На обложке - стальные ежи,
оберег бесполезный в бедламе.
Будто клетка грудная, в надломе
наша скоропостижная жизнь.
Из матрешек отторженных тканей
проступает последний патрон.
Межевые скрижальные камни
мы читаем с обеих сторон,
имитируя ропот словесный
неприкаянный, словно тротил.
Неужели, поэт неизвестный,
легкой смерти ты не заслужил?
Как небесный огонь в огнемете,
обжигает сетчатку и пальцы
фолианта клетчатка и кальций
никотиновым пеплом страниц,
антрацитовым пеклом глазниц
и шевронами на переплете...
Ни рожденья, ни гибели дат.
Неизвестный поэт - неизвестный солдат.
Никакой это не экзамен
с перекличкой и не допрос -
бодиартовская экзема,
под которой гусиный торс,
диорама фотообоев,
слайд, раскрашенный на холсте:
вилороги на водопое
пишут вилами по воде.
После митингов и оваций,
на секунду привстав с колен,
каждый хочет отмежеваться
от свершившихся перемен,
рвать рубашку, снимать побои,
на экранах бронедверей,
в новосветских играть ковбоев
и пугать соседских зверей...
Скрывайся на дне зрачка-невыливайки
слюнявая слеза, сопливая слюна...
Чернильная душа меж вырезами майки
помарками волос густых испещрена.
Ты дал себе зарок, как будто взял задаток,
бороться с белизной бумажного листа.
На приторный восторг, как танец живота,
влияет то ущерб телесный, то избыток.
Особа средних лет отряда самоедов,
усидчивей иных заядлых домоседов,
отменный образец для местной детворы,
заветную тетрадь, смущаясь, отвори.
В ней - кованый сундук, в котором прячут деньги,
и подпол, где хранят съедобное гнилье,
но, несмотря на все усердие твое,
упрямые слова не строятся в шеренги:
"... От мыслей и от чувств вдруг некуда деваться,
без поводов любых, без связей и причин,
как будто кто-то взял и сразу двести двадцать
к усталой голове внезапно подключил.
Пора воспринимать сейсмические фоны
и с помощью ушей ловить толчков волну..."
Ты фору дать готов любому в смысле формы.
Прославиться готов на всю страну!
Кто первым испытал опаснейший наркотик
и, рифму подсмотрев в обратном словаре,
меж произволом снов и нормами грамматик
себя замуровал, как муху в янтаре?
Кто в обществе людей в кармане прятал кукиш,
завидуя в душе при помощи словес
успеху, высоте, изяществу и шику,
на умников сзывал репрессии небес?
Разминка глухоты, молчанья тренировка.
Но сослепу к листу приколота пером
не капелька крови, а божия коровка
за то, что до всего дошла своим горбом.
Речь. Свистела стрелой и звенела дамасскою сталью,
по земле растекалась чадящею жирной печалью,
заходилась от боли, спекаясь в обугленном тигле,
и металась по свету, как плач Ярославны в Путивле.
Над страной деревянной, над полем с поганою спесью,
над рекой обернись белым голубем с благостной вестью,
но, когда обагрят тебя сполохи битвы на Калке, -
волком бешеным режь лошадиные потные холки!
Речь. Твои палачи надрывали от хохота чрево:
- Пусть читают кириллицу только могильные черви. -
Истребляли дословно. Учили латинскому шрифту.
Мордовали за правду и сеяли лютую кривду.
Время двигалось вспять, и бесились цепные собаки,
ты проникла туда, где зимуют сибирские раки.
На байкальских ветрах зазвучала унылая песня,
и пошли по казацким станицам подметные письма.
Да с сумой по широкой Руси с перекатною голью,
пропитавшись до сути на промыслах каменной солью, -
от державных высот новогодней державинской оды
до Мазурских болот обреченной российской пехоты...
Повесть огненных лет проникает в родное столетье,
разметав над собой эскадрильи крестов в сорок третьем,
чтобы дух созиданья, коснувшись обломков бетона,
воплотился в пролетах мостов инженера Патона.
Речь. Моею надеждой сама себя видишь и слышишь,
от волненья, склоняясь над саженцем, словно не дышишь,
обращаешься в слух непрерывный, как первенца лепет,
представляешь легко, будто птичье название "лебедь" -
знак, упругий и крепкий, как сильное рукопожатье,
звук, доверчивый, нежный, как шепот и шорохи платья.
Так твои черенки превращаются в дудки пастушьи,
в стройных кронах органа сражаются насмерть с удушьем,
чтоб зеркальная ртуть не разъела витраж мирозданья,
чтобы путь отыскать к устраненью причины страданья.
Наивна и тверда рассудочная смелость
природы неживой в подобиях живых,
но даже горнякам претит окаменелость
первичного сырья открытых кладовых.
Не станет никому ни холодней, ни жарче
от ледниковых глыб, от идолов нагих,
когда на полпути остолбенеет в кварце
в беспамятстве глухом обыкновенный миг.
Мгновенья допотопного гримаса.
Подробности лица, покровы ног и рук
пытаюсь воссоздать заведомо напрасно
и горлом ощутить толчки подземных рек.
Пусть ношею вины усиленные трижды
страдания одних спасут других от мук,
в мешке из-под угля мертвы и неподвижны
гадюка, обезьяна и петух.
Седым известняком изъеденные гильзы,
да черепа голыш, не тронутый сохой,
белеет на меже который год без пользы,
и тень его ползет улиткою сухой.
Сменяет лишь закат полуденную сухость
на влажность двух глазниц, наполненных росой, -
сквозь угловатость скул и лобную безуглость
восходят из глубин и сок земли, и соль.
Сопротивление формы, как правило, только в настрое:
взять себя в руки и копию снять без промашки.
Где воплощение первое, там и второе,
значит, нужны для сравненья посмертные маски.
Эти кустарные штуки сродни ширпотребу,
декоративные идолы - в каждой витрине.
Есть мастера знаменитые - режут по древу,
есть прикладные умельцы - работают в глине.
Я вдохновлялся податливым воском и гипсом
так, что порой не хватало для этого суток, -
незавершенные замыслы жгли мой рассудок
позднеантичной эпохой и Древним Египтом.
Сам отвергал, как набивший оскомину навык,
спесь знатоков, суету бестолковых клиентов,
видя в привычных предметах предчувствие новых,
неуловимых слияний простых элементов.
Сглазить боялся, стыдился обмолвиться всуе
(гасли усилия воли в бессилии лени),
полупустыми ладонями воздух тасуя:
шероховатости, сгустки, пустоты и тени.
Внешне рассеянный (путал друзей и знакомых),
ни на секунду о завтрашнем дне не заботясь,
что воскрешал наложением рук невесомых
под непрерывным воздействием ложных гипотез?
Что проступало и что оставалось за кадром
в нашем реальном до зрительной рези пространстве?
Мимику жизни нельзя разглядеть под скафандром,
необходимом для долгих скитаний и странствий.
Тьма пролетает над миром со скоростью света,
а тишина измеряется уровнем звука -
нерукотворный процесс воссозданья портрета
даже в таком изложении выглядит сухо.
Трудно солгать, как фотографу: "Вылетит птичка!",
там, где душа улетучилась облаком влаги...
Спичкою чиркну листы - возгорается спичка,
словом черту подведу - загорятся бумаги.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]