Осенью птицы отправляются на юг, а студенты - в колхозы. Птицы на юге
нагуливают жирок и услаждают южных людей душевным исполнением своих северных
песен, а студенты собирают картошку и свеклу. Птицы поют столько, сколько
им Бог на душу положит, а для студентов есть норма, которую следует выполнять.
Что невозможно.
В Строительно-Архитектурном Институте существовала добрая традиция.
Через несколько дней после начала работ старшекурсники выбирали одного
студента, видом постарше, голосом посуровее, желательно с усами и после
армии. Он надевал костюм, галстук и в сопровождении двух-трех старшекурсников
отправлялся в барак, где жили студенты первого курса.
- К нам приехал представитель горкома комсомола. - Так обычно начинал
один из сопровождавших ряженого, войдя в барак. - Надо срочно собрать комсоргов
групп.
Первокурсники - люди доверчивые. Говорят: "Надо", значит - так оно
и есть. В одной из комнат ставился стол. Стол покрывался скатертью. Водружался
графин с водой. Представитель горкома садился за стол, сопровождавшие его
- позади.
- Мы посмотрели сводки результатов уборки сельхозпродукции по вашему
курсу, - глядя в стол, начинал свою речь представитель. - Результаты неутешительные,
товарищи. Вы выполняете норму от силы на тридцать процентов. И это в то
время, - представитель горкома многозначительно поднимал палец, - как вся
страна напрягает силы в борьбе с международным империализмом. - Сопровождающие
значительно и угрюмо кивали, комсорги групп виновато склоняли головы. -
Сейчас мы будем разбираться с каждым студентом от-дель-но, - чеканил представитель
горкома. - Что мешает вам выполнять утвержденные нормы? Может быть, вас
не кормят? Нет над головой крыши? Все есть. Значит - вы не хотите работать.
Такое поведение недостойно комсомольцев. Я уполномочен сообщить вам, -
представитель делал глубокую паузу, - что горком комсомола принял решение
ходатайствовать перед руководством института об отчислении студентов, систематически
саботирующих работы. - Звучала его речь грозно и внушительно. - Приступим.
После такого вступления через комнату проходили все первокурсники.
Напуганные посулами неприятных последствий, они поспешно клялись со следующего
дня выполнять норму, а некоторые брались и перевыполнить ее.
Леня Финкельштейн замыкал список нашей группы и вызван был к представителю
одним из последних.
- Финкельштейн, - протянул представитель, глядя на Леню, - сколько
ведер картошки собираете за день?
- Шестьдесят, - честно ответил Леня.
- А должны по норме?
- Двести.
Последовала утомительная речь представителя об обязанностях советских
студентов.
- Вы все поняли, Финкельштейн?
- Да. Но, понимаете, я не смогу собрать двести ведер картошки.
- Как это? - опешил представитель.
- Я столько не смогу.
- Сколько же вы сможете, Финкельштейн? - ему явно нравилось повторять
фамилию Лени.
- Семьдесят восемь.
- Почему семьдесят восемь? - удивился ряженый.
- Я подсчитал. Возможно собрать только семьдесят восемь ведер.
- Та-ак, - ощущая себя настоящей властью, протянул представитель. -
В таком случае мы обратимся к ректору института с ходатайством о вашем
отчислении, Финкельштейн. Вы комсомолец?
- Нет. - Леня стоял посреди комнаты, низко склонив голову, глядя на
свои башмаки. Они были измазаны глиной. Грязные штаны топорщились на нем
крупными складками. В руках Леня держал истертую цигейковую шапку. В этой
маленькой комнате с выцветшими обоями, неметенным полом и растрескавшимся
потолком рушились его надежды и надежды его родителей. С каким трудом отцу
удалось дать взятку председателю приемной комиссии института только для
того, чтобы у его сына приняли экзамены как у всех. Как он и мать были
счастливы, когда Леню приняли. И вот теперь все пойдет прахом в этом убогом
бараке. Из-за какой-то картошки. Больше его никогда не примут в институт.
- Так вы и не комсомолец? - с удивлением протянул представитель. Это
значило, что Леня мог бы спокойно наплевать на всю эту комедию. Теоретически.
Практически же это давало лишний козырь развлекавшимся старшекурсникам.
- Позвольте, - представитель чуть развернулся за столом, - что он вообще
делает в институте?
В комнате повисла тишина. Леня молча мял в руках шапку.
- Общественные нагрузки есть?
Леня убито покачал головой, - нет.
- Может быть, ты рисовать умеешь? Стенгазету будешь выпускать?
- Я не умею рисовать.
Ситуация становилась безвыходной. Представитель сам не знал, чем закончить
развлечение.
- Что же ты умеешь? Петь умеешь?
- Умею, - вдруг согласился Леня. Он не умел петь, и он не помнил ни
одной песни.
- Пой, - обрадованно приказал представитель.
Леня замер. Не отрывая взгляда от измятой в руках шапки, он набрал
полные легкие воздуха и отчаянно закричал:
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь...
Леня кричал, не поднимая глаз на окружающих, и потому не видел, как
вскочили, опрокидывая стулья, представитель горкома с сопровождающими.
Гимн следует слушать стоя. Даже если это кричит Финкельштейн.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
