Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Обратная связь

   
П
О
И
С
К

Словесность




ЗЭК  АРМАНД  ФРИЦ

(отрывок из киносценария)


ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3, ХОЗДВОР - ДЕНЬ


Заключенные носят мешки, пилят дрова, тянут тачки в мастерские и т.п. За сараем с десяток заключенных-малолеток режутся в карты. Один из них проиграл.


ПРОИГРАВШИЙ: Сдавай! Сдавай, падла, отыграться хочу!


БАНКОМЁТ: А чё ставишь?


ПРОИГРАВШИЙ: Китайские валенки!


БАНКОМЁТ: Чурок и фашистов нельзя шманать! И Жид и Глеб говорили. Наперхатят! Не ссышь?


ПРОИГРАВШИЙ: Никто не заметит. Мы с Вальком подем. Аккуратно сделаем. Никто не заметит.


БАНКОМЁТ: Ну, тащи, тогда побазарим!


Из кухни выходит заключенный-китаец с баком помоев, идет поодаль кухни ко рву со стоками. Ставит бак на землю, наклоняет, чтобы жижа сливалась в ров. Незаметно, тихо сзади подкрадываются малолетки, только что проигравший в карты и второй поменьше. Один берет китайца за шею, чтобы он не разгибался, второй приставляет к горлу заточку.


ПРОИГРАВШИЙ: Тихо! Ферштейн? Ботинки сымай. Ногу назад, говорю, понимаешь же по-русски, сука, чую, понимаешь!


Заточка слегка вдавливается в низ горла ближе к шее. С заточки тоненько начинает стекать кровь. Заключенный китаец, не разгибаясь, поднимает ногу, отставляет ее вверх-назад, малолетка стягивает обувь... Сморит на трофей, лезет внутрь ботинка. Вынимает войлочную стельку. Удовлетворенно улыбается.



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3, ЛАГПУНКТ N 3 - НОЧЬ


Келлер, сумрачно смотрящий на толпу малолеток внизу. Тяжело молчащая толпа. Выходят двое малолеток. Как раз те, что два дня назад грабили китайца.

КЕЛЛЕР: Говорю последний раз: фашистов, чурок и немцев с мадьярами не трогать. Скоро будет ясен день... А кто в него не верит, кто Мище не верит... Будет плохо жьить... Пистолет! Выстрели пару раз.


Выходит огромный заключенный. Берет малолеток за затылки и бьет их лбами.



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3, ЛАГПУНКТ N 3 - УТРО


Обычное утро Степлага. Все выходят из барака, кроме двух. Это вчерашние малолетки. Они лежат неподвижно рядом...



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3, ХОЗДВОР - ДЕНЬ


Арманд и еще один заключенный пилят дрова двуручной пилой.


ВТОРОЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: (на очень ломаном французском) L'herbe est verte, la vitesse de l'ete arrive, pour vivre un bon!


АРМАНД: Янош, вы так плохо учили французский в своей школе, что я сразу угадаю: у вас по французскому языку была оценка "посредственно". Я понял только то, что вы мечтаете о лете. Давайте как все - по-русски.


ЯНОШ: Тем более вы, Арманд, по-русски очень-таки... наблатыкались. В Тамбове вы, видать, мало сидели? А где в основном?


АРМАНД: В Дубровлаге. В Мордовии. Семь лет. С одними только русскими. Почти все - политические, образованные. С ними хочешь не хочешь, быстро заговоришь по-ихнему. Впрочем, один профессор, филолог, он и помог мне хорошо выучить русский язык, всё время говорил: нет такого русского слова "ихний", есть слово "их". Странные эти русские: а ведь большинство русских не говорит "их". Говорят "ихний". Вообще - это странная страна... Кстати, я слышал, что большинство европейцев, кого не отпустили домой после войны, сидели здесь, в Казахстане, и где-то в этих местах?


ЯНОШ: Именно так. Я, можно сказать, старожил этих мест. До Особого лагеря и комбината в Спасозаводске, да и в Кенгире были лагеря для военнопленных. Там были мои соотечественники - венгры, были итальянцы и румыны, которых десятками тысяч взяли в плен еще под Сталинградом. Ну и немцы, само собой. Французов я что-то там не встречал. Откуда вы вообще взялись, здесь в России? Вы ведь вроде были союзниками?


АРМАНД: Это долгая история, Янош. Я не люблю ее рассказывать. И, поверите-нет, я сам до конца в ней многого не понял... Откуда в России пленный француз? (Улыбаясь) А Наполеон? Думайте, когда говорите... Вы лучше скажите, вы видели ночью застройку у блатных? Хотя, кажется, все иностранцы спали.


ЯНОШ: Ха-ха, Арманд! Сразу видно, что в Третьем Лаготделении вы недавно. Если что-то ночью в бараке происходит, даже незнакомая мышь пробежала, все притворяются мертвыми, но все всё видят и слышат. Конечно, я всё видел и слышал.


АМАНД: Тогда скажите мне, что же это было? За что убили тех мальчишек? Что они сделали? И мне запомнились слова главного блатного. Правда, я плохо расслышал, но, кажется, он сказал: "Скоро будет ясный день?" Что это за метафора?


ЯНОШ: (бросив пилить бревно, приблизившись к Арманду) Послушайте, Арманд, здесь не очень принято, как это у русских, говорить "гоп" пока не перепрыгнешь, но я вам скажу. Здесь затевается не меньше чем... revolution. Уголовники с политическими, с пятьдесят восьмой, заключили нечто вроде конвенции. У них была целая конференция. Они договорились, как только настанет подходящее время, устроить большую бучу, и может быть, поменять в лагере все порядки. Страшно подумать и произнести, чего они хотят. Они хотят много-много свобод! (Еще тише). Они хотят пересмотра всех приговоров, снижения всех сроков, выпустить тех, кто уже пересидел, а пересидели свои срока почти все! Они хотят тем, кто останется, почти самоуправления! Фантастика! У блатных внешне всё так же. Внешне они не любят политических, по-прежнему называют не только военнопленных, но и своих, русских, но осужденных за политику, "фашистами", уголовники не работают, им по-прежнему западло работать, для них наряды на комбинат - только прогулка, а хоздвор - вообще курорт, но их главари запретили всем уркам, прежде всего малолеткам, обижать политических, обижать иностранцев. Даже блатные поняли, что бороться можно только сообща, добиться даже глотка свободы можно только сообща... А те два паренька сняли с одного повара китайца теплые ботинки... Это стоило им жизни. Они нарушили новые порядки. У блатных так. Разговор короток.


АРМАНД: И жизнь их коротка... Я уже это знаю... Ладно, Янош, спасибо! Давайте допиливать нашу кучу, а то сейчас придет бугор и оставит нас без любимой бурды...



Комбинат (Медьзавод в 3 км от пос. Кенгир), конец апреля 1954


Большой цех, печи, разливочные ковши и под. Камера проходит извилистыми помещениями, останавливается перед небольшой дверью, возле которой двое заключенных пристально всматриваются во входящих. В дверь входит десятка полтора человек в рабочих робах. Среди них камера выхватывает знакомые лица - Келлера и Батояна.


МАКЕЕВ (Алексей Филиппович, учитель географии, внешне и похож на учителя, участник ВОВ, трижды судим за антисоветскую агитацию): Товарищи, я говорю вам еще раз: прорыв в женскую зону - это безумие. Нужны два удара - на хоздвор, это стратегическое направление, там мастерские, там быстро можно наладить производство оружия, и одновременно - сделать проходы между вторым и третьим лагпунктами. И всё! Во всяком случае, в первые дни - всё! И потом (взгляд на Келлера), Михаил Иосифович, неужели никто из нас не понимает, что в своем плане прорыва в женскую зону вы и ваши коллеги просто потрафляете тем, кто страшно соскучился по женскому телу, кто, извините, просто хочет дорваться до баб?!


КЕЛЛЕР: Глеб, ответь политруку. Он меня никак не понимает. Разъясни ему по-вашему, по-партийному.


ГЛЕБ (Энгельс Слученков): Послушайте, Алексей Филиппович, самое страшное, чем мы совсем не сможем управлять, это освобожденные инстинкты. Здесь вы правы. Это нужно учесть с самого начала. Как только всё начнется, у многих вместо мозгов, станут соображать яйца, извините за выражение. Но никак мы не предотвратим простого влечения полов! Рано или поздно, если всё у нас получится, все зоны, и две мужские и женская, соединятся. В худшем варианте это означает неуправляемый блуд на ночь - и всё. Дальше вохра будет всех брать пачками - тепленькими, удовлетворенными, слабыми. Этого конечно, допускать никак нельзя. Ни одна наша цель достигнута не будет. Но и предотвратить соединение зон, рано или поздно, тоже нельзя. Игнорировать засохшие инстинкты, которые вмиг будут политы дождем свободы, тоже нельзя! Надо брать хоздвор и сразу женскую зону. Я на этом настаиваю. Но заранее нужно провести среди всех четкую разъяснительную работу. Мы - со своими, а вы со своими. Я думаю, можно идти только по такому пути, заранее объявить жесткое правило, за нарушение - кровь: никого из женщин не брать силком, за насилие над женщиной - смерть! А вот кто из женщин захочет, на того, зэк-мужик, может быть, и вскочит. А всем, всем остальным женщинам, в первый же миг прорыва всем остальным женщинам гарантировать свободу и неприкосновенность, так вот я думаю.


МАКЕЕВ: Ну ладно, я понимаю, что лучше выпустить пар из котла по одной заранее приваренной трубке, чем заварить все трубы, задраить крышку и ждать, когда котел взорвется. Я думаю, что реальность такова, что мы просто не уследим за какими-то половыми сношениями, если они будут происходить, в так сказать, частном порядке. Энгельс Иванович, но вот ваш отдел, силовой отдел, сможет заранее вбить во все ваши уголовные головы, что блуд разрешен только с частными давалками?


ГЛЕБ: "Ваши уголовные головы"! Жид, как тебе это нравится, а?


КЕЛЛЕР: Политрук, а ты не по УКа ли сидищь? А ты щто - херувим? Ты щто ли не уголовник? Да ты хуже, ты - враг народа! А вообще все мы тут одним миром мазаны... "Частные давалки", придумал тоже. Да всё понятно: бляди блядьми, - что в юбке, что в штанах, а честные фраера будут драться за свободу, а не свой хой!


Некоторое время всеобщий гомон.


ЛИТОВЕЦ С ОБВИСЛЫМИ УСАМИ И ЗАЛЫСИНАМИ (на заднем фоне, видимо телохранитель кого-то уз руководителей-литовцев, с сильным акцентом как бы соседу - телохранителю-украинцу, но так, чтобы многие слышали): Все русский в душе - коммунист. Макеев как был русский коммунист так и остался. Он думать: кто не с нами - тот против нас, тех надо стрелять, а женьщин делить на красных хорёщих и частных нехорёщих.


БАТОЯН: Товарищи, если еще до начала восстания среди его руководства вспыхивают... такие жаркие споры, то что же будет дальше? Давайте о деле и только о деле!


КНОПМУС (Юрий Альфредович, литовец, но говорит почти без акцента): Товарищи, мы слишком долго акцентируем внимание на женском вопросе. Если в будущем, скажем так, правительстве освобожденной зоны, вы поручите мне возглавить идеологический отдел, то я со своей стороны тоже готов постоянно держать вопрос полов на контроле. Но не только в животных инстинктах дело. Я думаю, в мужских зонах найдется немало тех, кто уважает женскую породу, кто будет видеть в контингенте из первого Лагпункта сестер, матерей, возлюбленных - будущих невест, а может быть, и сегодняшних невест. Нет, в самом деле, давайте просто помечтаем, может быть, на наших баррикадах будут долгие сражения и кто-то соединится на этих баррикадах на всю жизнь! Может быть, здесь, сражаясь с голубыми суками, отбиваясь от голубых сук, мы сыграем наши свадьбы? Здесь, в проклятом Кенгире, - настоящие свадьбы!.. Это сразу надо учесть. Надо сразу подумать - вот нам вместе с Михаилом Иосифовичем, как главой военного отдела, вместе подумать, как организовать смешанные, женско-мужские патрули, отряды, сектора на баррикадах. Мужчина рядом с женщиной становится сильнее, становится львом, который стоит на защите своего прайда.


КУЗНЕЦОВ: (руководитель восстания, сорокалетний человек с волевым взглядом, острым, гладко выбритым подбородком, с офицерской выправкой) Это хорошо вы сказали, Юрий Альфредович, хорошо. Рядом с женщиной мужчина становится сильнее. А я бы добавил: и благороднее, и умнее. И больше ценит чужую, а не свою жизнь... Ладно, послушаем всех товарищей и примем решение...



КОМБИНАТ - ВЕЧЕР


Заключенные вяло толпятся у ворот комбината, вяло строятся. Из отдельно стоящей двери выходит офицер с погонами майора, грозно оглядывает толпу. Подзывает лейтенанта, что-то ему говорит. Сопровождающие колонну охранники начинают строить толпу энергичнее, один спускает с поводка собаку, та рвет рукав куртки зэка, никто не помогает несчастному, охранники смеются, наконец, кинолог оттаскивает собаку... Колонна построена, начинает движение в голую, волнами желтой земли степь... Несколько проходов колонны, под заходящим солнцем... Сзади колонны медленно идет "Виллис" без тента. В машине рядом с шофером майор. Вот он снова подзывает лейтенанта, который шел в конце колонны, кивает на заднее сиденье, тот на ходу запрыгивает. Майор говорит, не оборачиваясь.


МАЙОР: Лейтенант, а вы знаете, что этот наряд сегодня не сделал и половины нормы?


ЛЕЙТЕНАНТ: Виноват, товарищ майор, но нам не докладывают производственные показатели.


МАЙОР: Я вам сказал, лейтенант! Эти враги народа вконец оборзели, (растягивая слова): они не сделали даже половины от нормы. Это "рекорд" саботажа во всем Степлаге, вам понятно? Это не должно больше повторяться. За это нас, нас, лейтенант, нужно лишать народной зарплаты. За это с нас нужно срывать погоны. Это не должно повториться ни-ко-гда... Меня ждут в лагере. А вы... Считайте, что вам поставлена задача.


ЛЕЙТЕНАНТ: Есть, товарищ, майор! (На ходу выпрыгивает из машины).


Майор трогает за плечо водителя, энергично показывает направление вперед, шофер дает газу, автомобиль объезжает колонну, пыля, оставляет колонну позади себя...


Лейтенант дает рядовым охранникам приказ остановить колонну. Собирает вокруг себя несколько автоматчиков, что-то им говорит. Старшина мерзкого вида взбегает на пригорок, кричит толпе.


СТАРШИНА: Вы что, сучьи потроха, не знаете приказа руки в строю не разъединять! Кто в середине строя полдороги яйца чесал? Кто строй разомкнул, я спрашиваю? Вышел из строя! Девятый или десятый ряд, середина, шел, человека три-четыре, не смыкая рук, чё не думали, что пропалитесь, что советский солдат ваших мерзких уловок не заметит? Нарушители вышли из строя, а то всем плохо будет.


ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ: Старшой, не трави баланду, никто строй не нарушал, сам знаешь. Чё те надо? Говори, не юли!


СТАРШИНА: Это кто такой умный выискался? А ну выйди, не ссы, в живых оставлю, и мудохать не сильно буду, выйди, блядь, я хоть посмотрю на тебя и другим покажу. (Сморит на лейтенанта) Ладно! Давайте по существу. Вы, суки, сколько сегодня от плана сделали, а? Не знаете? Зато я знаю. Меньше половины. Вам понятно? Это что за лажа, а? Сколько здесь служу, такого не припомню. Ну, ладно бывало, что вы, дохляки, пятнадцать процентов до нормы не дотягивали, ну двадцать, но больше пятидесяти! Это что такое, а? Саботаж? Саботаж, вашу мать, да? Хотите на неделю на штрафной паёк? Хотите вообще пайка лишиться! Лишитесь! Уже лишились, твари! Ни крошки, уроды, всю неделю не получите! Поняли?! (Опять смотрит на лейтенанта) Лечь! Кому, суки, не понятно? Лечь! (Колонна, словно поняв что-то, быстро, как один, ложится) Встать!... Лечь... Встать...


Камера отлетает от колонны, бродит по голой степи, возвращается. Солнце уже совсем почти зашло за степь... Колонна встает и ложится, встает и ложится... Наконец, движется вперед. Два человека из колонны не смогли встать вслед колонне. Слышен треск автоматной очереди...



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 2 - НОЧЬ


В темноте между бараками скользят тени людей, камеры выхватывают несколько вышек с часовыми, фонари. Снова скользящие по зоне перебежками, по наиболее темным местам люди. Трое останавливаются у стены барака. Один из них ловко орудуя отмычкой, открывает и снимает замок, потом отпирает засов, другой протискивается в дверь.


Смена плана. Спящий, ночной барак, Голос от двери, из темноты, говорящего не видно, его голос тверд.


ГОЛОС ИЗ ТЕМНОТЫ: Братва! Завтра будет подстава! В воскресенье будут посылать на комбинат! На комбинат никто не выходит! Кузнецов и Глеб сказали! Завтра на работу из зоны никто не выходит. Кто выйдет - сука! Того будут мочить. Строиться только на работу на хоздвор. Только на хоздвор! Больше никуда! Ни-ку-да!



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - 16 МАЯ - ПЛАЦ ЛАГПУНКТА N 2 - ДЕНЬ


Строй заключенных. Перед ним несколько рядовых охранников и худой капитан.


ХУДОЙ КАПИТАН: Сегодня наряды на хоздвор по командам, и... наряды в поселок и на комбинат. Сейчас будет зачитано.


В строю тихий, но всё нарастающий гул заключенных.


ХУДОЙ КАПИТАН: Что такое?


ЗАКЛЮЧЕННЫЙ ИЗ ПЕРВОГО РЯДА: Сегодня воскресенье! Наряды вне зоны не имеете права.


ХУДОЙ КАПИТАН: А комбинатовскую норму вы за неделю на сколько процентов выполнили? А? У вашего Лагпункта номер 2 недовыполнение очень существенное. Даже вольнонаемные, не давшие недельного плана, идут на работу в воскресный день! Принцип социализма, который все, даже вы должны уважать: кто не работает, тот не ест! От всех - по способностям!


ГОЛОС ИЗ НУТРА СТРОЯ: А остальных расстреливать? За что вчера колонну с комбинатовскими бригадами расстреляли? Думали, никто не узнает? Суки! Твари! За что расстреливать начали, без суда, без приговора?!


Сильный всеобщий гул.


ХУДОЙ КАПИТАН: Мне ничего ни о каких расстрелах неизвестно. По возвращении одного из нарядов вчера с комбината, в одной из колонн имело место нарушение строя из-за болезни двух заключенных. Вот и всё! Эти двое помещены в санчасть в поселок, где и будут содержаться до полного выздоровления.


ЧЕЛОВЕК ИЗ ПЕРВОГО РЯДА: Товарищ капитан, на правах бригадира плавильщиков я должен спросить у вас, работа на производстве в воскресенье, согласно приказа МВД, должна подтверждаться приказом начальника Степного лагеря. Вы зачитаете нам этот приказ?


ХУДОЙ КАПИТАН: Зачитаю... Позже... Ладно, спрошу пока так. Кто из вас желает добровольно, повторяю - добровольно - взять сегодня наряд на комбинат? Человек пятьдесят хотя бы, а? И еще, тоже добровольно - команда на строительство поселка. Кто? Администрация гарантирует дополнительную пайку и полную воскресную. Боны в двойном размере. Сегодня же отоварите их в ларьке. Кто? Два шага вперед! Ну, кто?


Камера обводит ряды заключенных. На лицах - внутренняя борьба. Но никто не вышел.


ХУДОЙ КАПИТАН: Ладно, сейчас вам зачитают команды на хоздвор. Обычные наряды. Остальные... да не бойтесь, в тачки никто вас впрягать не будет... Остальным потом - разойтись по баракам... Сволочи...



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ХОЗДВОР - ДЕНЬ


Арманд и Янош носят мешки со склада на кухню. Янош говорит, оборачиваясь.


ЯНОШ: Ты знаешь, камрад, я думаю, сегодня что-то будет. Ты готов?


АРМАНД: (улыбаясь) Всегда готов.



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 2 - ВЕЧЕР - РЯДОМ С БОЛЬШОЙ СТОЛОВОЙ


Заключенные выносят из столовой длинные скамейки. Рассаживаются. Включается кинопроектор, мелькают кадры старого кино. Это фильм "Римский-Корсаков". Черно-белая картинка кино бледна, солнце не совсем зашло. Рядом сидят Кнопмус и еще один заключенный - лет 60, с седой бородой.


КНОПМУС: В поганой стране - до чего же поганое кино!


Второй заключенный морщится.


КНОПМУС: Профессор, я о кино, а не о Римском-Корсакове! (Нагнувшись к уху собеседника) А не успеет оно закончиться, в лагере начнется другое кино, поинтереснее. Но вам я его смотреть не советую. Два кино подряд - вредно для сознания.



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 2 - ВЕЧЕР


Из одного барака, второго, третьего на пространство между бараками как-то враз, очень организованно высыпают малолетние, лет по 14 - 16 заключенные. Потом все, наверное, по чьей-то команде лезут на крыши бараков, которые стоят ближе к Лагпункту N 2. Лезут на саманные стены, подсаживая друг друга, обрезают колючую проволоку самодельными ножами и заточками. Они всё делают скоро, слаженно, мобильно. Спрыгивают со стены, почти строятся в колонну, пританцовывая, вихляясь, зловеще улыбаясь, тесно идут к железным воротам хоздвора. Изнутри строя появляется на свет бревно. Малолетки колотят бревном в ворота хоздвора. Камера переезжает на хоздвор. Там немало заключенных и малочисленные надзиратели. Все они растеряны. Наконец ворота под напором, не рушатся, но раздвигаются. В большую щель просачиваются малолетки. Они, как чертята, ничего больше не рушат, просто дурачатся, из помещения выбегает толстый капитан, без оружия.


ТОСТЫЙ КАПИТАН: Чта такое? Кто пустил? А ну-ка - по баракам! Откуда? Что за наряд? Кто пустил? Взвод! Ко мне!


Всеобщая суета. Капитан достает из кобуры пистолет, но не стреляет, просто машет им в воздухе, вокруг него - несколько солдат-охранников, с автоматами в руках - только два сержанта. Они передернули затворы, но тоже не стреляют. Они полностью растеряны. Остальные солдаты, человек 5, держат руки на ремнях, они полностью растеряны.


Внезапно малолетки, опять словно по неслышной команде, убегают назад, через проломленные ворота в Лагпункт N 2. Оттуда, через тот же саманный забор - назад в свой Лагпункт N 3. Над Особым лагерем Кенгира повисает зловещая тишина в последних лучах заходящего солнца, его косые лучи ломаются о ряды колючей проволоки периметра.


Над Кенгиром опускается ночь. На фоне лунной ночи на крышах бараков опять появляются заключенные. Камера выхватывает несколько лиц. Теперь это лица взрослых заключенных. Зэков-угловников. В руках многих - заточки. Фонари по периметру один за другим разбиваются и гаснут. Камера выхватывает из темноты фигуру молодого парня, он целится из рогатки. Проломленные ворота хоздвора теперь выплевывают из себя больше заключенных, чем было несколькими часами ранее. Слышен скрежет разрушения. Заключенные ломают заборы и ворота между хоздвором и женской зоной, несколько зэков скрываются в проломе. Камера выхватывает женские лица, женщины просыпаются на нарах своих бараков. Они испуганы. Распахиваются ворота одного из женских бараков. На фоне лунной ночи - мужская фигура.


ФИГУРА В НОЧИ: Свобода, сестрички! Свобода!


Одновременно испуганное и несущее в себе надежду лицо женщины средних лет, ее соседок помладше и постарше - такие же. Но они не двигаются с места...


Внезапно мужчина в дверях падает. Словно с опозданием трещит автоматная очередь. Женщины визжа, кидаются в угол барака. Камера выезжает на двор, летит на хоздвор, там беспорядочная стрельба, видно много трассирующих следов коротких автоматных очередей. (Тревожная музыка) Вспышки... Крупно: лицо зэка, которого схватывает смертельная маска, он держится за живот, по которому быстро расползается темное пятно... Рядом с ним падает еще один зэк, еще, еще...



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 2 - УТРО 17 мая


Строй на работу. В строю - Батоян. Он говорит немного подавленным голосом второму заключенному.


БАТОЯН: Я думаю, на хоздворе немало трупов. Надо идти на работу туда, меня точно туда пошлют, не на комбинат же - на хоздвор, я инвалид. Трупы, может быть, еще не успели убрать. Надо удостовериться. Делай что хочешь, прикидывайся больным как хочешь, но бери наряд на хоздвор.


Майор перед строем с листом бумаги.


МАЙОР: Контингент, слушай приказ начальника Особого лагеря номер четыре полковника Чечева. "В ночь с шестнадцатого на семнадцатое мая тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года в Особом лагере номер четыре Государственного управления исправительно-трудовых лагерей в Лаготделении номер три имели место беспорядки заключенных, выразившихся в самовольном оставлении мест дислокации, несанкционированном проникновении заключенных Лагпункта номер два и Лагпункта номер три в Лагпункт номер один с женским контингентом. Вслед за этим имели место бесчинства, грабежи и изнасилования..." Да, бесчинства, грабежи и изнасилования! "Приказываю: в трехдневный срок установить зачинщиков беспорядков и тех, кто совершил уголовные преступления. Материалы передать следственным органам. Работы по графикам не прекращать. Полковник Чечев".



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ХОЗДВОР - УТРО 17 мая


Янош и Арманд выгребают уголь из сарая и ссыпают его по мешкам, которые тут же разносят куда-то другие заключенные.


ЯНОШ: Ты был здесь ночью?


АРМАНД: Нет.


ЯНОШ: А ты веришь, что ночью урки прорвались к женщинам и их насиловали?


АРМАНД: Нет.


ЯНОШ: А что вохра стреляла, и десятка два зэков застрелили?


АРМАНД: В это всегда можно поверить.


ЯНОШ: Как думаешь, сегодня ночью повторится?


АРМАНД: Я думаю, сегодня ночью все по-настоящему и начнется... Или не начнется уже никогда....



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР


Охранники запирают бараки. Камера объезжает бараки и не до конца заделанные бреши в заборах между стенами Лагерных пунктов.


Один из бараков. Никто здесь не спит. Все сидят на нарах. Всеобщий гул. Скрежет у дверей-ворот барака. Ворота распахиваются. В проеме несколько фигур.


ОДНА ИЗ ФИГУР: Братва! Берем зону себе! Сейчас или никогда! Берем хоздвор и женский пункт. Кузнецов, Глеб и Жид уже там! Хохлы и литва уже там! Голубые псы зассали и сидят в норах. За Родину! За мной!


Три секунды тишины, затем все срываются с мест, в том числе Арманд и Янош.


Беспорядочная и редкая стрельба с вышек. Но пули трассами идут высоко, не в зону. Железные ворота хозвора на сей раз падают под напором массы людей, в темноте то тут то там вспышки выстрелов, но их мало. Камера выхватывает исступленные лица заключенных. Они срывают двери складов и мастерских, вооружаются железками, прутьями, из угла хоздвора видны вспышки редких выстрелов, заключенные, в основном малолетки, тащат большие столы, по-видимому, из столовой, ставят их наподобие баррикад, напротив того угла хоздвора, откуда видны вспышки выстрелов, несколько групп бьют бревнами в ворота, отделяющие хоздвор от женской зоны, и эти ворота падают. На площади Лагпункта номер 1, женской зоны все смешивается - мужчины, женщины. Все радостно возбуждены. Охранников не видно.

Свет от редкого фонаря падает на фигуру зэка, который тащит свернутый флаг.



ШТАБНОЙ КАБИНЕТ СТЕПЛАГА В КЕНГИРЕ - НОЧЬ


ПОЛКОВНИК: Через два часа рассветет. В женский пункт, через внешние ворота Лагпункта N 1 ровно через три часа - два взвода автоматчиков. Огонь открывать только если есть угроза жизни личному составу. Понятно? Если только есть угроза жизни нашим бойцам!... Самое главное (обводит взглядом присутствующих, которые сплошь офицеры - пять капитанов, три майора, два подполковника)... Не допустить ни одной жертвы среди личного состава, я повторяю - ни одной! Но и среди заключенных жертвы не желательны. Во-первых, не то сейчас время. Во-вторых, им не на что рассчитывать, из зоны они все равно никуда не уйдут, некуда им идти. Если бунт будет продолжаться, если даже временно, я повторяю - временно - займут хоздвор и женские бараки, то пожрут, все что есть на кухне, растащат баб на распуп, и через пару дней сдадутся. Даже войска из Караганды вызывать не придется. Они затеяли дохлый номер. Всё!... Все по местам.


Солнце всходит над казахстанской степью. Общий план Лаготделения N 3 издалека. Над самой высокой постройкой лагеря развевается флаг на древке. Наезд камеры. Флаг полностью красный, квадратный, с черной каемкой по периметру. Без звезды, серпа и молота.



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - УТРО, 18 мая 1954 г.


На фоне рассвета в главные ворота женской зоны входят два взвода (человек 50-55) автоматчиков. Напротив них, метрах в 30 от солдат на площади-плацу женской зоны, стоят заключенные, женщины и мужчины. Человек 300. От армейской команды вперед выходит офицер.


ОФИЦЕР: Разойтись! Ничему ничего не будет. Лагпункты два и три! Покиньте женскую зону! Повторяю, никому ничего не будет! Никакого разбирательства, только мужчины-заключенные покиньте Лагпункт номер один и разойдитесь по своим баракам!


Заключенные стоят, сжав кулаки и железки, которые у многих в руках.


ОДИН ИЗ ЗАКЛЮЧЕННЫХ: А если не уйдем?


Офицер поворачивается к солдатам, неслышно для зрителя командует. Солдаты передергивают затворы, берут автоматы на изготовку... Стреляют очередями... Долгие-долгие автоматные очереди, каменные лица солдат. Камера показывает, что стволы направлены под углом вверх. Зэки пригнулись, ошарашены, но стоят. Пули пролетают поверх их голов. Все 300 зэков, мужчины, женщины, все стоят, как стояли. Офицер снова дает неслышную команду. Солдаты без строя, как бы нехотя уходят за ворота... Ворота за ними закрываются плотно.


Камера фиксирует оживление во всех трех зонах и на хоздворе. Заключенные улыбаются, оживленно друг с другом разговаривают, куда-то деловито идут, камера заезжает в мастерские, где сыплются искры со станков, вот голый по пояс человек вытаскивает из мастерских саблю, машет ей, как обученный рубке лозы казак, смеется и начинает прилаживать ее на поясе. Вот кухня, где мужчины - китайцы, среднеазиатской и европейской внешности, и - женщины, которые шутят с мужчинами, деловито раскатывают тесто. Вот малолетки кучей - дурачатся, ликуют. Вот пожилая женщина - вокруг нее двое детишек лет по 5-7, мальчик и девочка, женщина улыбается, гладит детей по головке.


ГОЛОС ЗА КАДРОМ: (здесь не инфернально пустая и запущенная зона картинкой к голосу, в кадре - постановка того, о чем говорится) Первые дни восстания были его лучшими днями. И моими лучшими днями за все мои 11 лет в ГУЛАГе. А может быть, лучшими днями моей жизни... В первые дни восстания все зэки были очень оживлены: надо было быстро придумать, как дальше жить, надо было быстро всё наладить. В первый же день мы увидели руководителей восстания. И тех, кто был во главе конспиративных центров и готовил восстание, и тех, кто был избран в Комиссию после первой нашей победы. Новые руководители объявили нам, кто и какими отделами нашего правительства будет руководить. Комиссия избиралась временно, только для переговоров. А самым серьезным, грозным и многим непонятным был Военный центр, штаб армии восстания, который с первого дня готовился к войне, а войны, мы понимали, еще предстоит много. Эту армию и её штаб возглавил Жид, то есть Михаил Келлер, бывший партизан, перешедший к украинским повстанцам в конце войны, трижды судимый, безжалостный к стукачам и нарушителям уголовных законов, ставший за три свои долгие отсидки авторитетом у блатных. Военный отдел выбрал себе для дислокации баню Второго Лагпункта, вокруг которой сразу утвердились гвардейцы Келлера, в основном западные украинцы, литовцы и чеченцы, сразу увешенные самодельными саблями и кинжалами... Отделы Комиссии для переговоров и обустройства нового порядка располагались в канцелярии женского отделения. Здесь был отдел внутренней безопасности, которым командовал Глеб, Энгельс Слученков; хозяйственный отдел, отдел питания, удивительный технический отдел, который сразу стал думать, как из деталей киноустановки изготовить внутреннее радио зоны - радио нашего восстания, и даже радиостанцию, чтобы передать сообщение о восстании на запад - в Западную Европу, может быть, и Америку; здесь был идеологический отдел, которым умно распоряжался пожилой, ему было пятьдесят или больше, литовец Кнопмус. Были в комиссии и женщины... Главным в Комиссии и вообще нашим главным во все время восстания был, конечно же, Капитон Иванович Кузнецов, подполковник, но многие тогда думали, что в Красной армии он был генералом и командовал дивизией. Кузнецова задолго до восстания знали все зэки. Он был блестящим оратором, хорошим организатором, держал в порядке лагерь, так стремительно обредший свободу... В ночь восстания, с 17-го на 18-е мая Кузнецов сидел в штрафном изоляторе, его из внутренней тюрьмы освободили одним из первых... В первый же день нашей первой победы я встретил своего первого знакомого в Кенгире - Батояна, он тоже входил в Комиссию...



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 1 - ДЕНЬ


Арманд Фриц стоит у саманного забора, недалеко от сломанных ворот, теперь это просто зияющий провал в стенах между хоздвором и женской зоной. Рассеянно глядит внутрь зоны. Слышит голос сбоку от себя. Поворачивается.


БАТОЯН: А, мой юный друг! Мой дорогой эльзасец Фриц!


АРМАНД: Мсье Батоян, рад вас видеть!


БОТОЯН: Что, не решаетесь войти? Сейчас сюда входят без приглашения! Впрочем, я вас не просто приглашаю, хотите работать с Комиссией? Помогать Комиссии хотите? Ну что ж вы молчите, пойдемте в штаб, я по дороге вам всё объясню.


Батоян и Арманд идут внутрь Лагпункта N 1, разговаривают.


ГОЛОС ЗА КАДРОМ: (на фоне суеты в штабе Комиссии) Батоян пригласил меня работать в штабе восстания сразу на двух должностях - его, начальника лечебного отдела, личного помощника и бойца внутренней охраны штаба. Вторая роль, я сразу понял, была более насущной. С первого же дня все ожидали штурма войск, но и между группами руководителей восстания была своя конкуренция, каждая группировка лидеров сразу заводила себе гвардию. Кроме того, многие простые зэки были просто пьяны свободой. Немаловажно было то, что в штабе, который находился в канцелярии женской зоны, было немало беззащитных женщин. Беззащитных и от своих тоже. В канцелярии на подручных ролях были девушки, в том числе совсем юные и, пусть в тюрьме это слово кажется неуместным, но всё-таки прелестных.



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 1 - ШТАБ ВОССТАНИЯ


В комнате, размером примерно 5 на 20 м. - несколько столов, железная печь, много людей, в основном мужчины, но есть и женщины разных возрастов. За столом у окна сидят две девушки, одна из них, можно сказать, обычная, а вторая, если не считать несколько изможденного лица и грубого одеяния заключенной, - очень красива. Камера фиксируется на этом лице.


ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Ей было всего девятнадцать, но она была в заключении уже два года. За два опоздания на работу в послевоенном СССР можно было получить серьезный срок. Даже если ты никогда ни на какую работу не опаздывал, но так написало в отчете твое начальство... Её звали Лиза. Елизавета. Она тоже с первого дня восстания работала в медицинском отделе у Батояна.



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 1 - ШТАБ ВОССТАНИЯ


БАТОЯН: (на пороге штабной комнаты) Арманд, подожди здесь немного, сейчас я приду.


Арманд видит красивую девушку, сидящую за столом у окна, Лиза видит парня, который стоит у входной двери. Коммуникация между ними одними взглядами - минуту, две, три, как сможет постановщик сцены и актеры, но зритель за это время должен понять, что в этих взглядах рождается любовь.


БОТОЯН: Извини, друг, задержался. Ну, осмотрелся? Идем-ка сюда. (Подводит как раз к столу, где сидят девушки). Это Дарья, это Елизавета. Они разбирают медицинские карты, работа сложнейшая, бумажное делопроизводство в лагерях, знаешь ли, энкавэдэ ведет очень тщательно, я это подозревал, но не знал, что у них так всё забюрокрачено. Пока будешь этим девушкам помогать, они должны не просто найти карты тех, у кого самые серьезные болезни, кого нам надо подлечить и подкормить, ну и, конечно, тех женщин, что с детьми. Но надо не просто найти карты, но и разыскать самих этих людей. Вскоре Лизе и Даше придется много ходить по баракам, будешь их сопровождать.... (Отводит за локоть Арманда подальше от девушек). (Полушепотом) Видишь, какие красавицы, зэки есть зэки, могут обидеть, не дай бог, кто-то долбанутый приставать станет, ну, понимаешь? Вообще их в мужские зоны не пускай, ни во второй лагпункт, а в особенности ни в третий. Сам туда ходи, сам там всё делай. И уж совсем подальше держи их... от этих, казаков и абреков, от штаба Келлера, в общем. Ну? Понимаешь?


БОТОЯН: Хорошо, мэтр.


БАТОЯН: Как ты меня обзывать вздумал? А товарищ Батоян, трудно?


АРМАНД: Да, да, товарищ Батоян, хорошо! Я всё понял.


БАТОЯН: Побудь пока с ними. Позже я тебе кинжальчик принесу...



ЛАГОТДЕЛЕНИЕ N 3 - ЛАГПУНКТ N 1


Арманд, Елизавета и Дарья ходят по женским баракам, разговаривают с самыми изможденными женщинами, в паре случаев они оказываются с малолетними, лет 2-3 детьми... Как всегда яркий майский закат над казахскими степями. Все трое стоят у стены барака, видно, что они устали. Арманд не может скрыть особого взгляда на Лизу, Даша все понимает без слов.


ДАРЬЯ: Наверное, хватит на сегодня: два часа после ужина ходили. Может, уже конец рабочего дня, а, товарищ командир?


АРМАНД: Меня никто командиром не назначал. Просто понятно, что на сегодня хватит.


ДАРЬЯ: Мой барак тут рядом, а Лизе на самый край зоны идти, вы, может быть, Лизу проводите, товарищ командир... ой, извините, просто товарищ... Фриц.


АРМАНД: (чувствует легкий укол в голосе Даши, произнесшей фамилию, которая ассоциируется с солдатами вермахта, но старается скрыть легкую волну, пробежавшую по нему). Это моя обязанность. Конечно, провожу.


Дарья с полусмехом убегает, Арманд и Лиза идут в противоположную сторону.


АРМАНД: Еще сутки назад, кто-нибудь сказал бы мне, что сегодня утром настанет свобода, а вечером...


ЛИЗА: Что вечером?.. Арманд, что вечером? Вы не договорили.


АРМАНД: У меня весь русский язык из головы вылетел. Я переводил на русский с французского... Я никак не думал вчера, что сегодня вечером... я буду ходить под закат вместе... с... belle dame!


ЛИЗА: Ты знаешь, Арманд, я не знаю по-вашему, но, кажется... я поняла (Спохватывается) Ой, извините, я, кажется, к вам на ты...


АРМАНД: Елизавета, это вы извините, мы же товарищи, у нас одно дело, я вам, и Даше тоже, сам должен был предложить. На ты. Давай на ты?


ЛИЗА: Давай!.. Послушай, а как по-французски Елизавета?


АРМАНД: Elisabeth. А если коротко - Liza или Lizett.


ЛИЗА: Ой, как похоже! Я вообще-то учила немецкий, правда, мало что понимаю, но мне кажется, в русском и французском много похожего.


АРМАНД: Не знаю... Я так мучался, когда остался один иностранец, один француз в третьем Особом лагере в Мордовии, я думал, буду годы немой, никогда не стану говорить по-русски, очень трудный язык, много флексий, много... - paradoxes...


ЛИЗА: Послушай, Арманд, а вот рыцари, ну, знаешь, в старину, такие в железных латах, с мечами, лица все в таких закрытых шлемах - рыцари это было у вас во Франции, или где-то в другой стране, я не знаю, в Германии или Англии?


АРИМАНД: Рыцари были во всей Европе. От Польши до Испании. Но, знаешь, самый лучший, самый благородный, самый смелый рыцарь всех времен и народов была... девушка. Простая девушка, молодая и красивая. (Резко останавливается и берет Лизу за плечи) Как ты. Это была французская девушка Жанна Д’Арк. Я думаю, она была похожа на тебя...


ЛИЗА: (Прямо, пристально смотрит Арманду в глаза) Арманд! Расскажи мне про Жанну Д’Арк. Только завтра. Ладно. После работы. Обязательно расскажи. А сегодня - всё. Мы пришли. Вот мой барак. Я пойду. И ты иди. Завтра много работы.




© Олег Копытов, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность