Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Цитотрон

   
П
О
И
С
К

Словесность




ВЗРОСЛЫЕ  ДЕТИ

Фрагмент романа


1.

Время на все есть: свой час для беседы, свой час для покоя.
Гомер

- Это что теперь, правило хорошего тона - третировать моих друзей?! Если не уважаете ни их, ни меня, то хоть бы из вежливости этого не показывали!

Дверь в комнату демонстративно захлопнулась. Родители с недоумением посмотрели вслед дочери, потом - друг на друга.

Алексей Иванович выглядел немного смущенным: это он позволил себе отпустить шуточку насчет Катиной подружки, пришедшей чуть ли не с утра и ушедшей только что, в двенадцатом часу ночи. Не зубоскал Алешка, его старший сын, в устах которого уместен любой прикол, - а он, серьезный солидный папа! Но ведь Ада ничего не слышала, что же так сердиться...

Алешка деловито предложил:

- Забей, пап. Это всё дамские нервы.

Но родители были явно обижены: уж где-где, а в семье Перехватовых к приятелям детей всегда относились лояльно и никогда не ставили ни дочери, ни сыну условия - с кем дружить, с кем нет. Несмотря на то что эта Ада, например, всегда вызывала сомнения! Вечно праздная, занятая непонятно чем - то музицированием, то сочинением бесконечных печальных стихов, то писанием больших непонятных картин - а в школе вечные тройки, и вот тоже не поступила никуда!

- Нервы у всех на взводе, по-моему! - звучным преподавательским голосом возразила мама, Вера Васильевна. И так же, как она всегда комментировала телепередачи и фильмы - "Это он нарочно сказал!", "Осторожно, крадется сзади!" - озвучила то, что и так было ясно: - Вы прекрасно понимаете, что дело совсем не в этом! Два года готовиться - и такой удар по самолюбию! Еще и Света сегодня ей звонила - она в наш институт поступила, на экономику - спрашивала, как дела. Я уж не слышала, что Катюшка ей отвечала...

- Ну, провалилась и провалилась - дело житейское, - подал голос Алешка. - Иняз не ПТУ, туда всегда было круто попасть. Что теперь, всем на цыпочках ходить и говорить замогильными голосами? Это же не повод вешаться или открывать клуб неудачников на пару с Адой!

- Ч-ш-ш! - в два голоса зашипели на него папа и мама, выразительно указывая на Катькину дверь.



И чего она взбесилась, как начинающий тинэйджер? Проорала какие-то глупости... Несолидно, в семнадцать-то лет! Катя прислушалась к голосам родителей и брата.

Ее обсуждают - вот что противно! Ни о чем другом не могут говорить... Конечно! Перехватовы вечно на пьедестале, все в наградах и грамотах за доблестный труд и успешную учебу - и тут младшенькая, паршивая овца, весь пьедестал испортила. Всех разочаровала, всех опозорила! Поди, по городу слухи уже поползли.

Ладно, знакомые и незнакомые пошушукаются и забудут, а вот у нее впереди - целый год потерянного времени! И виновата в этом только она! Выброшенный из жизни год! Они с Адой проговорили с утра до ночи - а толку чуть, все равно теперь ничего не изменишь.

Катя еще раз прислушалась - вроде все разошлись спать.

Заснуть бы поскорей, а потом проснуться, как после дурного сна! Нет, похоже, опять придется ворочаться с боку на бок...

Раньше в таких случаях вина возлагалась на часы - старинные настенные часы с маятником, которым давно перевалило за сто лет, и которые давно уже никто не брался ни чинить, ни чистить. Но они намеревались жить вечно и громким тиканьем мешали спать, куда бы их ни перевешивали - в холл, в кухню... Мама называла их папиным приданым - Алексею Ивановичу завещала эти часы его тетка, такая древняя, что никто ее не видел, кроме него. От нее остались только громкие часы и имя - Катерина, но поскольку так звали и обеих Катиных бабушек, на долю древней тетки приходилось совсем мало родственной связи.

А часы все-таки взяли и остановились. Недавно, на днях. Прямо неприятный символ какой-то! А во всех мастерских говорят: антиквариатом не занимаемся.

Катя перевернула подушку на прохладную сторону. Тишина, в которой не было привычного тиканья, раздражала еще больше, до такой степени, что тиканье стало мерещиться.

По стенам крались ночные тени - призраки кленов, стоящих во дворе, привычно заползали в комнату и сплетались с рисунком на голубых обоях...


В голубой далекой спаленке
Твой ребенок опочил.
Тихо вылез карлик маленький
И часы остановил.

В детстве эти нежные блоковские стихи приводили ее в животный ужас. Карлик был жутким, он задумал что-то недоброе и поэтому остановил часы - сейчас он в полной, зловещей тишине подберется к ребенку!..

Катю подбросило на постели: карлик! он! Это он остановил часы, отмеряющие минуты их благополучия, хранящие непрерывность времени - от тетушкиной старины до теперешних дней!

А поняв, что, значит, все-таки спала, если привиделся кошмар с карликом, она опять провалилась уже в настоящий кошмар, который приключился наяву: позор, тревога, неизвестность... Мысли, невеселые и днем, ночью были просто безысходны. Катя знала, что нельзя им поддаваться, что утро мудренее, что надо их чем-то забить - вспомнить что-нибудь отрезвляюще-будничное, что сразу вернет ее из мистического ночного измерения. Лихорадочно попыталась подставить на место мерзкого карлика веселого гнома, твердящего "вы только мойте уши", - но тот не превращался! Что-то не переключалось, она продолжала тонуть в вязком ночном ужасе.

"Переключиться надо на дело, и чем скорее, тем лучше", - услышала она здравомыслящий голос папы - это он тогда подытожил разговор, в котором Катя не участвовала.

"С неудач - на дело! Не время упиваться обидами".



2.

С каждой новой минутой начинается для нас новая жизнь.
Д.К. Джером

Дело оказалось знакомым - Катя еще прошлым летом, после десятого класса окончила компьютерные курсы и с набором текстов справлялась неплохо. А в городской коммерческой газете как раз искали наборщицу. Катя узнала об этом из самой газеты, которую бесплатно раскладывали по всем почтовым ящикам, и позвонила туда сразу, экспромтом, ни с кем не посоветовавшись. Наверное, потому, что знала владелицу "Белогорских вестей" - это была Ирина Голубева, ее бывшая учительница музыки, - и относилась к ней с прежним детским доверием. Не так страшно будет услышать, что никого уже не надо, или что не надо именно ее, несовершеннолетнее пустое место.

Но трубку взяла сама Ирина, Катю узнала, обрадовалась, подтвердила, что рабочие руки нужны: ее единственный корреспондент Караваева уже не в силах разрываться и на заметки, и на набор объявлений - и чуть ли не в тот же день Катя оказалась на своем первом в жизни рабочем месте. Все произошло так спонтанно, что она не успела ни смутиться, ни заробеть, а мрачные переживания были бесследно сметены мощным шквалом энергии.

Шквалом этим была сама Голубева, которая проносилась в свой кабинет, где ее ждали посетители, потом на еще большей скорости, в элегантном деловом костюме, летела на совещание в городскую мэрию, после которого, уже в джинсах и резиновых сапогах, мчалась за город, на закладку какого-то нового предприятия. Следом за ней бежала бухгалтер с кипой документов, которые надо немедленно подписать, и еще несколько человек с неотложными вопросами. На полном ходу Ирина тормозила и, поворачиваясь к Кате, сидящей за компьютером и взирающей на все это с тревогой, говорила проникновенно:

- Не обращай внимания, у нас всегда так. Работай спокойно!

И Катя послушно склонялась к своим коротеньким текстам: куплю машину, продам квартиру, отдам котенка в хорошие руки.

Стопочка объявлений заметно уменьшилась, когда дверь по-хозяйски распахнула высокая краснощекая девица - Катя сразу поняла, что это Караваева. А та сразу поняла, что это обещанная ей подмога:

- Новенькая? Ура! Наконец-то! А я думала, меня тут гора этих гадких бумажонок дожидается. Ну, не царское это дело! Теперь буду только свои шедевральные материалы набирать! Пусти-ка меня за машину.

- Давай я наберу! - готовно предложила Катя - настоящая журналистская заметка, пожалуй, будет интереснее объявлений.

Но Караваева отказалась с коротким энергичным смешком:

- Черновики - у Пушкина. А я привыкла сразу набело работать. А комп у нас, как видишь, один. Давай-давай, передохни - иди к буху, чайку вмажьте. Слышишь, зовет.

Катя не решилась возражать, но сильно сомневалась, удобно ли в первый рабочий день распивать чаи, и о чем же разговаривать с бухгалтером. Но оказалось, что разговаривать совсем не надо - та все время говорила сама, была этим очень довольна, назвала новенькую приятной собеседницей и напоследок попросила сбегать в типографию, занести какие-то бумажки, а какие-то забрать.

Типография была в этом же здании, крылечко рядом, и Катя бежала туда окрыленная: как же всё здорово, всё у нее получается, и все коллеги ей рады, и все они такие славные!

- Никого нет. Все на обеде. - Молодой человек, загородивший дверь, сказал это так мрачно, почти враждебно, что лучезарная Катя опешила и сразу погасла.

- А когда можно зайти? - пробормотала она, еще не веря, что рады ей могут быть не все.

Никогда - красноречиво говорил вид неприветливого служащего, хотя на самом деле он назвал часы работы. Катя начала было спрашивать, нельзя ли ей хотя бы оставить документы - но дверь захлопнулась. Пришлось признать поражение: она не справилась с примитивным курьерским поручением - и плестись назад к бухгалтеру.

Караваева, увидев ее обескураженное лицо, догадалась:

- Выперли? Мрачный тип такой? Молодой? Высокий, брюнет? - И радостно заключила: - Не обращай внимания, это Вини - он придурок.

Катя подумала, что такой совет слышит уже второй раз, и поскольку у Голубевой он сопровождался предложением спокойно работать, она села за освободившийся компьютер и принялась за свои объявления.

А Кира Караваева продолжала сообщать, что субъект из типографии - ее сосед, вечно нелюдимый и злой, с ним даже во дворе никто не играл, он туда никогда и не выходил. А этим летом провалился на экзаменах в какой-то московский вуз - и неудивительно, он из такой семейки... Она запнулась: мамаша - "прости, господи", вместо папаши - аист, вместо квартиры - нора, даже телевизора нет. Как они там живут, непонятно. Как его в такую приличную типографию взяли - тоже непонятно, он там ксерокс делает - наверное, уже всех посетителей распугал...

- Я сама туда в следующий раз пойду, - пообещала Катина коллега, завершая рассказ, - поучу манерам-то! Попробует у меня повыпендриваться!

К ним заглянула Голубева убедиться, что работа кипит, - торжественный кирпич был заложен, и теперь предстояла встреча со знаменитым гитаристом, местным уроженцем, заехавшим сюда на считанные часы, - она опять спешила и бросила Кате на ходу:

- Да, а деньги у нас получают пятого и двадцатого!

- Информация, с которой надо начинать, - заметила Караваева.

А Катя вдруг вспомнила лицо нелюдимца: неподвижные глаза, застывшие словно от смертельной усталости или большого горя, - такого она еще не встречала.


* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Сомов опять проспал. А, впрочем, что тут противоестественного? Мысль, что человеку необходимо для сна восемь часов, может, и справедлива, но пока каждый ест, сколько требуется именно ему, болеет собственным насморком и спит столько, сколько положено ему, а не абстрактному среднему человеку. Сомову положено спать часов одиннадцать-двенадцать. Окончательно проснувшись, он мысленно вскочил, лихорадочно оделся, заметался по комнате, собирая конспекты и книжки. На это ушли остатки сил, и Сомов даже застонал, лежа в кровати.

Иногда по утрам он с ленцой думал: вот уж завтра-то я возьмусь за ум, займусь чем-нибудь путным... Это у него называлось думать о завтрашнем дне. Сегодня не хотелось и этого. В конце концов, учебный год только начался, можно и пропустить первую пару.

Родителей, кажется, уже нет. Сомов оживился. Теперь можно подумать, чем заполнить день. Например, включить магнитофон погромче и открыть балконную дверь.

Он всегда выманивал музыкой девицу, живущую напротив, - их дом был в виде буквы "П". Девица выходила на свой балкон, слушала, а Сомов пытался ее разглядеть. Они здесь поселились недавно, и он никого не знал. Лица было не видать, потому что она все время смотрела вниз, ног тоже, а розы на ее домашнем халатике были почему-то бледно-зеленого цвета и напоминали капусту. Длинные каштановые волосы свешивались через перила. Этим ограничивались наблюдения Сомова.

Сегодня девица не высовывалась. Сомов увеличил громкость.

Некогда он и сам пробовал музицировать, приобрел гитару, но увлечение это мало-помалу прошло. Во время какого-то праздника в гитару накидали обломков печенья, конфет. И когда через некоторое время один из гостей захотел поиграть и ударил по струнам, из гитары выскочило штук шесть огромных тараканов. После этого Сомов затолкал инструмент в кладовку и не вспоминал о нем.

Когда он, прихлебывая кофе, еще раз выглянул с балкона, его девица при параде уже неслась по двору. Да так быстро - опять ничего не разглядеть! И куда спешить в такую рань?



3.

Раньше была интеллигенция, теперь - тусовка.
Михаил Задорнов

- Тебя что, и по выходным работать гоняют? - удивился Алешка.

- Сегодня же День музыки, в ДК концерт. - Катя не удержалась и напомнила: - А сам-то еще и радовался, когда гоняли!

Брат год назад тоже работал у Голубевой, но напоминаний об этом не любил и тут же отстал.

В дверь позвонила Ада. Они теперь виделись только по выходным: после работы Катя усиленно занималась. А подруга от растерянности поступила в училище, хотя совершенно не собиралась становиться крановщицей. Трудно придумать что-то более неподходящее для Аделаиды Суворовой, хрупкой статуэточки, погруженной в сочинение философских сказок и стихов из многоярусных метафор!

На концерт она нарядилась, как всегда, затейливо, во множество кофточек, шарфиков, жилеточек, платочков. Все одежки без застежек, что-то подвязано пояском, что-то прицеплено булавкой - все в процессе, в полете - сразу видна творческая личность. Новая прическа напоминает бахрому, причудливо падающую на лицо и закрывающую то один глаз, то сразу оба.

Ада не пропускала ни одного музыкального вечера: у нее была куча знакомых и среди музыкантов, и среди бардов, и в театральной студии, и во всех хорах - и они с Катей всюду бывали вместе. Но сегодня Катя нервничала, потому что предстояло не просто провести время - Голубева, узнав, что она собирается во Дворец культуры, обрадовалась:

- Вот и хорошо, напишешь о концерте! А то всё я да я - а теперь свежий взгляд будет! Чего ты не умеешь? Сочинения в школе писала? В музыкальной школе училась? Любой грамотный человек в состоянии написать заметку "что-где-когда". А Караваева простыла, дома кашляет.

Так Катя и оказалась не в своих санях.

Они притормозили у остановки, соображая, не доехать ли на автобусе. Неужели без десяти минут начало? Может, часы спешат? Катя спросила у прохожего, сколько время, но печальный старичок в белой фуражке, погруженный в себя, прошел мимо, не оглянувшись.

- Я вот так всегда и представляла Хроноса, бога времени! - зашептала ей Ада. - Глухой старик, уходящий вперед: его просят подождать - а он не слышит, его умоляют - а он не останавливается!

Катя на мгновение удивилась, как же подруге удается в любой обстановке видеть все своим особым зрением. Ада и на уроке, и посреди контрольной могла вдруг передать записку с каким-нибудь открытием. А вот она может думать только о том, что они сейчас опоздают! А на самом концерте - что о нем придется что-то писать. Этим он был непоправимо испорчен, и Катя не получила удовольствие даже от прекрасных голосов: молодые музыканты учились в консерватории, стажировались за границей, кто-то уже работал в московских театрах - так что самодеятельный концерт был вполне профессиональным.

- Ничего, сейчас программку у кого-нибудь попросим, - утешала ее Ада. - Может, оттуда будет что перекатать.

Но у знакомых программки не оказалось, пришлось отправиться на поиски организаторов концерта. Катя и Ада, шагая по длинному коридору, толкали двери, но большинство их было заперто. Наконец одна распахнулась.



Вокруг длинного стола, покрытого бумажной скатертью, сидело несколько человек. Они глядели на девочек доброжелательно и немного иронично. Дама неопределенных лет, колоритная старуха с папиросой, пара бесцветных мужчин, еще кто-то за самоваром - и, должно быть, руководитель: когда он встал, то оказался невелик ростом, но за столом возвышался словно гигант, и царственно взирали его темные очки.

Катя потом диву давалась, как это они вошли так свободно, легко завели разговор... Она быстро поняла, что это - тот самый клуб творческой интеллигенции, о котором с энтузиазмом рассказывала мама. Когда-то в нем собирались инженеры из НИИ и процветали просветительские лекции, краеведческие и прочие культпоходы, обсуждения литературных новинок и собственного творчества, встречи с интересными людьми. Неужели он до сих пор существует?! Как это ему удалось уцелеть среди ночного бара, дискотеки, бильярда и боулинга, практически поглотивших ДК?

Но руководитель, Коневский, тут же сухо пояснил, что уровень теперешнего клуба на порядок выше. Здесь собирается творческая элита города - тончайшие критики, интеллектуальные гурманы, творцы совершенств. В этом заповеднике избранных они живут творчеством и общением друг с другом и, в общем-то, ни в ком не нуждаются. Девочек, однако, встретили приветливо, с интересом выслушали Адино стихотворение, пригласили к столу. Чаю, сушку...

Скоро Катя забыла и о программке, и о концерте, и о задании. Коневский был невероятно эффектен. Он обрушил на гостей шквал собственных стихов и суждений, задавил глобальностью познаний и сразил выводом: мы, русские, не знаем толком ни своей литературы, ни истории, и наш долг - восполнить этот пробел. В клубе как раз задумана интереснейшая программа изучения литературы и истории России, и если девушки хотят присоединиться... Ада слушала из своего обычного далека, а Катя подавленно соглашалась, осознавая все величие миссии, которую возлагал на них Коневский.

- Мы будем изучать Русь!

Все смотрели на него благоговейно.

- Вы знаете, как в Древней Руси назывался конь? Фа-арес! Вслушайтесь-ка, каково?! А медведь?! Арку-уда! - он вкусно тянул, его сочный плотоядный рот в обрамлении бороды обсасывал, смакуя и причмокивая, каждое слово.

Вот оно где! Поначалу взор притягивала сияющая лысина, но нет - магнетическая сила заключалась в нижней части лица, в бороде! Ибо глаза, как все-таки удалось разгадать, были маленькие, кроличьи, и их маскировали роскошными очками.

- Арку-уда!

Гостьи были сломлены и уже не ждали, чем же дальше восполнить пробел.

- Кажется, мы здесь больше узнаем, чем в школе за десять лет, - шептала Ада, и Катя кивала:

- Да, повезло!

А на другом конце стола, заслоненный самоваром, сидел тот самый мрачный тип из типографии. Только теперь он был совсем не мрачный. И взгляд, все такой же тяжелый, исподлобья, - скорее умный и сосредоточенный, чем угрюмый.



Они оказались ровесниками, мало того - товарищами по несчастью. Он поступал в юридический и с громким треском провалился на истории. Пришлось идти работать и опять начинать готовиться. Сюда, в клуб, он из-за истории и ходит.

Обо всем этом Катя узнала от самого Игоря. В ее горе не было ничего уникального или позорного, об этом спокойно говорили вслух. Отчего же стало легче - не оттого ведь, что еще кому-то не повезло!

Они втроем шли по улице, и уже давно дошли до Катиного дома, и уже несколько раз обошли его кругом. Ада слегка приотстала, как всегда, думая о своем, - Катя о ней совершенно забыла. Она засыпала вопросами нового знакомца, обо всем вперемешку - о Коневском, о клубе, о вступительных экзаменах, о подготовительных курсах, - а он отвечал, что за курсы дерут невозможные деньги, и он готовится сам. Это вызвало еще больше вопросов, и пришлось идти вокруг дома в четвертый раз.

Бывший нелюдимец отвечал готовно и обстоятельно, сам же ни о чем не расспрашивал и только иногда замолкал, обращая на Катю вопросительный взгляд, - чтобы она выразилась понятнее - чтобы он мог ответить точнее. А та, убедившись, что на сей раз дверь перед ее носом не захлопнется, не удержалась:

- А почему Кира Караваева называет тебя Вини? - и тут же прикусила язык: мало ли кто кого как называет! - но ответ и тут прозвучал, правда, через паузу:

- У меня такое прозвище было во дворе. Моя фамилия - Виниченков.

Катя припомнила караваевские слова о том, что во дворе он не пользовался популярностью, - прозвище, скорее всего, было кличкой и звучало обидно - и быстро загладила неловкость:

- А мне нравится! Прикольно, по-виннипуховски. Игорей много, а Вини - ты один.

- Я, может, уже домой пойду? - раздался полусонный голосок Ады, и оба изумились: как, она здесь?!



4.

Есть время работать, и есть время любить.
Никакого другого времени не остается.
Коко Шанель

Вини даже не спросил у Кати телефон, хотя она пообещала ему поискать один из томов Карамзина, - но на следующий день сам зашел в редакцию - за номером заказа.

- Ну, как я его отпинала? Шелковый! - самодовольно заявила Караваева - и Катя ответила ей вежливой рассеянной улыбкой.

Но Вини продолжал появляться и на их крылечке, и в офисе. Он молча отдавал и забирал бумажки, молча ждал, пока бухгалтер поставит печать или поговорит по телефону, - но стоило Кате задать ему какой-нибудь вопрос, как он тут же охотно отвечал и выжидательно смотрел: может, еще что-нибудь скажет? Ее это совершенно обезоруживало, а коллег развлекало.

- Тебя можно уже на интервью посылать, - хохмила Караваева, - ты мертвого разговоришь!

- Кого? - на бегу поинтересовалась Голубева и, услышав фырканье: "Катерина приручила соседского ежа!" и увидев вытянутое лицо Кати, остановилась. Произнесла официальным голосом, обращаясь только к Караваевой: - Девочки! Попрошу вас исключительно корректно относиться ко всем нашим партнерам, в том числе из типографии! Мы работаем в одном здании - и прежде всего вам самим станет неловко, если услышат ваши неуместные шуточки!

Кирины щеки, и без того румяные, стали пунцовыми: она сегодня якобы по Катькиной просьбе послала Вини в кафе "Забавушка" за пирожками - и ей, и бухгалтеру не хотелось вылезать на дождик. Катька и не знает, она на обед домой уходила... А чего такого - никто же не обиделся, видно же было, что чудаку это в радость!



- А хочешь - у меня сегодня блинчики со сгущенкой, получше этих пирожков. Я тут совсем рядом живу.

Катя смешалась - молчун впервые сказал самостоятельно такую длинную речь. Ходить по гостям без повода вроде дня рождения было непривычно, к тому же ее собственный дом - за углом, а дома - мамин обед...

- А может, лучше добежим до "Забавушки", - начала она, но, заметив стремительно мертвеющий взгляд, тут же круто поменяла решение: - А впрочем... А это удобно? Я не помешаю?

Взгляд тут же начал проясняться.



Дом Вини оказался действительно рядом - но в совершенно иной жизни, где Катя никогда не была.

Во дворе вместо ярких пластиковых горок и лесенок - ржавый металлолом, когда-то бывший детской площадкой, скамеечки у подъездов - хромые и поломанные, кусты - нестриженные. В самом подъезде никогда не бывало не только ремонта, но и уборки - зато были кошки, и в большом количестве.

Катя с удивлением рассматривала дощатые полы, старые шкафы по углам, набитые рухлядью, ящики с картошкой, разбитую лампочку, и сообразила: трущобы. Здесь, почти в центре города! Нет, Кира говорила - нора. Что ж, Караваева бесцеремонна, но точна.

Пока Вини отпирал дверь, Катя воображала, что за ней предстанет что-то подобное, полутемное, заваленное хламом, - и диву давалась, как это ее сюда занесло. В трущобы - на блины! Побоялась мальчика обидеть! А впрочем, чего она опасается - что мальчик, читающий Карамзина, вытащит нож из-за голенища? На всякий случай оглянулась - в трех шагах открытая дверь подъезда...

Квартирка оказалась крошечной и совершенно пустой. Она просматривалась вся с порога, вместе с кухней. В ней не было не только воображаемого хлама, но и мебели. Катя повертела головой, но вешалки не увидела. Вини забрал ее курточку и предупредил:

- Не разувайся.

Тапочек тоже не было.

В комнате стояла тахта, а на кухне - стол и одна табуретка. Катя легко вспрыгнула на подоконник:

- Мое любимое место в доме! - и напряженное лицо Вини стало спокойнее - он увидел, что гостья не притворяется. Тем не менее начал предлагать более удобную табуретку и, не уговорив, заключил:

- Тогда есть будешь вилкой. Вилка у меня тоже одна.

Катя решила, что он шутит, и пригрозила ревизией, но тут же убедилась, что тайников здесь нет. И в этом доме действительно одна ложка и одна вилка.

- Значит, мыть практически нечего! - восхитилась Катя - дома почему-то всегда была ее очередь мыть посуду.

А блинчики оказались по-настоящему вкусными! Они сразу сгладили неприятное впечатление от трущоб. Почему все стесняются признать, что путь к сердцу женщины лежит тоже через желудок? А когда Вини обмолвился, что готовил сам, Катя была окончательно сражена.

- Когда это ты успел научиться? - Школьные уроки домоводства были для нее многолетним мучением - и кройка с шитьем, и кулинария.

Вини показал пакет с блинной мукой - там был напечатан рецепт. Такие есть на всех пакетах и коробках с продуктами. Вот по ним он и учился, и до сих пор благодарен неведомым писателям рецептов. Хотя тут важнее руку набить - вначале, когда он был совсем мелким, получалась такая дрянь.

Катя хотела спросить, какая необходимость мелкому мальчишке набивать руку, готовя себе еду, - что, у него мама - космонавт? Но тут же передумала. На кухне не было того, без чего вообще не бывает кухни, - холодильника. А в комнате не видно даже шкафа для одежды: ее курточку Вини повесил просто на открытую дверь. Похоже, не было и одежды. Может, и мамы никакой не было. Лучше вопросами не увлекаться. Сам пусть расскажет, что сочтет нужным, раз в гости пригласил. А вот книжки на том подоконнике - этим поинтересоваться прилично!

Но, проходя в комнату и еще раз обведя ее взглядом, Катя не удержалась:

- Так у вас в самом деле нет телевизора?

И покраснела не хуже Караваевой. Показать этим "в самом деле", что она выслушала все жирные сплетни, которыми ее угощали, - просто выплеснуть их в лицо гостеприимному хозяину! Спасибо за блины!

Но Вини как ни в чем не бывало покрутил старенькое радио:

- А вот - бывают неплохие передачи. Оно у меня еще вместо часов - я вообще-то без будильника встаю, а по радио время проверяю...

И Катя, усиленно закивав, начала рассказывать, что ее редактор, Голубева, долгое время принципиально не имела телевизора - такая она чудачка, и только заведя свою газету, решила и телевизор завести - из солидарности, как представитель СМИ. А до тех пор ее муж смотреть футбол к соседям бегал...

Вини внимательно слушал, улыбаясь одними глазами, а когда она замолчала, сказал:

- А завтра я приглашаю тебя на курицу. Будет вкусно. А для подъезда у меня есть фонарик, только я его сегодня забыл.



- Почему так поздно?

Катя по привычке взглянула на старинные часы - они по-прежнему стояли.

- Ах да! - оживилась она. - Я же нашла часовщика, который их посмотрит!

Сегодня Голубева попросила ее сделать материал с директором фирмы "Чудесные рамы" - тот хотел напомнить жителям города через газету, что еще не поздно утеплиться перед зимой, которая по прогнозам опять будет суровой. Давно прошли те времена, когда подобные задания казались Кате чужими санями - и те, когда она вымучивала свою первую беспомощную заметку о концерте, - хотя прошло всего две недели. Ей постоянно поручали то написать новостишку в три строчки, то взять информацию по телефону, то сбегать куда-нибудь с фотоаппаратом - и она даже начинала входить во вкус, уже с удовольствием отрываясь от компьютера и объявлений.

Правда, материалы с важными дядьками - руководителями предприятий всегда делала сама Голубева, в крайнем случае - Кира, но сейчас обе были заняты, и Ирина предложила Кате переместиться в свой кабинет, чтобы выглядеть представительней. А поймав ее взгляд на совершенно прозрачные настольные часы - скопище движущихся шестеренок - пояснила: "Питаются воздухом. Нет, правда - они работают от колебания температуры. Изменения на один градус хватает на два дня! Подобные вещи символизируют достаток, ум, честь и совесть хозяина кабинета. Не ударим в грязь лицом перед "Рамами"!" А когда Катя вспомнила об их усопшем антиквариате, Голубева вспомнила о знакомом часовщике-любителе.

Но родителей это известие совершенно не обрадовало, и они потребовали не увиливать от ответа.

- У тебя на руке часы. Ты что, на них не смотришь? Ты видишь, что одиннадцатый час?

- Десять, - машинально поправила Катя, взглянув на часы, - но мама возмутилась еще больше:

- А ты замечаешь, что постоянно возвращаешься не раньше десяти? Это что, по-твоему, нормально?

- По-моему - детское время, - пожала плечами Катя, поняв, что отдыха в уютной домашней обстановке не предвидится, а предвидится скандал. Точно, папа подал голос:

- Дочка, ты раньше по вечерам постоянно занималась. Что, стало меньше заданий на курсах? Или ты считаешь, что уже подготовилась? Или эта работа отнимает столько времени?

- Тогда давай найдем что-то другое! - подхватила мама. - Мы думали, что работа тебя как раз дисциплинирует, а ты даже обедать перестала! Даже с собакой совсем не гуляешь! - Пудель Арчи, понимая момент, нерешительно поднял глаза на хозяйку, а подбегать не стал. - Нельзя же так увлекаться! Нельзя путать главное и не главное! Не забывай, что для тебя это только перевалочный пункт перед учебой. И еще этот клуб, или салон, как его там! Два вечера в неделю! Ты слишком много сил и времени расходуешь не на дело!

Катя слушала, восстанавливая в памяти сегодняшний вечер. Да, до семи она просидела на работе - хотелось добить интервью с "Рамами", и, кажется, неплохо получилось! Первый серьезный материал! Но говорить об этом бессмысленно - здесь не оценят. Это в "Вестях" ее принимают всерьез, это там она - ответственный человек, на которого рассчитывают, на которого всегда могут положиться. Там нагружают без всяких скидок на возраст, зато и относятся как к равной.

А дома на нее продолжают смотреть, как на школьницу. Когда Катя получила первую зарплату - совсем не игрушечную! - и спросила маму, не внести ли ей свою долю в расходы на хозяйство, то получила снисходительный отказ. Ну разумеется, Катюшка - молодец, что сама зарабатывает карманные деньги!

Конечно, родители иногда вскользь интересовались, как у нее дела на работе, но не всегда слушали ответы. Катя хорошо помнила, как надоедал брат Алешка рассказами о собственных успехах, - когда работал у той же Голубевой - и решила, что этого не стоит повторять.

После работы они с Вини забежали в библиотеку, а потом действительно были в клубе у Коневского - там сегодня рассказывали о евразийских идеях Льва Гумилева, было интересно. И Ада читала свои новые стихи - этого вообще нельзя пропустить, она всегда так волнуется, надо же поддержать человека...

Но все это тоже в разряде пустяков, на которые жалко тратить время.

И что теперь? Пускаться в объяснения, пытаться убедить? Но ведь все, что она может сказать, уже отвергнуто заранее, а она только разгорячится, расстроится, и опять будет выглядеть как вспыльчивый недоросль, воюющий из-за детских интересов. И усталость дает о себе знать. В ванну бы и спать...

Что они хотели бы услышать? Что для них главное? Конечно, не она, а ее учеба. Катя удивилась, как же все просто, и ровным голосом проговорила, уже стоя на пороге своей комнаты:

- Пожалуйста, не беспокойтесь. У меня хватит и сил, и времени. Учеба не пострадает. Я успеваю сделать весь объем за воскресенье и в электричке, пока еду на занятия туда и обратно. Можете позвонить на курсы и узнать мой рейтинг за сентябрь и октябрь. Вам скажут, что он достаточно высокий. Спокойной ночи, мне рано вставать.

Родители растерянно смотрели на закрывшуюся дверь. Они приготовились к жаркой борьбе, к спорам, возражениям...

Из своей комнаты выглянул Алексей и, с сожалением взглянув на них, негромко проговорил:

- А вы ведь шелестите не по теме. Вам не кажется, что Катька влюбилась?



5.

Время все по местам расставит.
Ждать только долго.
Майя Плисецкая

Сегодня был домашний день.

После трех обедов Катя решительно заявила, что не позволит себе сидеть у Вини на шее, как бы это ни было вкусно, и постановила: один день пусть будет домашний, а на следующий они обедают в кафе, в "Забавушке" или "Трех пескарях". Хоть она не блещет кулинарными способностями, но в меню разбираться умеет - накормит так накормит! Иногда, если в "Вестях" горел выпуск, толком пообедать вообще не удавалось - тогда Вини бегал за пирожками - но все уже привыкли к тому, что Катя Перехватова всегда проводит перерыв со своим кавалером.

А они оба скоро поняли, что лучше всего им в "норе", которая вначале так неприятно удивила Катю, - в тишине, без посторонних взглядов, без шумного общества Караваевой. Здесь, на своей территории, Вини как будто отогревался, опускал колючки, начинал свободно разговаривать и даже смеяться - оказалось, что с чувством юмора у него все в порядке, и Катя уже не боялась задеть его неловкой шуткой.

Уже как будто ждал ее гостеприимный кухонный подоконник. Уже завелись вторая ложка и вторая вилка - одноразовые, из "Доширака". Сегодня тоже придется хлебать быструю лапшу - Вини ничего не успел приготовить, накануне они допоздна просидели в интернет-кафе.

Катя видела, как она ему нужна - Вини ждал ее, как бы она ни задерживалась на работе, и когда возвращалась с курсов на поздней электричке - и это уже не казалось забавным и не просто льстило самолюбию. Она поняла, как же ей самой не хватало именно этого - быть кому-то настолько нужной.

Она любила наблюдать, как при виде ее лицо друга на глазах светлеет, проясняется, расправляются сомкнутые брови - и проступает выражение, которое сам он вряд ли за собой замечает, - немного удивленной радости и почти детской доверчивости. И точно так же он продолжает смотреть и на людей, и на все вокруг - вместо того мрачного, угрюмого взгляда, к которому все привыкли! И это - ее заслуга! Она умеет расколдовать своего заколдованного принца волшебнее, чем в сказке, даже не поцелуем - просто взглядом и улыбкой!

Хотя они были знакомы уже месяц, многое продолжало озадачивать. Даже такой пустяк - как ему удается прилично выглядеть, не имея практически никаких вещей, и оставаться чистеньким и аккуратным, пробираясь по этому трущобному коридору, где она один раз зацепилась колготками за ящик, а потом еще встала в какую-то гадость. И по большому счету - почему он не оказался в дворовой компании ровесников с дебильными физиономиями и уголовными рожами, хотя, похоже, его никто никогда не воспитывал и не направлял? Вопросы копились, но Катя не решалась их задать.

А Вини и сам, без вопросов, потихоньку обо многом рассказывал. Например, как прожить на деньги, немногим большие, чем Перехватовы тратили на корм и стрижку пуделя. Или как сварить приличный суп из бульона от пельменей. "Ты бы мог открыть школу выживания, - серьезно говорила Катя, - или бестселлер написать - как выжить в городе без денег". И тут же сталкивалась с его невозможной наивностью: Вини продолжал считать, что поступит в московский вуз без денег, знакомств, репетиторов и даже подготовительных курсов. Именно это упорство, пожалуй, и вызывало восхищение, но с этим надо было что-то делать!

"Ты что, медалист? Круглый отличник? Ты всегда такой отчаянный?" Вини кивал: "Ну да. Иначе позвал бы я тебя в гости? Было десять шансов против одного, что ты сбежишь еще на подступах к подъезду".

Нет, она ему действительно нужна, или он и дальше будет шлепать ксерокопии! Конечно, Вини проявляет чудеса экономии, извлекая бесплатные знания откуда угодно - из библиотеки, из умных голов в клубе Коневского - но на этом чудесам пора кончаться.

И Катя убедила его выкроить средства на курсы выходного дня, подобные тем, на которые сама ездит по субботам, и они сидели в Интернете, выбирая что-то и доступное, и достойное. Вини оказался не силен в компьютерной грамоте - школьных уроков явно было маловато, и Катя, заметив еще и этот пробел, начала его натаскивать. Причем дома это оказалось невозможно: когда они просидели один вечер за Алешкиным компьютером, у родителей были такие глаза и голоса, они так ненатурально и тревожно здоровались и прощались с гостем, что Катя решила - в интернет-кафе будет спокойнее. Вот и проторчали вчера до одиннадцати, и все магазины были уже закрыты...

А сегодня - домашний день, и предстояло еще раз на свежую голову проанализировать информацию, намытую вчера.

Но когда они с "Дошираками" подходили к "норе", точнее, к их тихой уютной норке, из-за двери раздались голоса - если не сказать крики.



Дверь оказалась не заперта. Не успела Катя поднять вопросительный взгляд на Вини, как из комнаты в кухню пролетела донельзя раздраженная дама:

- И где этот чертов утюг!

За ней просеменил растерянный мужчина под пятьдесят, помятый и стоптанный, остановился, заметив вошедших, заморгал.

Вини замер с каменным лицом.

- Игорь! - налетела на него неизвестная женщина без всякого приветствия. - Куда делся утюг? Я два часа по дому бегаю! Куда ты его дел? - Моложавая, продуманно одетая, она была бы привлекательной, если бы не растрепавшиеся волосы и нервная гримаса.

Пиковая дама из карточной колоды, подумала Катя. Еще подумалось, что к старости ее горделиво-неодобряющий взгляд станет подозрительным и зловещим. А пока любой жест был уверенным жестом эффектной женщины, и она продолжала по-хозяйски рыскать по квартире.

Вини не произнес ни слова и не двинулся с места. Катя не знала, куда деваться.

- Игорек! На обед пришел, наверное? - засуетился помятый дядька и поспешил за дамой: - Слушай, может, пойдем, а? Мальчик пришел на обед, ему поесть надо... И потом, он не один, а с девочкой - пойдем, неудобно!

- Не смей мне указывать! - так и взвилась женщина. - Я у себя дома! Игорь, где нормальная чашка сервизная? Глотка воды не из чего отпить! А о девочках ему вообще нечего думать! Знаю я, как могут испоганить жизнь эти романы! Если бы я тогда с тобой не связалась...

Катя попятилась к двери. Но тут Вини отмерз от косяка, сделал шаг на кухню и как-то сразу всю ее занял собой, потеснив пришельцев к выходу.

- Ну-ка, дайте спокойно поесть, - отчетливо произнес он, пропуская Катю к столу и с грохотом ставя на плиту чайник. - Утюг сгорел еще летом, забыла? А сервиз ты продала в прошлом году. Пей из-под крана.

Дама со спутником пулей вылетели из кухни. Катя широко раскрытыми глазами взирала на происходящее: перед ней снова был прежний Вини - брови сдвинуты в почти сплошную линию, взгляд мрачный - даже не еж, а дикобраз.

А из комнаты доносились обрывки криков:

- Ты какая, к черту, мать! Допускаешь, чтобы он жил на этой помойке!

- А ты чужой дядя? Появился, блин! Кто звал-то! Он уже взрослый и сам за себя отвечает, без нянек!

- Он с двух лет у тебя был взрослый без нянек!

После чего дама вырвалась из квартиры, грохнув дверью, а дядька заторопился следом. Катя прошла в прихожую и придержала дверь, чтобы ее окончательно не сорвали с петель, и дядька исчез за ней с извинительными ужимками и почти реверансами.

Теперь она его узнала. Это был директор "Чудесных рам". Только не такой солидный и представительный, как в голубевском кабинете.



Игорь сосредоточенно, стараясь не плеснуть лишнего, заливал кипятком лапшу.

Домашний день был непоправимо испорчен.

Наконец-то он мог сидеть за столом с близким человеком, пить чай, обсуждать дела и знакомых, слушать музыку, просто болтать и смеяться - как все нормальные люди у себя дома! - чего в его жизни никогда не было! - и надо было им прийти и все испортить!

С матерью они никогда никакого чаю не пили. Неудачно побывав замужем, она раз за разом пыталась найти свое счастье, и их дом почти не покидали гости. Маленькому Вини полагалось сидеть на кухне тише воды ниже травы, и мать иной раз, угощая поклонника, забывала покормить сына. А то пропадала на несколько дней, и появлялась иногда с деньгами, а иногда - без денег. Тогда-то он и сделал великое открытие, обнаружив рецепты на пакетах с крупой и макаронами. Макароны на воде были поистине царским блюдом - когда они были.

Когда он подрос, мать переместила поиски счастья на территорию поклонников и почти совсем перестала появляться - и Игорь испытал облегчение и почти радость. Во дворе он предпочитал не показываться: там на лавочках вовсю смаковали похождения его мамаши, а в песочницах, сказочно приукрасив, повторяли то же самое. Впрочем, приличным детям вообще не разрешали разговаривать с мальчиком из плохой семьи, а мелкая шпана, чуя в нем белую ворону, в свое стадо тоже не принимала. Зато вся квартира принадлежала ему - пустая, а значит, безопасная.

Нельзя сказать, что Вини совсем не скучал по матери, - он тосковал по той идеальной маме, которая спохватится, придет, обнимет, накормит чем-нибудь вкусненьким - нет, это он ее угостит, а она приятно удивится! - и начнет рассказывать что-нибудь смешное, и может, они даже когда-нибудь купят телевизор и вместе сядут его смотреть... По той настоящей маме, которая, как постепенно стало ясно, никогда не придет.

Но у него появилась Катя! Это было необыкновенно, как подарок. Такого он совсем не ожидал.

Когда Игорь понял, что никто не придет и его не осчастливит, он понял и то, что над другой, достойной жизнью, если он хочет в нее попасть, пора начинать работать уже сейчас. Выкарабкаться можно, только получив престижную профессию, и только в столице. А значит, надо сосредоточиться и не думать ни о чем другом. Впереди просматривались несколько лет, полных работы и только работы.

Но внезапно другой мир сам пришел к нему вместе с этой солнечной девочкой - как подтверждение, что он его достоин, как награда за все прошлые обиды!

Она как будто свалилась с неба, и обращалась прямо к нему - можно ли войти - войти в его жизнь! - а он так растерялся, что спрятался и захлопнул дверь. А потом с отчаянным, но внешне терпеливым упорством появлялся перед ней и ждал, что вот-вот выяснится - произошла ошибка, и его отправят прочь с привычными насмешками - так пусть уж лучше сразу!

Но этого не происходило, никто не смеялся, серые большие глаза глядели на него внимательно и серьезно, и он, до которого никому не было дела, вдруг должен был подробно рассказывать, о чем сейчас думает, что читает, какую слушает музыку, что любит на сладкое, как привык проводить выходные - Вини в эти дни говорил больше, чем за всю предыдущую жизнь. "Давай-давай, - подбадривала Катя, - у юриста язык должен быть хорошо подвешен, тренируйся!"

Мало того, что его делами интересовались - он вдруг почувствовал, что не один тащит свою неподъемную ношу. Катя приносила ему нужные книги и учебники; те, которых не оказывалось дома, добывала у друзей, а они начинали кивать ему на улице; даже в читальном зале ее знакомая библиотекарша, раньше подчеркнуто смотревшая сквозь Вини, теперь улыбалась ему и давала книжки домой. Архитектор, один из членов клуба Коневского, который, собственно, и читал там все лекции по истории, любезно предложил свои материалы - опять по Катиной просьбе, сам Игорь ни за что бы к нему не подошел. Катя заставила его залезть в Интернет, и он удивлялся, сколько полезного там накопал, - а ведь сам бы до сих пор считал, что ему это не по карману!

Но главное - у них были их домашние дни. Тихая норка сразу становилась веселой, Игорь с удовольствием наблюдал, как Катя удивляется новому стулу, специально для нее купленному - в ноябре на подоконнике не очень-то посидишь, и мохнатым тапкам в виде мишек - пол тоже холодный, и ее любимым конфетам к чаю, и чаю - тоже ее любимому.

Они замечали, что опаздывают на работу и теперь придется бежать вприпрыжку, хотя никаких великих дел не обсуждалось - наоборот.

"Слушай, а зачем тебе становиться юристом? - спрашивала Катя. - Ведь есть же Медведев, весь город к нему ходит, а ты что делать будешь?"

"Как что? Да на любом предприятии без юриста не обойтись. И вообще, Пал Палыч больше в Москве дела ведет".

"Ага, - оживлялась Катя, - значит, Медведева - в Москву насовсем, а ты - сидишь в шикарном офисе в центре города, лучше на "красной площади". И к тебе валом валит народ... допустим, бежит Голубева - на нее подали в суд за клевету..."

"За фотографию очередной свалки в каком-нибудь дворе", - подхватывал Игорь.

"Следом за ней - Коневский, - вдохновенно продолжала Катя, - украли самовар! А он служил стольким поколениям интеллигенции! И ты теперь должен представлять ее интересы во всяких инстанциях!"

"Но Медведева в Москву не будем выселять, - решил Игорь, - у него дети маленькие, что мы - звери? Я сам поеду в Москву, а он пускай разбирается с самоваром".

"Когда тебе ехать в Москву!" - Катя делала ужасные глаза.

"А что?"

"А революцию кто устраивать будет? В прошлом веке юристы обязательно делали революцию, и тебе надо - пусть маленькую, пока только у нас. Будешь белогорским президентом".

"Зачем?"

"Так сколько дел! Одних указов - образование и Интернет сделать бесплатными, зарплату в научном институте поднять, - она подумала, - во всех подъездах - немедленный ремонт!"

"Колбасные заводы и всякие "Чудесные рамы" отнимаем?" - справлялся Игорь.

"Нет, за их счет - благоустройство. Кстати, переводчик для международных переговоров у тебя уже есть..."

И над центральной площадью уже трещали вертолеты, раздавались крики и выстрелы, из-за елочек выскакивали вооруженные люди и врассыпную бросались захватывать почту, игровые автоматы и интернет-кафе. Местный президент взглядывал на Катины часы, спохватывался - чувство времени опять не подводило, и уже на бегу они доигрывали в счастливое будущее.



Как же нелепы папаша, вдруг возникший через семнадцать лет, и маман со своими истериками! Они вломились в его жизнь, продолжая свои бесконечные выяснения отношений, мало того - начали наперебой друг перед другом изображать заботливость! Папаша, на старости лет разжившийся собственной фирмой, - а иначе маман его бы, пожалуй, и не узнала - с чего-то взял, что он возьмет у него деньги. Маман принялась искать барахло ушедших лет, которое сама же сдала в комиссионку, когда еще была комиссионка, - не может быть, что дом, где обитает ее сын, - не полная чаша!

Как же они оба опоздали - у него есть Катя, и есть своя собственная, отдельная, счастливая жизнь!

Надо было раньше приходить, когда они были нужны, когда их ждали!



- Ну, вот вы и познакомились.

Катя уяснила, что мама-космонавт все-таки есть.

- А этот, с ней - твой папа? Но он же Зайцев. Я интервью с ним делала.

- На момент, когда я родился, она уже вышла за Виниченкова, меня на его фамилию и записали. - Взгляд у Вини был все еще жестким и чужим. - Я его не помню, с ним она тоже разошлась. А этот назывался всегда Дядя Ваня. Раньше появлялся время от времени, потом провалился куда-то.

- Какое право они теперь имеют вламываться в твою жизнь со своими скандалами! - возмутилась Катя - и Игорь отметил, что они думают одними и теми же словами. - Что им вообще надо?

- Сколько я их вместе видел - им надо орать друг на друга, они в этом черпают какую-то энергию. Может, надумали снова сойтись?

- Я где-то читала, что скандалы - разновидность супружеской жизни. Вот если партнеры уже и не орут - пиши пропало, они совсем друг друга не интересуют, и у них нет будущего.

- Ну, значит, у моих все только начинается, как в "Санта-Барбаре". Тогда этот визит - не последний.

Катя ужаснулась:

- Они могут здесь поселиться?! Превратить норку в сумасшедший дом?!

- Да нет, что им тут делать, у него трехэтажный коттедж в Сосновом Бору, - скривился Вини, и Катя внимательно на него посмотрела: выходит, он больше знает о Дяде Ване, чем хочет показать. Да, обед испорчен - и лапша остыла, и дела не обсудили - и она решительно закрыла тему:

- Ну и хватит об этом! Больше в это влезать - только больше расстраиваться. С любыми родителями проблемы, ты уж поверь - это я не утешаю, это и правда так.

- И с твоими? - удивился Игорь. Какие там могут быть проблемы в солидном "зефире", элитарном доме в центре, у этих правильных людей?

- Им не нравится абсолютно все, что я делаю, - неожиданно для себя призналась Катя. - Они всегда, всем недовольны! - И не только не устыдилась того, что нажаловалась на родителей, - поделившись этой болью, глубокой и какой-то постыдной, она испытала неожиданное облегчение, как тогда, при их знакомстве, когда они рассказывали друг другу, как провалились на вступительных.

Вини сначала не поверил, а увидев, что она не шутит, возмутился:

- Да что в тебе может не нравиться! Ты что, дома не ночуешь? Обпилась-обкурилась-обклолась? Только и делаешь, что работаешь и учишься!

Катя пожала плечами:

- Все равно все не так. И поздно возвращаюсь, и занята не тем, и подруги не такие...

- ...и друзья? - пристально глядя на нее, продолжил Игорь.

Катя смешалась: да, от него они тоже были не в восторге, иначе не пришлось бы таскаться по интернет-кафе и без конца гулять по промозглым осенним улицам.

- Правда хватит! - решил теперь уже Вини, видя, что она совсем приуныла. - Кать, не бери в голову! Ты же знаешь, что права! И ты уже взрослый человек, не стоит зацикливаться на родителях. У них своя жизнь, у тебя - своя. Когда тебе восемнадцать? Ты уже свою семью скоро можешь завести.

Точно так же утешал ее двоюродный брат, когда она воевала с мамой! Катя невесело улыбнулась:

- Через три месяца. В феврале.

- Ну вот! Представь: ты глубоко замужем. Мама звонит, хочет отчитать за что-нибудь, а ты: мне некогда, мы убегаем, мы с мужем должны успеть на десять вечеринок, а с утра у меня шоппинг и салон красоты! - бодро повествовал Вини, наблюдая, как взгляд у нее светлеет и загорается знакомыми искорками.

- И я накупаю гору тряпок, книжек, косметики, и никто меня за это не ругает! - с энтузиазмом включилась Катя. Приостановилась: - Муж ведь не ругает?

- Конечно, нет, - категорично ответил Вини. - Вы вообще никогда не скандалите, не спорите.

- Ни о чем? - усомнилась она. - А разве он не консерватор? Ему что, нравятся мои мини-юбки?

- Ты его с папой не спутала?

- Ну, так у меня еще куча недостатков. Вот я опять сижу на подоконнике, а может, меня кто-нибудь через окно из соседнего дома разглядывает, в моей мини-юбке?

- А он гордится тем, что его жена - красавица.

- А я все время музыку слушаю, - Катя указала на плеер с наушниками, - и ничего вокруг в это время не слышу. Бедный муж, может, бегает, объясняется в любви или ругает начальника - а я не реагирую!

- А он вместе с тобой слушает, - Вини забрал себе один наушник.

- ...и его тошнит от "Братьев Гримм"!

- Нет, этот чудак их уже научился терпеть без порошка от рвоты.

- Ну почему чудак? Он мне все больше нравится... Ага, вспомнила! - обрадовалась Катя. - Я же ничего не готовлю, кроме бутербродов, гренок и яичницы. Скажешь, все равно не скандалит?

- Конечно, нет - ослаб от голода. Облизывает пакет из-под сухого супа... Слушай, может, все-таки съедим эту лапшу? Не такая уж она и холодная.

- Конечно, съедим. Так я догадалась - это идеальный муж! А его не заберут от меня в музей или в зоопарк?



6.

Решается бесповоротно
Грядущая вечность моя.
Осип Мандельштам

Старушка в картузе появилась в самом конце рабочего дня. Катя и так задержалась: надо было дождаться одного из их распространителей - самый молодой, Ник Берестов, еще школьник, и прибегает за газетами после второй смены. Отдать ему его пачку - и скорей домой, перекусить перед посиделками у Коневского. Сегодня один из завсегдатаев клуба, энтузиаст-любитель древнерусской литературы и по совместительству физик, читает собственный перевод "Слова о полку Игореве". Вини уже два раза звонил и три раза заглядывал. А тут непредвиденный визит! И сразу ясно, что разговор предстоит долгий - посетительница уселась на стул.

- Редактор будет завтра, - попробовала Катя - не помогло.

- Ничего, мне лучше кого-нибудь из журналистов, - бодро отозвалась старушка.

- Караваева тоже будет завтра, - обрадовалась Катя. - Вы приходите с утра!

- С утра не могу - с утра я в школе! - жизнерадостно объяснила старушка, и Катя поняла, что это учительница, решившая умереть у доски, как актер - на сцене, и что она не сможет ее выставить - ее мама тоже преподаватель, правда, в институте. - А раз Караваевой нет - стало быть, вы Перехватова? Вас-то мне и нужно!

Конечно, приятно, что ее знают по фамилии, - выходит, она уже примелькалась - и все же Катя колебалась, не поддаться ли малодушию и не сказать ли, что она никакой не журналист, а просто наборщица - и быстренько распрощаться.

А правда, кто она?

Воспользовавшись заминкой, старушка начала рассказывать, зачем пришла. Катя не сразу уяснила: та не собиралась строчить ни жалобу, ни благодарность, ни просить разъяснений по поводу пенсии или льгот, ни даже прозрачно намекать, что следует написать хвалебно-юбилейную статью о ком-нибудь из ее родственников.

Старая учительница рассказывала о герое - о делах давно минувших дней.

Писатель Николай Истомин жил в Белогорске в довоенные времена. Точнее, в Сосновом Бору - тогда это был еще просто поселок, и он купил себе дачу в красивых местах. Это был выходец из рабочей семьи, мальчик, которому революция дала возможность получить образование. Но бросившись ликвидировать аварию на стройке, он получил тяжелую травму, и в результате в двадцать лет - полная неподвижность. Но он не сдался, окончил два вуза, стал писателем, был известен всей стране. Одну из его книг брали с собой в полет советские космонавты. Жена Николая Островского назвала его "вторым таким же мужественным Николаем".

Ольга Ивановна собрала целую папку материалов: газетные вырезки, пожелтевшая доисторическая брошюрка, - завела переписку с домами-музеями Истомина в его родном городе и в Ялте, где он подолгу лечился, записала воспоминания некоторых старожилов в Сосновом Бору - и теперь разложила эту папку перед Катей, извлекая из нее все по порядку с подробными комментариями. Обязательно надо тоже устроить музей у них в городе! Можно в ее школе, она уже готовит экспозицию! Люди должны знать, что здесь жил такой необычный человек, фактически их земляк! Потому она и решила обратиться в местные "Вести".

Уже пришел и ушел Ник, забрав газеты. Вини устал незаметно заглядывать и с выразительной мимикой стоял прямо в дверях. Но Катя не могла остановить учительницу, сбитая с толку противоречивыми мыслями.

Материал о герое - сейчас, когда в газете читают только телепрограмму и объявления? Кому он нужен?

Но ведь ей же интересно! Такая необычная судьба...

Но так это всё допотопно - идеализм, самоотверженность, подвиги - разве нет? Сколько губ скривится и сколько усмешек тут же прозвучит: еще одного павку корчагина откопали!

И все равно, человек, сумевший прыгнуть выше головы и победить судьбу, - это во все времена интересно. Ведь запросто мог бы всю жизнь тянуть лямку чернорабочего, как родители, - или, уже потом, угаснуть в захолустном доме инвалидов...

- А может, лучше взять эту папку домой и прочитать как следует, не торопясь? - раздался голос Вини. - Такой обширный материал наскоком не освоить...

Катя вопросительно взглянула на старушку. Та помедлила - отдавать ли ценность - но тут же согласилась.

- Я так и знала, я была просто уверена, что вы заинтересуетесь! Такая тема не может не заинтересовать!

- Спасибо, - сказала Катя Вини, запирая дверь. - Ирина и Кира умеют быстро сворачивать всякие разговоры, а вот я - нет.

- Всегда пожалуйста. А ты правда будешь все это читать?

- Теперь придется. Залез в корзинку - не говори, что ты не гриб. Как же есть хочется! Но домой ведь уже не успеть. И Арчи опять остался без прогулки, бедный пес! Может, чипсов купим?

- Я сколько предлагал - давай у меня ужинать, хотя бы когда к Коневскому ходим. Все равно ведь не успеваешь домой.

- Еще и ужинать! И так обедаем почти каждый день!

- Ну и что? По пути же. Пойдем-пойдем, там килька в томате оставалась. Быстро ее зажуем, а то никакое "Слово" не полезет, после подвигов-то! И Коневский опять подавит тебя силой личности!



Личностями в клубе Коневского были все, и каждая личность имела узаконенное место за самоваром. Во главе восседала Ермакова - та самая, что показалась взрослой дамой, а оказалась Катиной ровесницей. Она была хранительница очага и признанный здесь творец. Здесь требовалось творить. Мало того - дух творчества должен был зримо витать. И все держали в руках блокноты или листочки бумаги, время от времени что-то туда занося, словно именно в этот момент их посещали удивительные мысли. Не признавалось ничего, кроме совершенства. А всякий, стремящийся к совершенству, осужден создавать лишь фрагменты. Обрывки фраз, строчки - концентрированное искусство, искусство без примесей - ими сплошь была покрыта бумажная скатерть, разбавленная кое-где досадными пятнами от чашек и пальцев. Исписанная полностью, скатерть дарилась Достойному словно рыцарский плащ.

Катя с Адой и не надеялись, что им когда-то выпадет такая честь. Вини же был равнодушен к этим бирюлькам - он помнил, зачем сюда приходит, и умел сосредоточиться на главном.

Скатерть стелилась другая, но было и нечто вечное - стена шедевров, тоже бумажная. Попасть туда было немыслимо - все равно что встать в один ряд с классиками. В центре "стены" Коневский написал свой шедевр:


Я вам давно хотел сказать,
О чем молчали мы веками:
Талантам надо помогать,
Бездарности пробьются сами.

Правда, Катя уже встречала это изречение, и почему-то под другой фамилией - но, скорое всего, это было недоразумение, которое высказывать вслух не подобало, а следовало восхищаться мудростью - она восхищалась.

Как-то они с Адой шепотом спросили у Ермаковой, как называются книги, которые написал Коневский. Разумеется, в библиотеках существуют многостраничные фолианты, которые не могли не быть созданы этим блестящим умом, - но Ермакова затруднилась ответить и только перечислила какие-то лауреатства - они и не сомневались, что такой человек достоин и удостоен, а только хотели книжку почитать. Но Ермакова дала понять, что в книжках печатаются лишь гении из прошлого века и бездарности из нынешнего. Сейчас любой Вася Пупкин может издать свое собрание сочинений - что, Коневскому вставать в один ряд с васями?

Обещанную литературную и историческую программу вели по очереди физик и архитектор, сам Коневский лишь изредка смаковал какую-нибудь редкую пословицу или древнее словечко. Он не читал новых вещей - а только свою "классику", Ермакова все меньше писала "этюдов", и лишь Ада каждый раз приносила что-то новое - разумеется, она не заполняла пустоту, это ей уделяли уйму времени, создавали из нее поэта.

Уйму времени отнимала и оживляющая война с посторонними, которые время от времени заглядывали на огонек. Люди просто не могли понять, что без приглашения не входят, что смешно с их уровнем стремиться попасть в этот круг! Завсегдатаи получали эстетическое удовольствие, глядя, как ошеломляет гостя Коневский, обрушивая на него лавину из собственных стихов, Руси и аркуды. С каждым новеньким программа отрепетированно повторялась, импровизации если и были, то уже когда-то сымпровизированные.

Но Катя с Адой старались этого не замечать, обходя логический вывод, что и сами были обработаны с помощью цепочки приемов. Вторая часть программы, которой они не были в свое время подвергнуты, внушала страх и внутреннюю радость самосохранения - это когда гостю тонко давали понять, что он не ко двору, и указывали на порог. Вот за это злые языки потом и обзывали клуб творческой интеллигенции салоном!

Вини, сумевший не попасть под обаяние руководителя, пытался подтрунивать и над Коневским, и над Катей - но она не на шутку сопротивлялась, защищая его самобытный талант. Мало ли у кого какие причуды! И чем больше личность - тем больше причуд!



Живо это обсуждая, они нарезали несколько традиционных кругов вокруг "зефира", но скоро Катя обнаружила, что ноги и замерзли, и промокли.

- Отбой, по домам! Не хватало еще простудиться!

- Слушай, я же сколько говорил - давай ко мне забегать хоть на полчасика! Все равно не можем сразу разойтись! Был бы май месяц - гуляли бы хоть до утра. Но шлепать по темным улицам под мокрым снегом, когда можно спокойно сидеть в тепле...

- Обедать - у тебя, ужинать - у тебя, сидеть в тепле - тоже у тебя! Может, мне к тебе совсем переселиться? - иронично спросила Катя, но услышала совершенно серьезный ответ:

- Переселяйся.

- Ура! Мне сделали предложение! - весело завопила она, но заметила, что Вини не разделяет веселья и смотрит выжидательно. - Так ты в самом деле считаешь, что нам пора соединить свои судьбы? - проникновенным театральным голосом начала она, надеясь, что он сейчас подхватит очередную игру, - и предлагая ее подхватить, если вдруг он испугается того, что ляпнул.

Но Вини смотрел без тени веселья и убежденно проговорил:

- Пора. Кать, ты же видишь - они уже и так соединились.

Катя задумалась и необыкновенно серьезно возразила:

- Послушай, но у меня ведь собака! - после чего они все-таки расхохотались, и Вини отозвался с облегчением:

- Конечно, и его возьмем, как же мы без Артемона!



7.

Лучше поздно, лучше еще позднее,
лучше вообще никогда.
Михаил Бару

- Может, это я виновата? Я почти сразу начала кричать. Но она говорила такое... - Вера Васильевна смотрела на своих мужчин беспомощно.

Сын продолжал ужинать - наверное, машинально. Как можно жевать, когда жизнь рушится! Впрочем, она сама хотела сначала дать им спокойно поесть, а потом уж сообщить - но не выдержала. А муж, судя его по лицу, вообще ничего не понял - наверное, думает, что все это игра слов или шутка - какие уж тут шутки!

- Я увидела в окно, что ее опять провожает этот парень, - начала все с начала Вера Васильевна, - ну, вы знаете, из той легендарной семейки, сарафанное радио носит о них сплетни мешками... Привязался, и все тут! Конечно, не надо было с порога на нее кричать, но я ведь не железная, я живой человек! И потом, что такого я сказала? Что она совсем не появляется дома? Что он окончательно отвлек ее от подготовки к институту - это разве не так? - Алексей Иванович и Алеша подумали, что она наверняка сказала что-то еще, но решили не перебивать. - И тут такое слышу в ответ! Что она вообще к нему переезжает!

Тут мама все-таки заплакала, и Перехватов-младший уже привстал, чтобы улизнуть, - пусть папа утешает, а он тут лишний - но остался. Да, дела! Маленькая Катька - уж замуж невтерпеж! Нет, смыться нельзя, родители совсем раскиснут. И так мама вчера оказалась один на один с этой громкой новостью - он вернулся еще позже Катьки, а папа был в командировке.

- Может, это она просто так? Мне назло сказала? - с надеждой спросила Вера Васильевна.

- Не думаю, - через паузу ответил Алексей Иванович. - Такие вещи назло не говорят. Катерина вспыльчивая, но не взбалмошная. Она как вообще это преподнесла? А ты напомнила, что ей еще нет восемнадцати?

- Спокойно она это преподнесла, без всяких криков, как дело решенное! У них, видите ли, все серьезно! Меня даже мороз пробрал! Конечно, я сразу сказала, что никуда ее не отпущу!

- А она?

- А она опять спокойно заявляет, что ей восемнадцать в феврале, а этому... Вини, или как там, Игорю - в мае, и что она... они совсем не хотят с нами ссориться! Представляете! Мы за нее беспокоиться не должны! Они будто бы хорошо зарабатывают, и у них прекрасное жилье, и вообще все прекрасно! И об учебе не надо тревожиться - они теперь на курсы вместе ездят! Мы что - покойники, чтобы нам ни о чем не тревожиться? Может, сейчас она придет, и мы все вместе с ней поговорим?

- А она придет?

Вопрос повис в воздухе. Мужчины переглянулись. Алеша решил, что пора вставить слово, а то мама долго может повторять одно и то же на все лады, только себя распаляя и мучая, вместо того чтобы определиться в ситуации и выработать здравое решение.

- Вы что ее - запрете? - спросил он.

Родители опешили.

- Не думаю, что это что-то даст, - выговорил наконец Перехватов-старший.

- Ну да, только отношения у вас до февраля окончательно испортятся. А уж до мая...

- А ты - ты что предлагаешь? - вскинулась Вера Васильевна. - Ты как к этому относишься - это же твою родную сестру уводит проходимец!

- Как к дурости я отношусь - выскакивать замуж, да еще за мальчишку-ровесника, - отозвался Алексей. - Могли бы просто встречаться, зачем так радикально решать вопрос. Но, с двадцать пятой стороны, если молодежь хочет порядочных отношений, а не жизни во грехе, разве это плохо? Вы что, хотите обратного?

- Мы вообще ничего не хотим! - взорвался папа. - В ее возрасте она должна только учиться!

- Ну вот, а спрашивали мнение, - развел руками Алеша. - По-моему, вы слишком испугались. А ничего страшного пока не произошло. Даете вы свое благословение или не даете - это сейчас не принципиально. Их же все равно не распишут! Полгода в запасе, и время работает на нас. Можно пока присмотреться к этому Игорю - а вдруг он еще и не проходимец, а нормальный человек. В конце концов, он же ей не просто переспать предложил, а руку и сердце...

- Руку, ногу! - вспыхнув, перебила мама. - Совсем ничего не соображаете, что ли? Нельзя же быть такими наивными! Ему этот брак нужен, чтобы пробиться в "верхи" из своей помойной ямы! Какая там любовь! Катьку облапошить хотят! А вы, как здравомыслящие люди, должны помочь ей открыть глаза, а не сами уши развешивать!

- Но ведь Алеша дело говорит, - вступил Алексей Иванович, - надо с ним хотя бы познакомиться, увидеть, кто он такой. Не с ней одной надо говорить, а с обоими. Они ссориться не хотят - а мы хотим, что ли? Давай пригласим их на пельмени в выходные, обо всем и поговорим.

- Когда Катюшка летом сдавала вступительные, - грустно промолвила побежденная Вера Васильевна, - я так волновалась, так хотела, чтобы она сдала, молитву шептала. И вдруг вспомнила: когда ей было шесть лет и она поступала в музыкалку, там тоже был экзамен, они за дверью что-то напевали, хлопали и топали. И я точно так же волновалась, и точно так же хотела, чтобы она сдала, и шептала ту же молитву! Тогда это топанье-хлопанье казалось по-настоящему важным! Знаете, мне сразу стало не по себе: а вдруг и то, что сейчас происходит, - на самом деле только топанье-хлопанье? А настоящий экзамен, из-за которого стоит переживать, - впереди?

- Наверное, это всегда так будет, - утешил Алексей Иванович.



Пельмени, как всегда у мамы, получились вкусные. Вот только ели без удовольствия: Катя, сама с трудом их глотавшая, убедилась в этом, окинув всех по очереди тревожным взглядом. Все отбывали обязанность, и хуже всех было, конечно, Вини.

Зачем она только согласилась! Зачем привела его на эти смотрины! Враждебность к нему ощущалась уже в самом приглашении - когда мама с папой его проговорили, официально, как дипломаты - международную ноту. Но не нанести визит вежливости родителям, которые пошли на мировую, было бы нелепо, несмотря на очевидную провальность мероприятия. Это даже Вини понимал и собрался в гости без малейших возражений. И ведь теплилось в глубине души: а вдруг всё обойдется и все друг другу понравятся!

Он им не нравился заранее, каким бы ни оказался.

Он был для них тем, кто вломился в их жизнь без стука и забрал самое дорогое, - Катя прекрасно это понимала.

Он был виноват, а значит - плох. Похоже, тут уже ничего не поправить, и придется высидеть до конца, вытерпеть холодно-ироничные взгляды Алешки, просто холодные - мамы, лаконично-деловые вопросы отца, который один поддерживает беседу, - и еще более короткие ответы Вини - о работе и зарплате, о планах на учебу и на жизнь.

Катя в отчаянии опустила вилку.

Она смотрела на Вини глазами родителей - это был прежний мрачный тип, которого она увидела впервые, - он не мог понравиться, не мог! Как же они поймут, что он совсем не такой, если перед ними еж - хотя они сами заставили его свернуться и выставить колючки?!

Она смотрела на родителей глазами Вини - и видела встревоженных мещан, которые трясутся за свое благополучие и отвергают чужака. Скользила вслед за ним взглядом по привычной обстановке комнаты - и вместо милых безделушек, статуэток и вазочек, подаренных родными, друзьями и мамиными студентами, с ужасом видела обывательскую дребедень для накопления пыли. "Наверное, он думает, что только слоников не хватает..."

Добил взгляд Вини, ненароком брошенный на кухню, - там висел большой настенный календарь с котятами. Розовые бантики, клубочки, умильные улыбочки, слюни, сопли... Боже мой! Как же теперь объяснишь, что это их давняя традиция - на каждый Новый год дарить маме календари с картинками, и всегда разные: с японками в кимоно (папа привез его из Японии), с пейзажами по временам года или с картинами из Третьяковки. В год Козы висели прикольные козлы, в прошлом году - роскошные кулинарные натюрморты, в позапрошлом - головоломные сюрреалисты, а в этом - детеныши животных потешные. И так интересно выдумывать каждый раз что-нибудь новенькое, чтобы не повторяться! Нет, объяснять бесполезно - все, что связано с этим домом, вызовет только отторжение или иронию - и это уже видно...

Хоть бы Никита, что ли, приехал - кузен всегда на ее стороне и наверняка помог бы на этом ужасном застолье, - но у него и учеба, и работа, и вообще к Катиному сообщению, что жизнь ее меняется так кардинально, он отнесся как-то прохладно...

Все продолжали сидеть проглотив аршин. Один Арчи вел себя непринужденно - прыгал, лаял, стараясь обратить на себя внимание, умильно просил угощения.

- Все равно не будешь, - проворчала Катя, все-таки давая ему с ладони пельмень. - Ведь с перцем!

Арчи чихнул и съел, потом посмотрел на гостя и несмело помахал хвостом.

- Перед тобой выпендривается, - пояснила Катя Игорю, а мама, желая разрядить обстановку, начала рассказывать, как Катя кормила пуделя, когда он был совсем маленьким, по книжке, три раза в день, намешивая в сырое мясо и творог растолченные таблетки.

- Я по всему городу искал фитин, - вставил Перехватов-старший, - глюконат кальция, какую-то морскую капусту сухую...

- И не нашел капусту.

- ...и витамин А в масле. Собаке все это! С ума сойти.

- Раз девочку тянет о ком-то заботиться, значит, просыпается материнское чувство, - возразила мама. - Арчи - твой первый ребенок.

- Зачем выдумывать! - рассердилась Катя. - У щенка росли кости и зубы, и они должны быть крепкими. А сухой корм с витаминами ему тогда не нравился, надо же было как-то выкручиваться...

- Я вам с Алешкой для этого толкла яичную скорлупу...

- Ну, это, надеюсь, не скоро понадобится! - раздался вдруг голос Алешки - тот вредный, противный, язвительный, которого Катя давно уже не слышала. - Не думаю, чтобы Катерина с Игорем собирались в ближайшее время обзаводиться потомством. Такие великие планы на учебу! - И, довольный, глядит выжидательно - как сейчас все завертится.

- А зачем вообще увеличивать количество людей? - услышала Катя. - Они же никому не нужны. Те, что уже родились, лишние: безработных полно, везде конкурсы - и в десятый класс, и в вузы, и в садики. Стариков никак не уморят. Не нужно столько людей!

- Нужно! - радостно заспорил Алешка. - Налоги платить!

Кажется, пора уносить ноги! Братец кого хочешь заболтает. А страстная речь в устах Вини куда хуже односложных реплик. Мало того, что в любой момент может вспыхнуть ссора, - его вообще понесло не в ту степь. Что он городит!

Конечно, формально оба правы - пока не время заводить малышей. Это же голос здравого смысла и ее собственные мысли! Но категоричность, с которой Вини произнес свои слова, - конечно, в пику Алешке! - вдруг как будто перечеркнула важную часть их будущего. Катя сама не понимала, что произошло, - но где-то в голубой далекой комнатке спали ее будущие дети - и ее любимый человек сказал, что они не нужны, - и гнусный карлик мог подбираться к ним безнаказанно! - и она не могла его остановить!

- Мне кажется, это разговор вообще преждевременный, - вмешался папа. - Игорь и Катя - разумные люди, они сами все прекрасно понимают. Существует такая вещь, как пробный брак, - я от нее не в восторге, но сейчас, мне кажется, это лучший вариант. И февраль, и май наступят скоро, но не думаю, что сразу следует спешить в загс...

- Нам некуда больше спешить? - криво усмехнулся Вини.

- Слушайте, а кому же все-таки попался пельмень с сюрпризом? - наигранно-весело перебила мама.

- Мне! - вдруг удивился Алешка. Покрутил вилку с откушенным пельменем - и правда, с вишенкой. - Точно-точно! Я чужое счастье заел? - он с сомнением поглядел на мать. - Наверняка это предназначалось Катерине, чтобы она была счастлива в законном пробном браке! На худой конец - ее избраннику. - Он, как всегда, не стеснялся озвучивать любую правду. Мама смотрела с укоризной.

- Спасибо! - Катя решительно поднялась из-за стола. - Нам пора.

- Как? Уже? - беспомощный мамин взгляд тут же лишил ее всяких сил. - Еще не посидите? Чайку...

- Ну, не в последний ведь раз, - добавил Вини с едва уловимой иронией.

Все поняли эту фразу правильно и обомлели: как же так вышло! К визиту уже нечего добавить! Выходит, все возможные усилия по поиску общего языка уже приложены?

- Все наладится, - обнадежил папа в прихожей. - Просто мы сейчас по-разному смотрим на ситуацию. Ведь невозможно быть одновременно и снаружи, и внутри события.

- Возможно, - прищурился Игорь. - Садитесь в электричку в последний вагон, и когда на выезде со станции дорога идет дугой, посмотрите в окно, на голову состава. Увидите себя снаружи и внутри события. Кать, ты не спеши, собирайся, я тебя на улице подожду.

Алексей Иванович смутился. Он уже много лет не ездил в электричке. Катя растерялась - столько непримиримости было в очень сдержанном голосе Вини.

Скатиться до пошлых анекдотических сцен с тестями и тещами?! Они так хорошо все распланировали, обо всем договорились, их союз должен стать уникальным исключением из серой массы обывательских семей с их банальностями! И что он вдруг лепит? Неужели только из чувства противоречия? Да так ли уж чудовищны ее родители? Пусть они старомодны и смешны - в конце концов, им-то удалось создать нормальную семью...

Нет, в одном Вини прав - больше никаких совместных мероприятий, включая наступающий Новый год! Снова оказаться между двух огней?!



- Ну, - с вызовом сказала Катя, - Вини тактично вышел, чтобы вы могли высказать о нем свое мнение.

Но мама только растерянно пожала плечами, махнула рукой.

- Мне показалось, он так избалован, твой Вини...

Катя даже засмеялась:

- Ну, что ты говоришь!

- Нет, бывают люди очень избалованные именно оттого, что в детстве их не баловали. И они потом всю жизнь стараются добирать, наверстывать...

- Это вроде раньше называлось эгоизм, - вставил Алешка.

- Ну, знаете! - возмутилась Катя. - Можете не продолжать!

Уже сбегая по лестнице, она слышала, как брат объясняет маме:

- А может, ей и нравится лелеять его эгоизм. Она его за муки полюбила...



8.

Это кто там такой добрый в восемь ночи звонит?
Мультик "Масяня"

- Вы еще не поссорились?

Этот вопрос мадам Виниченкова-Зайцева задавала Кате постоянно. Теперь скорее Зайцева, чем Виниченкова, - они с Дядей Ваней стали неразлучны. Еще разок нагрянули в норку с инспекцией, но, встретив более чем холодный сыновний прием, сочли за лучшее время от времени звонить на мобильник. А поскольку он был общий и иногда отвечала Катя, маман каждый раз задавала ей излюбленный вопрос: вы еще не поссорились?

Катя молча отключила трубку. Лучше бы сделать это заранее, вечером...

Вини безмятежно спал. Воскресенье было священным днем - единственным, когда удавалось выспаться. Медовый месяц проходил в трудовых буднях, вставать приходилось полвосьмого, а по субботам вообще жестоко - в шесть, чтобы к десяти успеть в Москву на курсы. Катя порой готова была дрогнуть, смалодушничать и позволить себе проспать - но Вини неизменно просыпался вовремя, как всегда без будильника, и говорил: "Пора".

Еще одной ранней пташкой был Арчи, который просился на улицу в любой мороз. Прибегая на обед, они гуляли с ним по очереди, а вечером выходили уже все вместе, втроем, чинно - настоящее семейство с любимым отпрыском...

И только в воскресенье можно не вскакивать как ошпаренным - но только не сегодня! Даже у Арчи есть совесть, дремлет себе - а кто-то опять названивает!



Второй звонок был в дверь, и Арчи залаял радостно - кого это он может так приветствовать? Уж никак не маман с Дядей Ваней.

Катя открыла дверь - Алешка.

- С Новым годом! Шел мимо, заходить не буду. Вижу - разбудил. Арчи, подлец, как же я по тебе соскучился! А это вам. - И он вручил не совсем еще проснувшейся Кате маленькую искусственную елочку, белую и пушистую.

- А дома елка есть? - совсем некстати крикнула ему вдогонку Катя - надо было спросить, все ли здоровы, всё ли в порядке - а впрочем, она об этом и спрашивала. Брат закивал, обернувшись. - Алешка, а кто наряжал? - Это всегда было Катиной и обязанностью, и привилегией. У нее на миг сжалось сердце, когда она представила, что на привычном месте в холле елка не стоит, не блестят игрушки и гирлянды...

- Я! - гордо крикнул брат уже почти с улицы.

Вини протирал глаза, с недоверием разглядывая елочку на подоконнике.

- Белая?

- Вся в снегу.

- В снегу?! - Вини приподнялся, всматриваясь, а Катя наставительно объяснила:

- Зима! Мороз! - И выдернула из-под его головы подушку: - Вставай-вставай! Пошли скорее за елочными игрушками!



Одно дело - скидываться на обеды, другое - вести хозяйство полностью. Но Катя сразу заявила, что прекрасно умеет распределять деньги так, чтобы их на все хватило. Они с Алешкой, когда родители уезжали в отпуск, всегда образцово с этим справлялись. Правда, ее принцип - сначала отложить на лишнее, а что останется, на необходимое - поначалу удивил практичного Игоря: он привык поступать наоборот. Но Катя быстро доказала ему, что это как раз непрактично.

"Если я не куплю журнал или книжку, или еще какую-нибудь пустяковину, или новый фильм не посмотрю, я буду чувствовать себя несчастной, и это уже не исправить никаким правильным питанием. А так - будет ощущение, что работаешь не зря, и можешь столько всего себе позволить. А без необходимого, как опыт много раз показывал, прекрасно можно обойтись! Это все предрассудки. Устраиваешь разгрузочный день - и укладываешься в бюджет".

Игорь пытался заикнуться, что это разгрузочные дни - предрассудки, но Катя сражала его наповал: "Уж лучше пару лишних материалов написать и гонорар побольше получить! К тому же мне зарплату прибавили! Никто здесь не умрет ни с какого голоду, и ни по какому по миру никто не пойдет".

Они любили вместе ходить за продуктами. Назывались эти походы по-пушкински: "О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух!"

Сначала Катя вела Игоря в супермаркет на "красной площади", и он с удивлением смотрел, как она наполняет корзинку печеньями, консервами, фруктами, коробочками, баночками и пакетиками, которых он раньше и не замечал. Оказывается, рыба бывает - не гора костей, а филе, и специи - не только лавровый лист и черный перец горошком, и соус - не только кетчуп, и даже хлеб - не только батон обыкновенный, а всякие там "восемь злаков", и кусочки разных сортов, по одному упакованные, и даже "без корочки". И главное, накупив всей этой снеди, они не были тотчас разорены, и никаких поясов потом подтягивать не приходилось - он сам пересчитывал и удивлялся: они действительно укладывались в бюджет! Все-таки собственная зарплата не идет ни в какое сравнение с мамиными подачками и выручкой от сданных бутылок.

А потом Игорь вел Катю в магазин в подвальчике, и уже она расширяла свои познания: оказывалось, что тут же, в двух шагах растительное масло можно купить в два раза дешевле, картошку - в полтора, и так далее, и так далее. И они постановляли: за картошкой - в подвал, за пирожными - в маркет.

Пирожные они любили одни и те же. И не переставали удивляться другим совпадениям: оба любили слушать музыку по вечерам, никогда не ходили туда и обратно одной и той же дорогой, хранили мелочи прошлого времени - открытки, камешки, "счастливые" билеты. Кате иногда даже казалось, что они - близнецы, выросшие врозь...



Сейчас Катя наполняла покупательскую корзинку серебряным "дождем", мишурой, золотыми сосульками, хлопушками. Разноцветные хвосты, вынырнув из корзинки, тянулись следом, цеплялись за заводных санта-клаусов и дед-морозов, которые пели одновременно каждый на своем языке, - следом бежали продавцы, поднимали хвосты, Вини тоже поднимал, а Катя со своим шлейфом спешила дальше:

- Смотри, какие снеговички! И макушка! Макушку обязательно надо!

- Кать, да елочка же маленькая! - пытался унять ее Игорь. - А этого всего на городскую елку хватит! - И тут же вспоминал, как раньше устраивал себе елку, насобирав на площади обломанных веток, - а теперь там елка искусственная, живую не рубят.

- А я знаю, где полно еловых лап! - загоралась Катя. - Сейчас сделаем, как ты любишь!

И Вини опять бежал за ней следом, они собирали на елочном базаре упавшие ветки - и норка преображалась. Оказывается, для дареной елочки предназначались только несколько сосулек и макушка, а в остальное мишурное великолепие, включая живые ветки с чудным запахом, была убрана вся норка - она как будто сама стала новогодней елкой! - а они в этой елке жили. В который раз Игорь убеждался, что Катя хорошо знает, что делает, - такой сказки он не видел никогда, ни в чужих окнах, ни по телевизору, который удавалось смотреть в библиотеке или магазине бытовой техники.

Маленький язычок пламени совсем спрятался внутри свечи-снеговика, под потолком колыхались шуршащие гирлянды, окна были залеплены снежинками, настоящими снежными - с той стороны, и большими бумажными - с этой. Резная тень от люстры накрывала всю комнату, словно умещая ее в ладошке, а если люстру покрутить - превращала ее в шатер.

Они сидели на тахте, из-за морозов выдвинутой на середину комнаты, подальше от окна, - и крутили люстру. Вини, не вставая, просто дотягивался до нее рукой. Вокруг были разложены книжки, учебники, легендарная папка с героем - тахта из-за неимения письменного стола была "наше всё" - но заниматься было решительно невозможно. Катя в который раз щелкала пультом, и опять ликовала "Весна" Вивальди, потом - затейливое и стремительное "Лето". Когда наступало время "Зимы", она снова щелкала - у них разрешалось быть только весне.

- А когда наступит настоящая весна, что будем слушать? - спрашивал Вини, кладя ей голову на колени.

- Тоже "Весну", и тоже "Лето", - терпеливо объясняла Катя, - и вспоминать, как слушали их зимой. Интересно, какой окажется эта весна! А вдруг ранней? Даже не верится, что можно будет открыть окна... Знаешь, окна моей комнаты выходят в парк, и в мае всегда слышно соловья! Спать вообще невозможно! Вот только прилетит он теперь? Там рядом стройка грохочет...

- А он сюда перелетит, под наше окно.

- И лягушки прискачут? Я еще люблю лягушачий хор.

- Все явятся как миленькие. А летом бродячий цирк раскинет шатер, и будут еще ржать лошади, трубить слоны и выть цирковые пудели, а наш Артемон - им подвывать. Тебе понравится!

И Арчи, думая, что его позвали, вспрыгивал на тахту и тоже клал голову Кате на колени.



9.

Время, что ты меня все лечишь?

В квартире тихо, как будто никого нет. Однако по обуви в прихожей Перехватов-младший определил, что и мама, и папа уже пришли с работы. А ощущение, что дом вымер! Это и называется - "осиротел". Не дом, а камера хранения, куда они просто помещают себя на ночь, - с тем, чтобы утром уйти, снова оставив ее пустой. Арчи не встречает у входа, Катькины подружки под ногами не путаются, музыка эта невозможная, какие-нибудь "Братья Гримм" или "Корни", не ревет. Часы с маятником все стоят - Катькин часовщик их перебрал, почистил, а запустить не смог. Самое возмутительное - пудель. Ну, сама дезертировала - собаку-то зачем забирать?!

Они теперь и ужинать стали по отдельности. Раньше хоть вечерами собирались за столом. Алеша поднял крышку сковородки. Котлеты. Самому, что ли, греть? Мама не выходит, да и готовит словно по инерции - разве раньше котлеты такие были! Заброшенность на кухне - вообще кошмар. Даже календарь кое-как повесили!

В этом году на настенном календаре была академичная живопись с античными персонажами. Алеша переменил апрель на январь, как положено, и сел ужинать в компании с пуссеновскими козлоногими сатирами и нимфами, которые отплясывали в бешеном хороводе.



Вера Васильевна сидела в Катиной комнате. Она теперь проводила в ней каждый вечер, уже не оправдываясь, что эта комната теплее, - здесь, наоборот, уже поселился нежилой холодок. Она впервые ничем себя не занимала - ни чтением, чтобы отвлечься от мыслей, ни шитьем или вязанием, чтобы погрузиться в размышления под успокаивающую механическую работу.

Для ее раздумий никаких сопровождающих действий не требовалось.

Уязвленность оттого что она - они все! - вдруг оказались Катьке ненужными, сменилась удивлением - как же так вышло, что с ее уходом словно ушел из жизни смысл, и теперь любое дело кажется необязательным, любые слова - бессмысленными, само медленно текущее время - лишним.

Почему же все пошло не так? Их жизнь всегда была спланирована, всегда шла так разумно, успешно - пока не полетела кувырком - и из-за кого? - из-за всегда благополучной младшенькой!

А чего бы она для нее хотела? Повторения собственной судьбы? Замуж вышла после тридцати - хотелось сначала встать на ноги. Поздние дети дались тяжело, здоровье было уже не то. Да у ровесниц внучки Катиного возраста! Может, дочка мудрее, и семью действительно лучше строить в ранней молодости?

А ее собственная мать? Она вышла замуж в семнадцать - прямо как Катька! - и никто этому не ужасался, а какая семья была прекрасная...

Кажется, Алешка пришел. Ничего, пусть сам поест. Вот кто всегда преподносил сюрпризы и заставлял о себе поволноваться! Но после первой любви - неудачной - сын как-то выровнялся, приугас, и эта тишь да гладь - кажется, тоже ничего хорошего. Они с отцом тогда пытались вмешаться... Парню двадцать один, а до сих пор никого себе не нашел. А если разрушить Катину любовь?! - нет, она это на себя не возьмет!..

Телефонный звонок.

Вера Васильевна радостно вскочила - а вдруг Катя!



Перехватов-старший листал газеты. Его обычные взвешенность и рассудительность на глазах переходили в резкое неприятие происшедшего и болезненную тоску. Он и не предполагал, что так привязан к своей девочке, - они и общались-то не слишком много - но ему просто необходимо, чтобы она была рядом!

Конечно, это все родительский эгоизм. Мало ли чего мы хотим - нельзя постоянно держать детей при себе, чтобы они, поступаясь собственной жизнью, наполняли смыслом и радостью родительскую. Нельзя забывать, что дитя - гость в доме, что детей и растят для того, чтобы отпустить в самостоятельный полет...

Но не прямо же сейчас, не так внезапно! В семнадцать лет рано покидать родное гнездо и вить свое собственное!

В газете мелькнуло: "Врачи против ранних браков". Алексей Иванович, пробежав текст, обрадовался подтверждению своих мыслей: ага, я прав, все-таки это рано, все-таки это плохо! - хотя там шла речь о двенадцати-тринадцатилетних подростках. Нет, нечестно так передергивать, он снова думает о себе, а не о счастье дочери!

В другом материале священник осуждал пробные браки, и Алексей Иванович опять задумался - а не слишком ли они поторопились проявить снисходительность, вместо того чтобы употребить родительскую власть.

Но вспомнил о попавшейся недавно в "Литературке" статье, которую даже отложил - там была серьезная статистика - да вот она, наверное, и Вера читала. Оказывается, в России браки, даже незарегистрированные, - не самые хилые в мире, и после пятилетнего существования распадается только двадцать процентов таких союзов, в то время как в Швеции - тридцать пять, а в США - более сорока процентов. А к пятому году больше половины партнеров вообще идут в загс, рожают детей, так что и законный брак еще свое не отжил...

На этой оптимистической ноте и раздался телефонный звонок, и Перехватов-старший, выскочив в холл, столкнулся там с женой и сыном.



Трубка была у Алеши, и он почти тут же ее положил, коротко что-то ответив. Обернулся к родителям:

- Да это не Катька, это мне звонили.

- Слушай, Алеш, а она там не мерзнет? Ты когда к ним заходил, не заметил - как у них топят, нормально? - в десятый раз спросила Вера Васильевна. - Может, ей еще какие-нибудь теплые вещи нужны? Такие морозы стоят...

Алексей Иванович деликатно покашлял, ожидая, что Алешка уже не выдержит и пошлет их самих навещать "молодых". Но Алешка, обрадовавшись, что тягостное молчание наконец-то прервано, в десятый раз напомнил, что влюбленные насморками не болеют. И что в норке не мерзнут, не голодают, не скучают, прекрасно обходятся и без холодильника - в шкафчике под подоконником отлично все хранится, и без телевизора. И Арчи тоже весел и здоров - с ним прибегают погулять даже в обеденный перерыв. А деньги или вещи не берут, говорят - не надо.

- И все-таки, в окна не дует? Там же старые окна? Ничего себе, папаша - "Чудесные рамы", а у сына рамы без всяких чудес! - выговаривала Вера Васильевна уже на кухне, включая чайник и вынимая вазочку с печеньем и конфетами. Мужчины оживились: всё лучше, чем сидеть по разным углам. - Кстати, я столько сплетен об этом Зайцеве наслушалась! Хотите, перескажу? Он, оказывается, такой бабник! А его жена так называемая!.. А кто это календарь перевернул? Я эти вакханалии распутные видеть не могу!

И Алеша с пряником во рту наблюдал, как на календаре опять воцаряется апрель, и розовая Персефона, протягивая тоненькие девичьи руки, устремляется из мрачного Аида навстречу своей матери, богине плодородия Деметре, - и на безжизненной земле торжествует весна.


* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Сомов с тоской глядел на балконную дверь. Если сейчас ее открыть, оборвется бумага, повылезет поролон - заклеивай потом по новой. И что бы "чудесные" рамы не поставить! Говорил же предкам...

А справочник там, он точно помнит. В коробке книжек, которые редко бывают нужны и которые решили вынести на балкон, чтобы хоть немного разгрузить квартиру. Соврать Светику, что не нашел? Неудобно. И так пристает каждый день, хоть в институт не ходи.

Кроме того, он у нее в долгу. Раньше Светка, Светик, постоянно занимала призовые места во всех соревнованиях по дзюдо в весе шестьдесят шесть килограммов. Как-то раз Сомов нарвался на подвыпившую компанию, а улица была пустынная, парни здоровенные, и плохо пришлось бы, если бы не Светик. Правда, спасенный Сомов до сих пор чувствовал себя неловко. Светик, напротив, проявляла искреннее дружелюбие.

Он даже был у нее в гостях, рассматривал альбомы с фотографиями. И на одной фотке, где Светка с подружками, увидел ту самую девицу из их дома, которую когда-то выманивал музыкой на балкон. Сомову тогда ее все-таки удалось рассмотреть - ничего себе. Это точно была она - детская мордашка повторялась и на других снимках, постепенно взрослея.

Светик, кажется, упоминала, что не ей самой нужен справочник, а какой-то подруге. Может, этой? Он еще раз взглянул на зимний балкон и поплелся за курткой. То ли дело летом! Выходи хоть в трусах. Музыка играет... А напротив - шелковистые каштановые волосы, халатик с капустой...

Эх, была не была!



10.

Время любить и время скорбеть.
Время искать и время терять.
Время сберегать и время бросать.
Время любить и время ненавидеть.
Время войне и время миру.
Какое время ты выбираешь?
Френк Херберт

Арчи примостился на тапочках-мишках - на тахте места не было, Катя всю ее завалила своими бумагами. Вернулись тридцатиградусные морозы, и в офисе она появлялась, только чтобы набрать тексты и объявления - а писать без черновиков, как Караваева, так и не научилась. А в норке всегда хорошо писалось. Здесь было тепло - родители подарили на день рождения масляный обогреватель, и уютно - елочку решили не убирать, а вместо новогодних игрушек повесили разноцветные сердечки-валентинки, и спокойно - никто не тревожил звонками и разговорами. Она быстро справилась с новостями, и появилось наконец время разобрать папку с героем.

Ольга Ивановна не торопила, она хотела, чтобы Катя прониклась, - и Катя прониклась.

Писатель Истомин перестал быть пожелтевшей газетной фотографией - типичное лицо из кинофильмов тридцатых годов, где красивые улыбчивые люди поют песни, помогающие строить и жить.

Мальчик-студент вместе со всеми роет котлован под заводской корпус - тот самый великий платоновский котлован для здания светлого будущего. И когда внезапно хлынули подпочвенные воды, первым бросается в ледяной поток. Что значит судьба одного человека в масштабе истории?

Ошибочный диагноз, неправильное лечение - и полная неподвижность, нескончаемые, нечеловеческие боли. В доме инвалидов уже никак не лечат, крысы по ночам забираются прямо на грудь - а молодой калека все что-то пишет на обрывках обоев и на полях газет. Судьба сломана, но он не добит!

Познакомиться с ним приезжает группа писателей во главе с Бабелем, в журнале "Октябрь" печатается первая повесть.

Но вместо того чтобы спокойно почить на лаврах, неугомонный пускается на "разведку жизни" по всей России, в своей инвалидной коляске - в Средней Азии, которую он тоже исколесил, ее называли "шайтан-арбой".

А здесь, в Сосновом Бору, писатель устраивает для местных жителей, своих соседей, веселые праздники на поляне. С кем-то любит поиграть в шахматы, с кем-то - поговорить о литературе. Кажется, он совершенно не ощущал себя "человеком с ограниченными возможностями"!

Нет, это невозможно уложить в сухое сообщение "что-где-когда"!

Россия так богата гениями, что на их фоне порой не замечается просто талант, даже если он живет или жил у тебя под носом. Но писательская слава не скоротечна - книжки, которые читали десятилетия назад, могут опять открыть, могут снять по ним очередную "сагу".

А если это еще и особый талант - воля к жизни? Берется же он откуда-то. Может, его подпитывает какое-то особенное время? Кажется, тридцатые и сороковые годы им перенасыщены - может, это было время героев?

А что сейчас? Осталось только писать заметки о тех, кто жил когда-то, и жил в полную силу, стремясь оставить о себе не историю болезни, а историю борьбы?

Арчи давно перебрался с тапочек на теплую тахту, под бок к хозяйке - она не замечала...

Истомин трезво смотрел на свое время: отказывался от всяческих "социальных заказов", посылал бесконечные запросы в институт марксизма-ленинизма по материалам процессов тридцатых годов, пытался преодолеть сомнения: "А что скажут о нас, людях двадцатых годов двадцатого столетия, - не берусь предугадать. Может быть, скажут - это было великое время русской земли, а может быть, и так - это было второе смутное время на Руси, и более страшное, чем первое".

Мог ли он представить, что через семьдесят лет голодные русские мальчики, угодившие родиться в очередное смутное время, опять будут сидеть над книжками, надеясь выбиться в люди? Экономить на отдыхе и теплой одежде, чтобы ездить учиться в Москву? Собирать все силы, чтобы не дать своему времени добить себя, до конца дней оставив в доме с заплеванным подъездом, - вместо великого здания светлого будущего?

У каждого времени - свои герои...



- Мороза не испугались? - позвонил бодрый Коневский. - Собираемся, конечно! Ждем вас, как всегда.

Одновременно пришла эсэмэска от Голубевой: "Приходи! Есть интересный матерьялец!"



Игорь уже несколько раз перебегал со своего крылечка на Катино, чтобы не тревожить звонками, заглядывал в редакцию - Катя была все еще занята. Толпа широкоплечих румяных то ли дзюдоистов, то ли кик-боксеров, выглядящих в офисе, как лошади в кукольном домике, с хохотом и дурацкими жестами рассказывала о своей победе в каких-то крутых соревнованиях. Голубева подсуропила!

- В такой мороз могла бы тебя не выдергивать, - выговаривал он, когда они наконец мелкой трусцой поспешили к Коневскому, - быстрее не получалось, дыхание перехватывало.

- Ей показалось, что мне это будет интересно!

Игорь скептически хмыкнул, а Катя оживленно начала объяснять:

- Так правда интересно! - но он перебил:

- Ты лучше на морозе не разговаривай. Давай через парк, угол срежем.

Путь лежал мимо поляны, где из сугробов выглядывали высокие обломанные пеньки, стоящие правильным кругом.

- Это же богатыри! - воскликнула Катя. - Смотри, кажется, один уцелел! - и шагнула с дорожки, сразу провалившись в сугроб. Стряхнула снег со старой деревянной скульптуры - показалось суровое лицо, потом шлем, щит, кольчуга, копье. - Помнишь, сколько их раньше было! Мы с девчонками приходили сюда играть.

- А я приходил, когда уже все расходились, и любил здесь один побродить, - вспомнил и Игорь, вытаскивая ее из сугроба и отряхивая.

- Кто они были? Я и не помню уже. Витязи из Лукоморья? Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор? Или семь богатырей - семь румяных усачей? Или князь Игорь со своим полком? Жалко, что от них ничего не осталось. А хорошо бы найти, кто их делал, и написать о нем - может, он здесь еще живет! А может, у него получилось бы сделать новых, таких же? И теперешние дети опять будут здесь играть, под их защитой... Слушай, а ведь наш мальчик Ник Берестов - газеты носит - так этот парк сажал его дедушка, а сейчас его мама тут заправляет. Надо у нее спросить - вдруг она помнит этого скульптора, или резчика!

Ну вот, еще сама будет темы выдумывать! Что за нездоровый азарт? Так никакого времени не останется, чтобы на работе книжку открыть или домашнее задание сделать. Хорошо хоть ему это удается, его работа поспокойнее - особенно сейчас, когда мороз отпугнул часть клиентов.

- Кать, а ты сегодня собиралась грамматикой заняться - получилось? - напомнил Игорь.

- Ёлка с палкой - забыла! - чистосердечно удивилась Катя и тут же смутилась. - У меня все время ушло на Истомина, я даже не ожидала... А потом на спортсменов пришлось бежать. - Было неудобно перед дисциплинированным Вини, который пока все не сделает - спать не ляжет. Опять она выглядит какой-то легкомысленной девчонкой, увлекающейся всем подряд! Английской грамматике снова не повезло... Но что поделать, если она не может так же, как он, методично долбить в одну точку!

На выходе из парка затормозила машина:

- Катя, садись скорее! Надо же бегать по городу в такой холодище!

- Да это Семенов из папиного НИИ, они вместе работают, - объяснила Катя, когда их уже подбросили до Дворца культуры. - Я с ним интервью недавно делала... Ну, неужели лучше было топать пешком? - укоризненно спросила она, заметив неуловимое неудовольствие на лице Вини. - Меня и твой отец постоянно подвозит. Где ни окажись, отовсюду выныривает. Всегда такой любезный, и все пытается втолковать, как тебя любит и как хочет о тебе позаботиться, и что до сих пор его удерживало от этого только зверское отношение маман...

- Он за тобой еще и приударить может! - не удержался Игорь, хотя при упоминании о родителях предпочитал отмалчиваться.

- О, Дядя Ваня - такой дамский угодник! - беззаботно засмеялась Катя. - Смотри, чтобы тебе это не передалось!

- Надеюсь, мне от него ничего не передалось, - отрезал Игорь. - А тебя никто не заставляет к нему садиться. Я и сегодня бы не потащил тебя по холоду, если бы не архитектор - его жалко пропускать.



Архитектор собирался перейти к современной истории, изложив взгляды Солоневича, Панарина и других философов и политологов, - но в клубе его почему-то не оказалось.

- Зря шли, - шепнул Игорь.

Катя с Адой завозились на стульях - но не уходить же. Тем более что в клубе Коневского наступили сложные времена.

Посторонних уже отучили сюда приходить, зато после нескольких жалоб начали заглядывать директор ДК, чиновник из отдела культуры и прочие проверяющие. Коневский совсем издергался и не мог говорить ни о чем, кроме противников, их выпадов и своих контрударов. Вечера проходили в обсуждении дрязг, изучение Руси ушло на задний план, и становилось скучновато. Но стоять всем вместе в трудный час - ведь это святое.

И Коневский демонстрировал комиссиям сплоченность коллектива, которую с их уходом сам начинал проверять, ковыряя и расшатывая. Несколько раз отпускал тонкие замечания в адрес архитектора - тот, мол, работает в одном из отделов мэрии, которая травит клуб. "За нелюбую погудку смычком по рылу бьют", - припомнилась Кате любимая пословица Коневского.

Вместо несостоявшейся лекции руководитель предложил интеллектуальную игру: составить устный образный портрет, экспромт, друг на друга, по кругу. Все затаенно ждали, кто что скажет.

Когда очередь дошла до Ады, Ермакова сказала, что видела однажды пятиногого щенка, который не знал, как ему бегать, что делать с пятой ногой, и пугал себя и всех вокруг. Вот Ада ей этого пятиногого щенка и напоминает. Катя была оскорблена вдвойне - потому что Ада не умела оскорбляться.

О себе она услышала от Ермаковой, что та видит ее больше, чем просто женщиной, - например, хозяйкой какого-нибудь салона. Кате внезапно открылось, чего хочет сама Ермакова, и что она, оказывается, для нее конкуренция.

Между тем Коневский говорил, что Ермакова - это Лидер в их клубе, что у нее похвальный здоровый эгоцентризм и лидерский склад ума. Она призвана руководить людьми и командовать.

- Люди - коллекция достоинств и недостатков, - выразилась Ермакова. - Я не люблю людей.

Эти слова вызвали у Кати раздражение той степени, когда оно клокочет и превращается в желание физической расправы, - когда стало известно, что манерной Ермаковой не двадцать пять лет, как кажется, вся ее внушительность превратилась в пузырь. И Катя пропустила свою очередь, не найдя других образов, кроме "пузырь".

Когда же объектом для метафор оказался Коневский и посыпались слова "мудрец", "вождь", "предводитель", она опять промолчала, так как была согласна со всем этим, но выговорить почему-то не могла. Казалось, уважение и благодарность должны сохраняться глубоко внутри и только опошляются признаниями, и Коневский должен это чувствовать.

А Коневский, покончив со всеми, сказал, что о Кате Перехватовой ничего не может сказать - он ее не понимает. Она для него - Загадка. Катю это повергло в бесконечную тоску - ей так хотелось, чтобы ее здесь поняли!



- Кать, - сказал Вини по дороге домой, - мне кажется, здесь уже нечего делать. Давай с клубом завязывать. Пора.

- Пора? - задумчиво переспросила Катя.

- Ну да. Если вычесть архитектора-историка и физика-лирика, что останется? Споры-раздоры? Словесня эта? Жалко время терять.

Их обогнал физик, спешащий к автобусу.

- А вы не исчезнете, как Виктор Леонидович? - окликнула его Катя. - Вы в следующий раз о "Слове" собирались рассказывать.

- Знаете, наверное, исчезну, - притормозив, честно ответил физик. - Ну, вы же сами видите. А Виктор Леонидович оказался дальновиднее нас. Слишком уж он затмил руководителя - можно было предвидеть, что этого не потерпят. Кстати, Катюша, он передавал вам большой привет и пожелание не оставлять журналистскую стезю. Он считает, у вас здорово получается, - и я к нему присоединяюсь. Успехов вам обоим! Может, еще пересечемся когда-нибудь!



- Нет, как она посмела, поганка! - продолжала Катя кипятиться за ужином. - Пятиногий щенок!

- Твоя Ада - скорее шкатулочка с бусинками, - отозвался Вини. - В салоне я не нашелся, мне это сейчас в голову пришло. Знаешь, красивые такие бусинки, каждая блестит, все разного цвета, и перебирать их интересно - но они ничем не скреплены и не соединяются в одно целое. Бусинки и бусинки. Так, никчемушные.

Катя вдруг вспыхнула и вскочила.

- Ты чего? - удивился он. - И щенка нельзя, и бусинки тоже нельзя?

- Ничего. Я здесь заниматься буду. Убери чашки и иди спать.

- В одиннадцать - заниматься? - удивился Вини еще больше. - А завтра - голова квадратная? Зачем это надо?

- У меня грамматика и два перевода. Я что, не вижу, что ты меня хотел уесть, а не Аделаиду! Это я - не пойми что, на пустяки разбрасываюсь!

- Да я и не... - Вини растерялся, как же все переиграть, но тут зазвонил мобильник, постепенно ставший только Катиным - звонили только ей, и без конца.

- Да-да! Я! Нет, не сплю. Давай, говори, пишу! - она выхватила из сумки ручку.

Игорь сумрачно наблюдал за ней, потом уточнил:

- Спортсмен?

- Да, он забыл перечислить тех, кто занял третьи места, и еще...

- И давай названивать в двенадцатом часу? И твой телефон у него, естественно, есть? И вы уже на "ты"?

- Ну и что, - пожала плечами Катя. - Мой телефон есть у половины города, и все названивают.

- Я заметил.

- Вини, да это же моя работа! Ты что?

- А в общем, ты права насчет бусинок. Это называется - на ком-то шапка горит. Так можно ни к чему не прийти и второй раз завалить экзамены.

- Ты считаешь... - потерянно начала Катя.

- ...что ты чересчур увлеклась газетной писаниной, - жестко закончил Вини. - Кто-то из нас должен назвать вещи своими именами.

- По-твоему, я для этого дела не подхожу?

- По-моему, оно тебе не подходит, раз ты сама уже выбрала другое дело и вложила в него столько сил, времени и родительских денег. Ну, можно написать пару статеек, раз сидишь в газете, - для души, но чтобы это не отвлекало от главного. А втягиваться в конвейер... Если хочешь серьезно готовиться в институт, тебе бы больше подошла прежняя работа - на компьютере стучать, чтобы свободное время тратить на учебу...

- Я просто не хотела, чтобы работа была унылой лямкой, как у тебя!

- А еще лучше, чтобы была не работа, а сплошное удовольствие. И можно было тешить самолюбие, слушая со всех сторон комплименты. - Игорь хотел добавить, что все это избалованность от слишком сытой жизни, когда дитя желает одновременно и пирожное, и мороженое, но остановился. Присел на корточки, заглянул в сердитое Катино лицо, обнял ее вместе со стулом. - Кать, да ерунда это все! Подумаешь, всех иногда заносит. Я вот считал, что я старый солдат и не знаю слов любви, а женюсь в сорок лет, когда я уже буду не я, а идеальный честолюбец, воплотивший все мечты. Вокруг головы - нимб, в руках - мешок с деньгами... И тут явилась ты! Вот это занесло так занесло! Пойдем-ка лучше спать, а завтра начнешь жизнь сначала.

- Нет, я сейчас начну, - упрямо сказала Катя. - Иди, Вини, я хоть час позанимаюсь. Не хватало еще, чтобы ты меня отчитывал прямо как мама с папой! И, главное, это похоже на правду!

- Ну, так я же теперь твоя настоящая семья, - отвечал довольный Вини.



Через полчаса Катя замерзла и полезла в кладовку за пледом. Шкафа они так и не завели, да и маленькой кладовки в прихожей вполне хватало. На верхней полке была одежда, на средней - книжки, которым не хватило места на подоконнике, на нижней, разобрать которую все руки не доходили, - какие-то реликвии прежних времен. Взгляд упал на большие квадратные конверты в самом углу - интересно, что это? Она вдруг поняла - грампластинки, старые, виниловые. Какая прелесть! У них дома тоже такие хранятся, тоже рука не поднялась выкинуть - точнее, у родителей дома.

Катя взглянула внимательней - гитарист Гойя. А под ним что? Не видно в темноте, но свет включать не хочется - вдруг Вини уже уснул? Но любопытство пересилило, она осторожно потянула верхнюю пластинку - и неожиданно из-под нее выскочила маленькая фигурка.

Катя поняла, что вскрикнула, когда Вини уже был рядом и успокаивал ее:

- Да ты что? Я уж думал, мышь... Это же гномик, просто гномик, я его сто лет назад в песочнице откопал. Надо же, сохранился.

Коричневый керамический гном смотрел на нее, прищурившись, одним глазом из-под нахмуренного колпачка, и Катя, пряча дрожащие руки, в которые Вини совал игрушку, проговорила убитым голосом:

- Лучше бы сразу закопал обратно. Это карлик, я точно знаю. Тот карлик! Он останавливает время.

- Ну вот, что я говорил, нельзя допоздна заниматься, - бормотал Вини, уводя ее от кладовки. - Это же просто игрушечный гном. Хочешь, я его выкину к черту в сугроб? - Он открыл форточку и как следует размахнулся. - Вот и все, ложись и забудь о нем, а я тебе включу "Весну"...



11.

Ну, а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног,
чтобы только остаться на том же месте!
Если же хочешь попасть в другое место,
тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее!
Льюис Кэрролл

- А может, ты все-таки со мной? Одевайся, я подожду.

- Кать, я же сказал - дел под завязку.

- Да ты уже полмесяца никуда не вылезаешь! Скоро одичаешь в четырех стенах. Нельзя же без конца заниматься.

- Можно. Не одичаю. И что делать у твоей Светки?

- А что всегда делали на днях рождения? Посидим немного, попляшем, потом я думала все-таки заглянуть к Коневскому - нельзя же, чтобы в трудный час все разбежались, как тараканы...

Вини махнул рукой - он устроил себе такой плотный график, что его действительно давно не видели вместе в Катей ни в интернет-кафе, ни у знакомых, ни тем более у Коневского - и вдруг заметил среди своих книжек растрепанную, библиотечную, с незнакомой обложкой. Прочитал: Истомин, воззрился на Катю:

- Это все тот самый, что ли?

Она покраснела, словно ее застукали с поличным:

- Да, я решила прочитать. Нельзя же писать о писателе только с чужих слов! Мне еле откопали в фондах... Знаешь, я сначала боялась, что это нечто автобиографичное, описание страданий, которые он превозмогал. А это не о страданиях, а о любви! И еще я думала, все будет схематично - человек же почти всю жизнь провел в инвалидной коляске, ну какой у него может быть опыт. А оказалось, роман - живой, и все герои - живые! Так здорово! - Тут ее горячий рассказ остановился под взглядом Игоря, как показалось - сожалеющим и чуть насмешливым.

- А мне так нравилось, когда ты читала свои книжки на английском.

- По маминым словам, интеллигентный человек должен читать литературу на языке не меньше часа в день, чтобы не деградировать, - тусклым голосом проговорила Катя на пороге. - Я давно уже не интеллигентный человек!



Но по дороге подпорченное настроение развеялось. Бурлящий поток успешности, который подхватывал Катю на работе и в кругу друзей, моментально уносил все невеселые или тревожные мысли. Стараясь больше не запускать учебу, которая формально оставалась главным делом, она не переставала радоваться, что попала в команду Голубевой. Этот год заранее считался потерянным, а работа - вынужденной необходимостью, а получилось наоборот - яркая, полноценная, насыщенная жизнь! Катя и не предполагала, что такая может быть, и что сама она может быть такой, какой стала всего за полгода, с осени до весны. И акцент незаметно перемещался с учебы на "Вести" - Катя ничего не могла поделать - это выходило само собой.

А вот норка стала тихой заводью, почти болотом. Они давно уже не смеялись и не дурачились, каждая минута была на учете - и учеба Вини поглощала их все без остатка. Вини себя просто замуровал, его одержимость столицей затмила все остальное - он нервничал, боясь, что недостаточно подготовился и опять не сможет поступить.

Катя пыталась его ободрить, предлагая запасной аэродром - институт, в котором учится ее брат и преподает ее мама. Юрфак там тоже есть, и поступить гораздо легче, и, в конце концов, это же филиал одного из старейших московских вузов, дипломы очень даже престижные. Но Вини не слушал, в глазах был суеверный ужас - перспектива остаться в провинции перечеркивала все его надежды на будущее - и само будущее.

Как же сдвинуть его с этой точки замерзания, превращающей живого нормального Вини в робота, отрабатывающего заложенную программу? Как доказать, что главное - такси, а не "шашечки" на такси, само образование, а не столичная вывеска? Как сделать, чтобы он увидел - давняя обида на жизнь, пробудившая стремление прыгнуть выше головы, его же теперь и тормозит? Словно он все делает не для себя, из внутренней необходимости, а грозясь кому-то что-то доказать.

И этим привязывает себя к ненавистному прошлому, от которого так хочет оторваться! Добровольно остается в "клубе неудачников", откуда Катя сама недавно еле вырвалась - без содрогания не вспомнишь!

А фанатичное упорство забирает у Вини всего Вини, и все вокруг обесцвечивается и начинает казаться ненужным: у Коневского - скучно, с друзьями - тошно. А с ней, с Катей? И затянувшаяся война с родителями - все оттого же, от неумения подняться над событиями, над прошлым, по-настоящему повзрослеть и прекратить бередить старые раны.

Неужели он сам, с его поразительным чувством времени, не видит, что пора вытаскивать себя и жить дальше, смотреть на жизнь шире, иначе рискуешь остаться молодым ворчуном, недовольным всем вокруг!

Но он ничего не видит, кроме вожделенной Москвы. И до него, похоже, не достучаться. Ее заколдованный принц стал, как прежде, непроницаем и чужд всему. Самое печальное, что и ей - тоже.

И взглядом или улыбкой его уже не расколдуешь.



- Кать, есть время поговорить?

- Когда это у меня для тебя не было времени? - удивилась Катя. - К чему такая торжественность? Что-то случилось?

И, быстро взглядывая на нее, Игорь рассказал, что через Интернет нашел институт с круглогодичным набором студентов, и это наиболее подходящий вариант, если учесть, что он может загреметь под весенний призыв, и он уже созвонился и договорился, что на днях подаст документы.

Катя слушала рассеянно, а смотрела внимательно - в глаза Вини, когда он их поднимал, - он не интересовался ее мнением! - он только ждал, как она это воспримет!

- Стало быть, ты уже все решил, - утвердительно проговорила она.

Игорь болезненно дернулся, но она договорила - полувопросительно:

- Ты этот институт нашел без меня. И в Интернете лазил без меня. И все обдумал - без меня. И звонил туда - тоже без меня.

- Кать! Я просто не хотел раньше времени забивать тебе голову. Надо же было сначала все как следует узнать!

- То есть сначала было рано обсуждать - а теперь, похоже, поздно? - Катя смотрела с недоумением. - Ты держал меня на щадящем режиме, чтобы потом поставить перед фактом?

Он молчал.

- Ну и как это все будет? - чужим голосом продолжала она. - Ведь это платный вуз?

Он кивнул.

- Дядя Ваня даст деньги? И ты их примешь в зачет загубленного детства?

Игорь наконец заговорил:

- Кать, нам надо учиться быть реалистами. Нет никаких гарантий, что я поступлю на бюджетное отделение. Я, конечно, очень бы хотел обойтись своими силами и вернуться к тебе на белом коне. Но своих сил для этого мало! И в его деньгах нет ничего позорного. Я много думал и многое пересмотрел. Глупо было бы всю жизнь копить обиды на родителей! В конце концов, у меня других не будет. И я не собираюсь торговать прошлым, я только хочу наконец через него перешагнуть и двинуться дальше...

- Пора? - уточнила Катя совсем мертвым голосом.

Она видела только то, что он уезжает, а она остается.

- Кать, да что с тобой! - с отчаянием воскликнул Игорь. - Можно подумать, мы не об этом все время мечтали и не к этому шли! Ты же сама не меньше меня для этого сделала! Без тебя бы вообще ничего не получилось! Тому дураку наивному, с которым ты познакомилась, просто смешно было надеяться попасть в институт!

- И ты попал туда за моей спиной. Как украл. И фамилия у тебя теперь будет Зайцев?

Вини вздохнул.

- Кать, у меня будет такая фамилия, какая тебе понравится. Какую ты сама захочешь выбрать. Ведь ничего же не изменилось! Мы все равно планировали перебираться в Москву. Ну, уеду я раньше на пару месяцев - и что? На выходные буду приезжать, буду звонить - если пробьюсь через звонки твоих поклонников, - попытался он пошутить. - А летом воссоединимся! Ты поступишь в свой иняз. Здесь норку сдадим, там комнату снимем. Устроимся, подработку найдем.

Катя слушала и начинала успокаиваться. Он верил в то, что говорил. Робота не было, был прежний Вини. Что ж, ведь и в самом деле порядок вещей не нарушен, а только ускорен. Действительно, после дня рождения ему могут сразу принести повестку, и если он не будет студентом... Чувство времени ему не изменяет, и правда - пора.

- А вы с Артемоном оставайтесь здесь, хорошо? Мне так будет спокойней. Я же уже в пятницу вечером приеду! Все будет как всегда. Больше не сердишься?




© Татьяна Краснова, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.




Словесность