Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Колонка Читателя

   
П
О
И
С
К

Словесность



НЕЗАДОЛГО ДО СТАНЦИИ СТАЛО СМЕРКАТЬСЯ


 


      ДВУГЛАВАЯ БАЛЛАДА

      1. Рассказываю жене:
      - Вчера позвонил отец;
      купил де плацкарту мне,
      на осень, в один конец.
      - И что ты сказал ему?..
      допытывает жена.
      - Я молча смотрел во тьму
      распахнутого окна.

      Не сетовать же теперь,
      что снова не смог прилечь,
      что, даже шагнув за дверь,
      всё слушал родную речь
      под хрипы несытых сов
      и трассы глухой раскат -
      из Мексики в Ю Эс оф
      Америка и назад.

      И кстати о путешест-
      виях и ходьбе ночной:
      как мало на свете мест,
      где он побывал со мной;
      где б, голову приклонив,
      дремал на одной скамье,
      покуда ещё был жив,
      пускай и в другой семье.

      2. Я сам не сбивался с ног,
      уж коли начистоту...
      Всё так, а теперь - звонок,
      и осень не за версту;
      и выпади невзначай
      билетик - держал в горсти б,
      любуясь, как плещет чай
      на стыках путей Транссиб.

      Коль скоро конечен путь,
      пусть будет неблизким он;
      так хочется завернуть
      в Песчаную, на Ольхон,
      на Малое море, где
      друг-физик давно не пьёт,
      где сосны бредут к воде
      столетия напролёт.

      Повымотанный к утру
      усталостью неземной,
      я видел, как я умру
      и стану такой сосной;
      и слушал, уже сквозь сон,
      шум странствия: чем длинней,
      тем яростней свищет он
      меж выветренных корней.

      _^_




      * * *

      Вместо сада - заросший пустырь -
      над останками стен монастырских
      вьются жухлые дудки настурций
      и людских нечистот нашатырь.

      Там, неспешнее день ото дня, -
      то ли сторож ночной, то ли дворник -
      бродит мой неприкаянный вторник,
      доживает мой век за меня.

      Он к любимым и близким моим,
      неприметный, приходит ночами,
      исчезая, как дымка над чаем,
      как от свечки потушенной дым.

      Так и мыкать ему в том краю,
      продолжать сторожить ли, мести ли
      всё, что тридцать три года вместили
      в непослушную память мою.

      _^_




      * * *

      Незадолго до станции стало смеркаться,
      так что место прибытия, скрывшись в потёмках,
      показалось лишь запахом жёлтых акаций
      да полоскою неба в чернильных подтёках.

      Горизонт полыхнул напоследок обрезом
      золотым и захлопнулся в чьей-то ладони.
      По дороге, пропахшей углём и железом,
      трое суток я трясся в плацкартном вагоне.

      И три года пред тем рисовал эту местность,
      перед сном и во сне, не скупясь на детали...
      чтобы, спрыгнув с подножки, шагнуть в неизвестность
      да глазами скользить по глазам, что встречали

      не меня. Поезд вздрогнул. Внутри засаднило.
      Гасли окна, как сцены, что видел во сне я.
      Благо, по́ небу были разлиты чернила,
      Но туда я прибуду гораздо позднее.

      _^_




      ДЕВЯТЬ ПЬЕС ОДНОГО ГОДА

      На речке

                Ивану

      Тормошит меня ни свет ни заря;
      шепчет на ухо: "Вставай поскорей!" -
      и уводит со двора втихаря
      на Подкаменку таскать пескарей.

      В мокрых зарослях заброшенный тракт;
      за кедровником - сворот с большака;
      там в распадке, словно мутный смарагд,
      тусклым светом истекает река.

      В той реке брожу, закинув уду,
      с переката на другой перекат;
      и как будто разговоры веду... -
      только где он, мой попутчик, мой брат?

      "Где ты, Ваня, отзовись, два вихра!" -
      Пусто место, сколько взглядом ни шарь...
      Пробирает до слезы шивера;
      не берет мою наживу пескарь.


      Затворник

      - "Затворник бурый", "скрыпник долголапый"
      зовется он, твой постоялец тайный,
      свой хищный шелк сучащий тихой сапой
      между каморкой платяной и спальней...

      - Запомни: он посланник тьмы! - у дверки
      брось конский волос да кружок латуни... -
      шептала ворожея в Альбукерке
      про дом, куда я въехал накануне,

      за сотни миль от местного меркадо,
      ажурных кровель в мавританском стиле,
      от этих плит саманных, чья прохлада
      пугливей немигающих рептилий.

      - Представишься и, не снижая голос,
      промолвишь оберег трикраты, без ошибки;
      после чего он примет конский волос
      и дом оставит - для заплечной скрипки

      смычок искать отправится в потемки...
      Латунь же спрячешь в место поукромней...
      - Вон видишь "пряжу" на своей котомке? -
      Такую только смерть сучит - попомни!

      .......

      А в доме - память затевает прятки,
      и я хожу как дух, едва ступая:
      то здесь, то там висят седые прядки -
      углы тесовые... судьба слепая!..


      Щегол

      Нервы ... или водорослей йод? -
      будоражит, будто перед бурей;
      сумерки падут, взойдет Меркурий;
      тут и вспомнишь: брат совсем сдает...

      То ли светом пронизало вдруг,
      колющим, как хвоя здешних торий;
      то ли сердце распознало в хоре
      голосов... знакомый с детства звук?..

      "Помнишь, за околицей щеглы
      отжигали над полынью пыльной?.." -
      взглядом спросит верховой посыльный;
      лишь кивнешь в ответ с конца иглы.

      Стынут за спиной отпускники,
      оставляют замки из песка, и
      только память все не отпускает:
      ты - на местном - under lock and key.

      Жги за прутьями, щегол борзой,
      как тогда над Синими Камнями,
      за чужими синими морями
      заливайся певчею слезой!


      Княжна

      Щиплет легкий мороз поутру;
      сыплет золкой древесною дым
      и уносится на Ангару
      с Колорадо; и я - вслед за ним.

      А в Иркутском остроге - апрель;
      и сверкает, как из-под резца,
      благородной лазурью шпинель
      неоглядных чертогов творца.

      А на шумном подворье княжна
      в епанче из густых соболей;
      скинет жаркую шубу она,
      станет белого света белей.

      Заструятся в ладонях шелка;
      позабудутся брашна и мед -
      у княжны за спиною река
      заходящее солнце несет...

      И дробится оно наугад
      по волнам, будто сердце мое...
      Не к добру я заснул на закат!.. -
      да и что мне добро без нее!


      Калифорнийские пожары

      Ночью гостиничный воздух заткан угарною тьмой;
      на горизонте кварталы тлеют, как угли в камине.
      Если рвануть в допожарный вечер (два дня по прямой),
      сыщешь родные хоромы, коих уж нет и в помине;

      включишь там старую лампу, вставишь портреты в альбом,
      где обитают под флёром их черно-белые предки;
      выйдешь во двор - Санта-Анна, пыль поднимая столбом,
      мечется по околотку, словно шальная из клетки;

      только стемнеет, увидишь: в балке зажгли факела
      под изводящие душу стоны и вой бесноватой...
      Утром в отеле доложат: весь переулок дотла...
      Ну а к исходу недели, лишь примиришься с утратой,

      в городе снимут кордоны; тысячи вспыхнувших фар
      поволокутся по трассе: цело ли там их жилище?..
      Ну же, щипли себя крепче: минул гремучий пожар -
      твой это! неопалимый! выстоял на пепелище!

      ................

      То ли неловкость удачи давит порухи среди,
      то ли, оплакав утраты, сердце вчистую ослепло:
      что ни возьмешь - замирает, жжет нестерпимо в груди -
      будто не вещь на ладони, будто лишь пригоршня пепла.


      Кауаи

      Волны мелют породу - все мельче прибрежный песок...
      - Он уйдет молодым, этот остров... - сказал мне геолог,
      потирая спаленный тропическим солнцем висок.
      - Век вулкановых отпрысков в здешних широтах недолог.

      Позже ночью я тщетно пытался представить уход
      этих круч изумрудных и кряжей, чьи острые складки
      боронят испаренья диковинных горных болот,
      с их фисташковым пологом на красно-бурой подкладке.

      А прибой продолжал ворошить вековое зерно,
      громыхать меж утесами окаменевшей пшеницей...
      И так трудно мне было в ту ночь, что хоть камнем на дно,
      лишь бы перемолоть ее - тяжесть под левой ключицей...

      Небо чуть побледнело, чтоб с новою силою гнесть
      на ликующем острове позаплутавшую душу;
      будто все, что утратил, слилось в беспощадную весть
      и разило наотмашь, как волны, дробившие сушу.

      _^_




      * * *

      Пойди пойми: совсем другой табак,
      и воздух здесь не северный, прогретый,
      а смачный дым от первой натощак,

      казалось, исходил от сигареты,
      которую, добыв с большим трудом
      безлюдным утром пасмурного лета,

      ты целовал двадцатилетним ртом,
      пуская дым, приправленный виною
      за то, что все-таки оставил дом,

      с его диван-кроватью раздвижною,
      с его застольями до хрипоты,
      прыжками на Парнас и в паранойю -

      со всем, что уж навряд ли вспомнишь ты,
      на три десятка вспять перелетая;
      а впереди - петляют сквозь кусты

      овраг рябой да пойма холостая.

      _^_




      НА КРАЮ СВЕТА

      В городе ангелов стынут волокна тумана,
      будто присутствуешь при появленьи на свет
      тверди, восставшей из мутных глубин океана -
      зыбкого берега, коему имени нет;

      будто в преддверии стужи умолкла округа,
      жестом незримым стянув на себя облака;
      лишь от холодной воды к запелёнутой туго
      пристани рвутся протяжные хрипы гудка.

      Плотный туман превращает черты в очертанья;
      свет истекает, и память плутает во мгле:

      - Где же мы есть, если что ни причал - расставанье?
      Как мы приплыли сюда? На каком корабле?..
      - Чьи это тени проносятся, неразличимы,
      вдоль безымянного берега тянут свой звук?..

      В городе ангелов плачут зимой херувимы -
      больно печальны слова человечьих разлук.

      _^_




      ГЕРАНЬ

      Оставлял ее в густую рань,
      закрывал калитку за собой;
      терпкий аромат ее - герань -
      воровал небритою губой...

      В стужу по льду, летом по мосткам -
      словно мошкара на свет лампад -
      пробивался к белым лепесткам,
      собирал их терпкий аромат.

      А за стенкой - слободская брань;
      а в портфеле - на плацкарту бронь...
      - Эх, цвети-ети твою герань!
      - Ох, реви-рыдай, моя гармонь!

      _^_



© Александр Калужский, 2020-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2020-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность