлович, - на Новый год куплена. Думаю, дай куплю тебе золотую цепочку. Знаю, знаю, что у тебя уже есть цепочка, сам ведь покупал. Я ведь как хотел, эту и купленную отнести к ювелиру, чтобы в одну перекатал, потолще.

- Да? В самом деле?

- Конечно, а ты кричишь, как потерпевшая. А тебе вон, наоборот, перепало в честь праздничка.

Инна Васильевна стояла посреди кухни и с недоумением глядела на вилку с цепочкой. В эту минуту раздался телефонный звонок из аппарата, стоявшего на кухне. Леська протянула руку к телефону.

- Стоять! - остановила ее мать. - Женя, ну-ка возьми трубку сам.

- Это еще почему?

- Возьми, говорю. Да побыстрее!

Дядя Женя поднял телефонную трубку, а Инна Васильевна в это время нажала на громкую связь.

- Алло, - мелодично пропел голос.

- Да, слушаю вас, - нарочито грубо сказал Евгений Павлович.

- Женечка, здравствуй.

Тетя Инна напряглась. Дядя Женя молчал.

- С тобой здороваются, - прошипела жена.

- Здравствуй-те, - сглатывая ком в горле, ответил Евгений Павлович на приветствие.

- Женечка, с тобой все хорошо? Ты не заболел? Голос у тебя простывший.

- Говори что-нибудь, - приказала жена бессловесно, толкнув в бок кулаком, в другой руке у нее по-прежнему была вилка.

- Женечка, сегодня мы не сможем увидеться, - продолжили в трубке, но не успели договорить, потому что Евгений Павлович резко придавил трубкой корпус телефона.

- Мне, говоришь, цепочка, - Инна Васильевна задыхалась от гнева, - говоришь, чтобы потолще была, - наступала она на мужа.

- Инна, успокойся, дети ведь.

Мы с Леськой сделали вид, что уплетаем кашу, вкуснее которой в жизни не едали.

- А ну, марш на улицу! - приказала Инна Васильевна.

- Так ведь холодно там.

- Непонятно?

- А алгебра?

- Быстро вон из дома!

- Психованная какая, - возмутилась Леська, но мать ее не слышала, так как все внимание было направлено на мужа.

Мы копошились в коридоре, делая вид, что собираемся, а на кухне тем временем слышались вопли и припечатывания тряпкой. Дядя Женя выскочил в коридор. Щеки его дымились. За ним вылетела разъяренная Инна Васильевна. Увидев нас, резким движением открыла входную дверь и вытолкала Леську и меня взашей. Следом полетела наша одежда и обувь.

- Истеричка! - сказала Леська, поднимая с пола свою шубейку.

Я молчала.

- У тебя родители ругаются? - спросила она.

Я отрицательно покачала головой.

- Она нам шапки не выкинула, - сказала Леська.

- И мой портфель у вас остался.

- Я тебе его завтра в школу притащу. А на голову ты шарф одень.

- А на ногу? Она нам три валенка выкинула!

- Пойдешь в моих. Я-то ведь могу здесь в подъезде посидеть, пока у них там заварушка не кончится. Домой-то, поди, пустят ночевать.

- А в каком виде я домой приду? Без портфеля, без шапки и в твоих валенках.

- Не голая же, - пробурчала Леська.

Я принялась стучать в дверь Стычкиных, дабы возвернуть свои вещички. Из-за двери доносились крики, звон разбитой посуды.

- Не до нас им сейчас, - печально сказала Леська, - у них дела поважнее.

- Не могу я без портфеля. У меня там учебники и тетради. Домашнее задание мы еще толком не сделали. А вдруг завтра спросят. Конец четверти ведь. На фига мне двояк? - И я принялась усиленно стучаться.

Вдруг дверь открылась, и из нее вылетел валенок.

- Э, э, подождите! Там еще портфель и шапки, - завопила я, но меня никто не услышал, так как дверь тотчас захлопнулась.

Мы с Леськой, облачившись в свои одежды, надев вместо шапок шарфы, вышли на улицу и тут же сразу замерзли. То упрашивали выпустить погулять, а то прямо-таки возненавидели улицу.

- Холодно как! - заныла я. - А ты, Леська, опять шмыгать носом стала.

Леську, однако, больше занимал наш внешний вид. У нее во дворе был мальчик, которого она втайне любила. Сейчас он катался с горки.

