Из серии "Осенние напевы" (Роберту Пенну Уоррену, с верой и печалью)
Жизнь пережидаешь
лишь с тем, кого не любишь.
И чаще глядишь в окно,
чем на чье-то существование.
И полагаешь,
что со временем
не будешь пытаться
уместиться в прокрустово ложе
его отношенья к тебе,
а просто забудешь,
что было раньше,
чтоб слезы, стремящиеся к земле,
не тянули вслед за собой.
И разве что страх
будет увертливой мышью
сгрызать по кусочку
того, что называешь
ночами жизни,
где прошлое, перетекая в кувшин,
как джинн
по умолчанию, стынет на дне
моря, которое не вспоминаешь,
пока не отплывет "Титаник".
Но как бы там ни было,
рано или поздно
что-нибудь
окажется правдой.
Человек выходит из лифта
и садится на лестницу,
и не находит ключа.
И голуби на подоконнике
воркуют, что возвращаться
не стоило в любом случае.
Сгоряча
можно подумать, что дом - там,
где звенят ключи
в предвкушенье замков
и разбегаются пальцы,
словно лучи,
нащупывая засов
и сотни цепочек;
там, где шумит кофейник, мучая
воздух паром,
и ждут гостей,
и засыпают под звон посуды,
глядя на множество мелких точек
на небе со дна кровати
из-под прикрытых век.
Но ключи не находятся,
и поэтому человек
ищет главное.
Иногда приходится возвращаться туда,
где не узнаёшь имен,
повторяя тихо "О Анна",
или что-то вроде того.
И вещам приходится воплощаться
в самих себя, то есть в мир, какой исключен
из области настоящего. И не странно
не узнавать ничего.
И даже не больно. Просто спиною
нащупав стену, слегка подтверждать факт
видимости, и одними губами
шептать: "Отец, отец",
глядя на незнакомого человека. Стоя
напротив, вглядываться в акт
пьесы, называемой "Память
воображения", у которой конец
на другой странице слипается с пустотою
следующего листа,
где обычно болтаются выходные
данные книги, фамилии и т.п.
Возвращаешься не к местам, а в мир за спиною,
за которой стена. И считаешь до ста,
чтоб закрыть глаза, и найти проходные
дворы, уводящие далеко, к судьбе,
опознаваемой лишь спустя много
лиц и поступков, после того,
как простишь другим, что не прощаешь
себе, глядя на
незнакомого человека. И молчишь с порога,
потому что уже ничего,
ничего не узнaешь. И только луна,
притворяясь метафорой, понимает,
что никто никуда не приходит просто так,
даже если в запах магнолий
вплетается выдох "О ...".
И ты ищешь папку, на которой давно не тает
иней пыли, копаешься в желтых листах.
И не находишь хотя бы остатка боли,
потому что не узнаёшь ничего.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