- Как две дурочки в шарфиках, - возмущалась Леська, - еще бы варежки на головы напялили.

Мы подошли к Леськиным окнам. Из кухни через открытую форточку доносились обрывки фраз. Свет то включался, то выключался. Потом совсем погас. И вопли стихли.

- Конец света, - угрюмо произнесла Леська.

- Они там не поубивали друг друга? - насторожилась я, но в этот момент свет вновь загорелся.

Мы стали выкрикивать под окнами тетю Инну, но бесполезно, только голос чуть не сорвали. Она не показывалась, зато выглянули все, кому не лень. Тогда мы стали кидать в окно снежки. Иногда даже попадали.

- Надо прямо в открытую форточку целиться, - наставляла я Леську, - припечатает им комком по голове, сразу о нас вспомнят.

Прошло сколько-то времени. Мы с Леськой стали мерзнуть.

- Да отдайте вещи, - проорала я гневно, задрав голову к небу, - не ваши ведь!

И тут неожиданно из кухонной форточки сначала вылетела моя шапка, потом Леськина, а потом медленно, наслаждаясь полетом, спланировал красный, лакированный, дорогой моему сердцу, портфель. До чего он был красив в полете, словно большая красная птица неспешно подлетала к земле. До сих пор не понимаю, почему он, нагруженный, так легко парил в воздухе, а затем с такой силой приземлился в сугроб.

- Ну что отец-то сильно побит? - спросила я Леську на следующий день.

- Мы с этим кобелем не разговариваем, - вдруг с ненавистью произнесла Леська.

Для Евгения Павловича наступили тяжелые деньки. Если раньше на заводе, работающем как часы, у Евгения Павловича случался "личный аврал" причем постоянно и в ночь, то теперь, если Стычкин задерживался с работы хотя бы на пять минут, стабильно получал хорошего тумака.

- Да с мужиками я стоял возле подъезда, курил, - оправдывался он.

- Ты скоро и курить забудешь, что это такое, - грозилась жена.



Прошло несколько лет. Мы окончили школу и разлетелись кто куда. С Леськой я поддерживала отношения, а вот с ее родителями виделась изредка. Впрочем, они жили без изменений. Как коротко говорила Леська, отвечая на вопрос об отце - не натаскался. Инна Васильевна ходила по-прежнему с мелкой шестимесячной завивкой, словно она ее сделала давным-давно раз и навсегда. Леська стала очень походить на свою маму, такая же пухлая и деловая. Олеся Стычкина рано вышла замуж и также, как в свое время Инна Васильевна за Евгения Петровича, - по залету. Мужем Леськи стал человек по фамилии Невмиржидский. У них родилась дочь Виолетта.

- Какое мы изысканное имя дали ребенку, - гордились родители, но имя ребенку совершенно не шло. У Виолетты было такое лицо, словно она не Виолетта, а рязанская Нюшка.

А через пару лет Леська разошлась со своим Невмиржидским. Допекла, видать. Хотя он и сам был хорош. Развод проходил бурно, страстно, а дележка имущества и того паче. Сначала поделены были крупные вещи, а потом Невмиржидский стал делить мелочи. Даже крупы и те подлежали дележке.

- Так, тебе рис или пшено?

- Все равно, - отвечала Леська.

- Э нет, рис-то подороже будет. Если ты берешь себе рис, значит, мне отдаешь (и называлась какая-то копеечная сумма).

- Забери себе и рис, и пшено, - устало отвечала Леська, - перебьюсь. А как насчет Виолетты. Как делить будем?

- На ребенка не претендую, я что изверг? Ребенок должен быть с матерью.

Так получилось, что с этим Невмиржидским мне довелось вместе работать в одной конторе. У меня намечался день рождения, его круглая дата. Собирались все, кто не чужд веселию. Даже родственники, живущие за городской чертой. Компания большая, человек двадцать пять, а то и больше. Все суетились, девушки присматривали себе наряды, внушая своим мужчинам необходимость раскошелиться. Носились с подарками, заговорщицки приходили ко мне домой и внимательно высматривали, чего у меня нет, и что стоило бы подарить. Дернуло меня когда-то давно кому-то сказать, что утюг на ладан дышит, так подарили целых пять штук.

В общем, приготовления шли полным ходом.

Невмиржидский накануне вечера сообщил, что намерен прийти и не один, а с двумя коллегами. Я сообщила ему, что его бывшая жена тоже собирается прийти, но это его никак не тронуло. Леську же это известие взбесило, и она пообещала устроить ему танец ножей. Я, конечно же, строго-настрого ей запретила.

И вот долгожданный день настал. С утра, как обычно, звонки, поздравления, после обеда ещё больше, а это время, когда каждая минута на учете. В последние полчаса вдруг обнаруживаешь, что это не доделано, то не доделано, платье не поглажено, салфетки не в тон скатерти, посадочных мест не хватает. Носишься, как угорелая, думая о том, зря их всех к пяти пригласила, надо было бы к шести. Хорошо, что у многих есть привычка опаздывать. Обычно вовремя приходят одна-две пары, это самое настоящее спасение, потому как мужики ходят курить, болтают ни о чем, да облизываются глядя на полуготовый стол и красиво одетых дам, а эти дамы вовсю дорезают колбасу, хлеб и остальное, что было упущено из виду.

С самого начала и веселье, и вино лились рекой. Ну, думаю, шибко подозрительно мне такое хорошее начало. Хоть бы в конце все живы-здоровы остались. Недолго я пребывала в веселом и расслабленном состоянии, до тех пор, пока на пороге не появился Невмиржидский. И не один. Еще трое пересекли границу моего жилища. О приходе двоих - Насти и Олега, работающих вместе со мной, я знала, а вот возникшая перед моим взором дама оказалась мне не знакома.

- Это моя любимая женщина! - с вызовом сказал Невмиржидский. - Валентина.

- Аркаша, ты что обалдел? - прошептала я в ужасе ему на ухо. - Здесь Леся.

- Что мне теперь на другую планету уехать, чтобы не встречаться с ней? - возмутился Аркашка.

Я схватилась за голову, ну, гад, думаю, только попробуйте мне испортить вечер, я вам всем троим сама такой танец ножей покажу.

Пока Валентина раздевалась, я успела разглядеть ее, но передо мной предстало такое, что я даже поначалу не поверила своим глазам. Девушка была явно изменена по алкогольному типу. Проще говоря, она пила и пила изрядно. Вот и сейчас она пребывала в изрядном подпитии. Какого рожна притащился этот Аркашка Невмиржидский, да еще с полупьяной бабой, в чем подвох? Аркадий вел себя с ней чрезвычайно галантно. Валюхе же все действия ухажера были до лампочки.

Когда Невмиржидский с Валюхой под руку вплыл на порог комнаты, в помещении возникла пауза. Леся с глазами дикой тигрицы, наверное, щипала себя под столом, чтобы не дать себе распоясаться, ведь когти давно уже были наточены и ждали своего часа. Будто бы нарочно оказалось, что свободные два места имеются только возле Леси. Аркаша под молчаливые взгляды довел свою паву, усадил ее, затем сел сам и, накинув салфетки на грудь себе и Валюхе, надменно оглядел собравшихся.

Собравшиеся хорошо знали Аркашку, ведь когда они с Лесей были женаты, мы собирались на праздники, приятельствовали, а вот Валюху все видели впервые, поэтому с нескрываемым любопытством глазели на нее. Валюха являла собой полную противоположность Олесе. Маленькая, щупленькая, на фоне Леськи-скалы, она смотрелась жалким, недоразвитым пингвиненком. Мне даже стало жаль ее за несуразность. Зато, думаю, наверное, человек хороший, хоть и пьющий.

- Где ты ее нашел? - бросились расспрашивать Аркадия, едва Валюха вышла из комнаты.

- Понравилась, понравилась? - оживился Аркашка. - Скажите, какая у меня женщина!

Невмиржидский упорно величал ее не иначе как моя женщина.

- Чего молчите?

Все и впрямь словно воды в рот набрали.

- Ну что тебе сказать, - не выдержал Толик Рукавишников, - насколько я разбираюсь в женской красоте, по-моему, - тут Толька сделал паузу, - по-моему, она кастрюля.

Все так и прыснули от смеха.

- Смейтесь, смейтесь, - обиделся Аркадий, - вы ведь не знаете, кто она. - Невмиржидский многозначительно поднял вверх указательный палец. - Она капитан милиции.

- Да иди ты!

- А вот тебе и иди ты. Моя женщина с преступностью борется, не то, что вы, - презрительно посмотрел он на нас.

- Свежо предание, но верится с трудом, - тихо произнесла я, - какая-то она уж больно... (так и хотелось сказать - потрепанная слишком для капитана-то милиции, но я сдержалась) не похожая на представителя правоохранительных органов.

- У нее сейчас задание, - чуть позже и не при всех сказал мне Аркашка по секрету. - Она должна внедриться в банду, поэтому ей сейчас приходится много выпивать, чтобы быть там за свою.

Я чуть соком не поперхнулась.

- Это она тебе сказала?

- Да! Только тихо. Никому ни слова.

- А в какую банду?

- Подробности тебе рассказать не могу, я и сам плохо владею информацией. А вообще нам лучше этого не знать.

Напрасно я опасалась эксцессов. Леська весь вечер заигрывала с Мишкой Званцевым, хохотала и презрительно посматривала на парочку рядом, а Валюха быстро-быстро наклюкалась, и Аркашка утащил ее восвояси.

День рождения удался на славу. Никому расходиться не хотелось, а больше всех Рукавишникову Толику. Рукавишниковы пришли с ребенком, который, несмотря на бурное празднование, тихо-мирно посапывал в коляске. Когда жена Толика Аська стала настаивать на уходе, Толик отослал ее одеваться, сказав, что сам пока пропустит еще стопочку. Аська битый час ходила и сосредоточенно искала свои гамаши, которые Рукавишников засунул в коляску ребенку.

- Нет, Ася, пока гамаши не найдешь, никуда не пойдем, - говорил он, опрокидывая очередную рюмку. - За окном мороз, а мы в Сибири живем.

Аркашка и Валюха еще какое-то время жили вместе. Невмиржидский искренне верил, что его женщина работает в милиции и внедряется в банды для поимки преступников, пока в один из дней не вернулся с работы раньше обычного. Проходя по двору, он увидел следующую картину - дворовые алкоголики сидели под грибком в детской песочнице и выпивали, а среди них и его любимая женщина. Причем с Литым - с Пашкой Литягиным. А у Аркадия с детства были с ним натянутые отношения. Литой прямо-таки скользил не только взглядом, но и десницей по бюсту Валентины, а та сидела, млела, алея ланитами. Аркашка чуть сигарету не проглотил, увидев такую идиллию.

Домой Валюха пришла поздно и, как обычно, не трезвая.

- Где была?

- На задании.

- А у тебя задание по месту жительства?

- Чеегоо?

- А того, что видел я тебя днем с Пашкой Литягиным в обнимку, - Аркашка даже сплюнул в этом месте разговора.

- Быть не может, - отпиралась Валентина.

- Идиота-то из меня не делай!

- Это не я была. - Валюха наконец нашлась, что ответить. - Это мой двойник. А враги наши пытаются нам навредить.

Аркадий, конечно же, испытывал неимоверное желание вышвырнуть завравшуюся особу, но пожалел - дело к ночи. На следующий день он, не сказав ни слова, ушел на работу, оставив записку: "Чтобы ноги здесь твоей не было".

Вечером, когда Невмиржидский вернулся домой, Валюхиной ноги не было, но также в квартире не было ничего. Ничегошеньки. Не только мебель, но и даже его, Аркадия вещи - трусы, носки, бритвенные станки, рубашки, да все, все! - исчезло из дома. Часть вещей Невмиржидский обнаружил у Литого, но забирая свое, получил несколько зуботычин, хотя и Аркашка в накладе не остался, тоже потрепал немного и без того уже помятое литягинское личико. Говорят, Валюха какое-то время жила с Литягиным, а потом куда-то исчезла. Очевидно, на новое задание...

А Аркадий стал время от времени похаживать к Олесе. Как уж она привечала его - неизвестно, но думается, хлебом-солью. Только все равно ничего у них так и не вышло, вправду говорят: разбитую чашу не склеишь.

Я покинула родные места, а когда через много лет приехала навестить родственников, встретилась и с друзьями. С Олесей Стычкиной-Невмиржидской я не виделась больше десяти лет. Ее дочь Виолетта стала совсем невестой и очень походила на свою маму и на бабушку Инну Васильевну. На вопрос о старших Стычкиных Виолетта и Леська одновременно хмыкнули.

- Так они не живут вместе.

Я удивилась.

- Он ведь у нас к молоденькой ушел, - презрительно сказала Виолетта. - Любовь, говорит. В его-то годы!

- А какие годы? Ему и шестидесяти нет.

- По-вашему, в шестьдесят молоденький мальчик? - засмеялась Виолетта. - Трухлявый пень!

- Понятное дело, в твои тринадцать он уже древним кажется.

- Седина в бороду - бес в ребро.

- Кто она, эта женщина?

- Потаскуха она! - в голос заявили мать с дочерью. - Вот посуди сама, - продолжила Леська, - разве может нормальная женщина так поступить? Встретила в магазине мужика и в постель к нему прыгнула. А он тоже хорош! Стоял, говорит, в очереди, обернулся - стоит эта, улыбнулась ему, его бедного - в дрожь. Забыл, говорит, зачем и пришел в магазин. Мозга за мозга зашла. Козел.

- Влюбился.

- Ага, прямо сразу и влюбился! - с издевкой сказала Леська.

- А может, судьба.

- Зачесалось у него в энном месте, а ты - судьба. Зуд у него хронический был, а эта сюда судьбу приплетает.

- И все же так бывает, - встала я на защиту Евгения Павловича. - А как же любовь с первого взгляда?

- "Любовь, любовь, кака така любовь"? Думать головой надо! У него же семья, дочь.

- Так у дочери уже у самой дочь была! Внучка его, - возразила я.

- Вот, вот! Внучка! Под старость лет слюни распустить и уйти из семьи?

- Ты не веришь, что можно в любом возрасте полюбить? В тридцать можно, в пятнадцать можно, а в пятьдесят нельзя?

- Засунул бы подальше свою любовь! - заорала Леська.

- Ты же знаешь, он не любил твою мать.

- Любил, не любил, а жили вместе столько лет.

- И как жили-то? Кому от этого хорошо было? Леська, вспомни цепочку!

- Да причем тут цепочка? - завопила Леська.

- А притом, что любовь человеку нужна. Без нее страшно.

- Что ты заладила, не любовь, не любил! Променял двадцать лет супружеской жизни на эту потаскуху. Мать говорит, все равно они жить не будут. Побалуется она с ним и бросит.

- Как двадцать? Не двадцать, а тридцать. Тебе уж самой тридцать. Тридцать лет супружеской жизни, получается, - поправила я Олесю.

- Он не вчера ведь ушел. Десять лет тому назад.

Я присвистнула.

- Так он половину того срока, сколько с твоей матерью прожил, уже с ней живет.

- Ты не сравнивай! Моя мать порядочная. А эту даже во дворе Лидкой кличут. Ну, разве ты слышала, чтобы хоть раз мою мать Инкой назвали? Всегда только Инна Васильевна.

Леська замолчала.

- Так они и по сей день живут?

- Живут, а что им сделается.

- А тетя Инна как?

- Как, как. Кое-как. Никакими тогда уговорами, никакими угрозами не могла его вернуть. Чего уж она только не делала. Спалить их грозилась. Знаешь, как мать тогда боролась с изменником. А ему море по колено. Талдычил свое - люблю, говорит, Лидию, и все. За всю жизнь, говорит, первый раз полюбил. Конечно, ей тогда тридцать пять было, она же на пятнадцать лет его моложе.

- Чего-то не влюбился в семидесятилетнюю, - съязвила Виолетта.

- Думаете, в возрасте дело?

- Ну, конечно, поразвлечься захотелось.

- Так за десять-то лет уже надоело бы развлекаться.

- А ты все-таки думаешь, что это любовь?

- Думаю, да. Это не единичный случай. Маршал Жуков, писатели - Тютчев, Пришвин, Сегень, да сколько еще подобных историй...

Помолчали.

- Вы с ним общаетесь?

- С предателем? Нет, конечно. Еще чего. Мы на материной стороне. А мама видеть и слышать о нем не хочет. Говорит, помрет, она придет и в могилу ему плюнет.

- Может, она раньше его помрет.

- Конечно, раньше, а все из-за кого? Из-за отца. Все десять лет переживает. Чуть ли не до инфаркта себя довела.

- Все они мужики - сволочи, - убежденно сказала тринадцатилетняя Виолетта.



Мой дядька работал в смене у Евгения Павловича. От него я узнала адрес Стычкина и решила сходить к нему в гости. Честно говоря, разобрало любопытство. Я же его с детства знала. Перед тем как идти, позвонила. Дядя Женя обрадовался, узнав, кто звонит, и пригласил в гости тем же вечером.

Мы оба были тронуты нашей встречей. Евгений Павлович, конечно же, изменился. Но теперь он выглядел гораздо лучше, чем когда я видела его в последний раз. Он познакомил меня со своей женой Лидией. Красивая, статная женщина с милой улыбкой и заботливыми глазами. В квартире было очень современно и так уютно, что я ощущала себя, словно нахожусь у близких мне людей. Чувствовалось, что здесь живет любовь. Мы ели самолепные пельмени, пили водку и беседовали. Конечно, мне не терпелось узнать историю знакомства дяди Жени и Лидии.

А дело было вот как.

Инна Васильевна перед приходом гостей попросила мужа сходить за колбасой, ее не хватило для салата. В магазине Евгений Павлович встал в очередь.

- Вы крайний? - услышал он за спиной.

- Я, - ответил Евгений Павлович, оборачиваясь. Повернулся и... обмер.

За ним стояла женщина, которую он много раз видел во снах. Он даже летал с ней. Эта женщина тоже очень внимательно посмотрела на Евгения Павловича, словно говоря: "Мы где-то с вами встречались". Подошла их очередь. А дальше Евгений Павлович предложил проводить ее до дома. Она не сказала ни да, ни нет, только улыбалась. Жаль, что разговориться им не удалось, так как незнакомка жила в соседнем с магазином доме. Стычкин проводил ее только до подъезда - видел: она не хотела, чтобы он дальше провожал. Да Стычкин и не посмел бы. Волновался. Сердце болталось, как на цепочке.

Домой пришел - ни о чем думать не мог, только о ней. Она все время стояла у него перед глазами в бордовом пальто с белым меховым воротником и улыбалась.

Инна Васильевна сразу почуяла неладное.

- С тобой что? Ведешь себя тихо, смирно, как заболел будто.

А он молчит. Гости в доме, а Стычкин сам в себе.

Так прошло два дня. А на третий собрался и ушел.

Евгений Павлович шел по городу, укрытому ноябрьским вечером. Небо, залитое звездами, было спокойным и торжественным. Месяц полубуковкой означал, что луна убывающая. Не спеша падал снег. Прошла пара с коляской. В коляске плакал ребенок. Женщина ласково пела малышу незатейливую колыбельную. Стычкин подумал о своей дочке, о том, что она когда-то тоже была маленькой, и он ходил с ней гулять. Теперь она сама ходит гулять со своей дочкой. Он уже дед. Ему почти пятьдесят. Многое было в жизни, многое. Но не было самого главного, самого-самого, без чего жизнь нельзя назвать жизнью. А сейчас, вернее три дня тому назад, появилось.

Стычкин зашел в цветочный магазин и купил букет нежно-розовых тюльпанов. А затем уверенно зашагал к тому дому, где жила эта улыбающаяся женщина. В каком подъезде она живет, он знал, а в какой квартире - нет. На лавочке сидели старушки. Стычкин хотел было у них спросить, а имени-то ее он и не знает! Стал прикидывать, какие ее окна. Дом четырехэтажный, вычислять долго не пришлось. Определил, сам не зная по каким признакам, что живет она на втором этаже. Вновь накатило волнение. Стоял, переминался с ноги на ногу, пока его старушки не спросили, к кому женихаться пришел.

- К любимой женщине, - ответил он.

- А кто, - спрашивают, - твоя любимая?

Стычкин указал на окна второго этажа.

- А, - говорят, - знаем, там Лидка живет.

Евгений Павлович медленно поднялся на второй этаж. Постоял перед квартирой, затем громко выдохнул и нажал на звонок. Раздалась веселая трель. Дверь не открыли. Стычкин растерялся. Неужели нет дома? Свет-то горел. Чуть толкнул дверь - она оказалась незапертой. В прихожей стояла та самая женщина, которую он встретил в магазине.

- Здравствуйте, Лида, - протянул цветы Евгений Павлович. А у самого дрожь.

Она взяла букет как-то очень серьезно.

- Вот... я пришел.

Лидия улыбнулась.

- Я думала, вы раньше придете.

Они стояли в прихожей и смотрели друг на друга. Сомнений не оставалось, это была та женщина, с которой он летал во снах.

- Вы надолго? - Лидия первая прервала молчание.

- Навсегда, - ответил Евгений Павлович.




Оглавление




© Наталья Романова, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.




Словесность