|
ФАНЯ
Александру Иванушкину,
мыслестраннику
|
1
Нам только что было очень хорошо вместе, а теперь я держу ее руками и бегу сзади.
Вокруг сосновое редколесье.
Мы должны скрыться от пикирующего над деревьями летательного аппарата.
Этот аппарат фюзеляжем очень похож на пассажирский лайнер с двумя маленькими треугольными крыльями вдоль каждого бока под ровными рядами иллюминаторов.
Он непропорционален, агрессивен и похож на сардельку с самолетным хвостом.
Он летает быстро, часто-часто шевеля короткими крыльями, и, выискивая нас, ловко маневрирует между корабельными соснами, растущими вокруг.
Мы сначала прятались около стволов, прижавшись щеками к шершавой красноватой коре, а потом, когда деться уже было некуда - самолет-не-самолет заходил то справа, то слева, упорно кружа над верхушками деревьев - решили взлететь сами и начали разбег.
Поэтому-то я и бегу сзади, крепко обхватив ее ладонями.
Мы вот-вот взлетим.
Фаня толкается и отрывается от земли, а мои ноги все еще чувствуют твердь.
Это непорядок.
Летать мы должны только вместе.
Приложив усилие, я тоже оттолкнулся, но слишком большой вес и мала первичная скорость - совместный полет не получился.
Высоко в небе летательный аппарат делает фигуру "кобра".
Мы оба на земле.
Я держу Фаню за талию и опять быстро переставляю ноги по утоптанной почве.
Я понимаю, что надо изменить тактику взлета, и, уловив тот момент, когда ноги Фани чуть-чуть оторвались, я с силой толкаю ее вверх, а затем подпрыгиваю сам.
Ура! Мы в воздухе!
Мы набираем высоту.
Включается звук.
Сзади раздается протяжное завывание сирен - нас догоняет обрубкокрылый летательный аппарат.
Растрепанными букетами раскрываются рядом с нами шрапнельные разрывы.
Самолет-не-самолет все время промахивается из-за того, что большой и неповоротливый, а мы относительно него малы и легко уходим от снарядов.
Мы с Фаней действуем, как одно целое, наши тела синхронно поворачиваются, наши ноги слаженно двигаются, меняя направление движения, наши головы одновременно наклоняются, следя за перемещением преследователя.
Мы делаем "мертвую петлю", пристраиваемся к хвосту псевдолайнера, ныряем вниз, обгоняем преследователя и немного тормозим.
Разочарованно просвистев над нашими головами, хвостатая летающая сарделька улетает куда-то далеко вперед.
2
Мы летим над высокими каменными домами.
Город, построенный в мрачном "юджин штиле", занимает все обозримое пространство внизу.
Мы летим не очень быстро. Опасность миновала, и вокруг все спокойно.
Вдруг вспышка, дым, запах горелой резины, и я стою на земле.
Фани рядом нет.
Руки мои держат поперек туловища черного кота с белыми лапами.
Рядом со мной люк, напоминающий торец большой консервной банки.
Я должен найти Фаню.
Прижав к груди кота, который от страха дрожит, я ногтями цепляю жесть и с трудом открываю крышку.
Там, внутри, сплетения ржавых труб, и плещется черная жидкость с оранжевыми разводами. Радужные пузыри медленно лопаются на поверхности.
Следов моей подруги нет.
Опускаемая обратно крышка противно скрежещет.
Я замечаю, что около ближайшего дома деревянная пристройка.
Я иду к ней.
Кот прижимается плотнее.
На земле, рядом со входной дверью, валяется большая струганная рогатка с перепутавшейся резинкой.
Именно из этой рогатки нас и подбили.
Но кто?
Переступив через рогатку, я раскрываю дверцы пристройки. В помещении стоят две железные бочки. В углу желтеют деревянные створки шкафа. Сбоку большой верстак со струбциной. На стене развешены плотницкие инструменты.
Бликует острым жалом огромное долото.
Запах свежеобработанной сосновой древесины.
Войдя в помещение и открыв шкаф, я вижу пакеты с химикалиями, наваленные друг на друга. Кот протяжно мяукает, когда я начинаю перебирать пластиковые пыльные пакеты.
Но Фани и здесь нет.
3
Теперь я иду с котом на руках по тротуару между проезжей частью и сквериком, где гуляют мамы с детьми.
Кот дремлет.
На мостовой, уходящей стрелой вдаль, пустынно.
Кот вздрагивает всем телом и начинает шипеть.
Внезапно появляется огромная машина, в которой угадываются контуры странного летательного аппарата, преследовавшего нас в полете.
Кот спрыгивает на асфальт и длинными стелющимися прыжками пересекает проезжую часть прямо перед передними колесами гигантского автомобиля.
Машина начинает тормозить, но я знаю, что это не потому, что кому-то внутри стало жалко кота, а по той же причине, по которой преследовавший нас неповоротливый самолет-не-самолет делал фигуры высшего пилотажа...
Бешено вращающиеся покрышки дымят, машину разворачивает поперек дороги, она валится на бок и летит на меня, стоящего около скверика.
Мамы с детьми разбегаются, остается одна девочка в розовом платье.
Она, не мигая, смотрит на летящий автомобиль.
Я кидаюсь вперед, подхватываю девочку и быстро бегу на безопасную противоположную сторону дороги.
По тому месту, где только что был ребенок, прокатывается груда чадящего, дымящегося металла.
Девочка смотрит на меня, ее платье темнеет на глазах, она спрашивает: "Фаня где?" и превращается в черного кота с белыми лапами.
4
В городе, построенном в "юджин штиле", я остаюсь надолго.
Сначала я обхожу все гулкие подъезды во дворах, укрытых темно-серыми фасадами мрачных домов. Потом бессчетное количество раз поднимаюсь по лестницам с чугунными перилами. Долго изучаю закоулки вековечных пыльных чердаков.
Но все тщетно.
Даже следов Фани нигде не обнаруживается.
В конце концов, я обосновываюсь в этом городе.
Теперь я плотник и работаю вместе с Молоховцом.
У него рыхлое, большое, продолговатое тело, отграниченное от окружающего мира рамкой непропорционально маленьких рук, ног и головы. Эти его краевые части постоянно в движении. Топчась на месте и тряся головой, Молоховец все время что-нибудь строгает.
Вместе с напарником мы строим дом. Уже почти готовы стены, осталось украсить их резными скульптурами.
Кот живет вместе с нами в мастерской. Он сильно похудел. На боках шерсть свалялась, а на бывших белыми лапах пожелтела. И желтые глаза стали в полмордочки. Иногда в них проскакивают розоватые огоньки, и тогда кот садится рядом с плотницким инструментом и воет, пристально вглядываясь в большое долото.
Наконец-то нам завозят нужный материал.
Среди груды сосновых бревен, одно оказывается необычным. Светло-зеленая древесина с вишневой сеточкой сосудов. Очень плотная. Совсем незнакомая порода. Бревно большое, без коры, в два моих обхвата толщиной, и длиной почти два метра.
Я с трудом тащу бревно на свой верстак.
Молоховец, строгая, молча наблюдает. В этом деле он мне не помощник. Вечно из его рук веером вылетают эти стружки!
Скрипит винт струбцины, когда губки зажимают огромный деревянный цилиндр.
Спавший в углу кот просыпается и запрыгивает на новое бревно. Чихнув, он приподнимает и вытягивает в струнку левую заднюю лапу. Почти без перерыва делает такую же "ласточку" правой лапой.
Я беру молоток и большое долото, обматываю ручки мягкой тканью, и начинаю работать.
5
Тряпки на ручках инструментов совсем истерлись. Работа была долгой и изнуряющей. Мои ноги до голеней погружены в ломкие щепки.
Боль. Я терплю.
С натертых рук стекают струйки крови. По металлическому жалу долота они попадают на дерево.
Розовым язычком кот втирает кровь в отделанную поверхность. Темнея, вишневые разводы сосудов медленно погружаются в изумрудную глубь обработанного дерева. Снаружи оно становится равномерно зеленым.
И это теплый нефритовый цвет.
На верстаке лежит Фаня.
Кот вздыхает, сворачивается клубком и засыпает на скульптуре нефритовой голубки, голова которой пока зажата струбциной.
6
Я дергаю за ручку.
Двери мастерской заперты.
Мои забинтованные руки беззвучно барабанят по доскам.
Вязкая кисельная тишина обволакивает все вокруг.
Я подхожу к круглому окошку и заглядываю внутрь.
Спиной ко мне стоит Молоховец.
И его фигура, и окошко, через которое я смотрю в мастерскую, напоминают нечто, сейчас мучительно не вспоминаемое.
Молоховец открывает консервным ножом одну из железных бочек.
На покатом боку другой распят веревками мой кот с кляпом во рту.
Изо всех сил я пытаюсь крикнуть: "отдай хоть кота!", но звуков нет, несмотря на чудовищное напряжение голосовых связок.
Молоховец вываливает на пол короткие обрубки ржавых труб и несколько больших деревянных рогаток.
Мне видно, что на дне бочке осталась темная, бурлящая радужными пузырями, жидкость.
Молоховец берет малярную кисть на длинной ручке, макает в жидкость, идет к верстаку и начинает что-то делать с моей Фаней.
Закончив, он оборачивается, смотрит на меня, улыбается и делает рукой "кобру".
Только в этот момент я понимаю, что вид Молоховца - та же непропорциональность, плохо скрытая агрессивность, маленькие двигающиеся конечности, как короткие треугольные крылья - ведь все это так похоже на тот самый самолет-не-самолет!
А окошко, через которое я смотрю - это всего лишь один из бесконечного числа иллюминаторов... Оно все-таки нас достало.
7
Двери мастерской уже не заперты.
Я вхожу внутрь.
Молоховца нет.
Верстак пуст.
В глазах привязанного кота тоска и страх. Я освобождаю его. Из шкафа раздается шорох. Кот шипит. Распахнув дверцы, я начинаю вытаскивать пакеты с химикалиями и швырять их на пол.
Сыплются разноцветные едкие порошки.
Муть в глазах.
Я вытираю слезы себе и коту.
В шкафу стоит живая Фаня.
Она вытягивает шею. Ее изящный клювик рядом с моим лицом.
Я точно знаю, что если обнять ее, то будет новый полет.
Полет, в котором Фаня никогда до конца не раскрывает крылья.
Но я успею увидеть цветущий берег Меотиды и Фергюссона на пляже.
И Фатаэля, и Фатализа...
Все это будет, если я обниму нефритовую голубку.
Но что-то непоправимо изменилось в моей Фане.
И я не могу заставить себя сделать движение вперед.
Вместо нефритовых с прожилками, на Фане атласные черные перья.
8
Ловушка мрачного города осталась далеко позади.
Дорога идет между гигантскими отвалами земли. На их плоских верхушках торчат корни вывороченных пней.
Куски жирной коричневой почвы иногда срываются сверху и скатываются на каменистую тропу, где рассыпаются мелкими комочками и тут же высыхают. Когда мои ноги случайно наступают на комочки, то происходит маленький пылевой взрыв.
В такт ходьбе за спиной у меня раскачивается рюкзак с дремлющим на инструменте котом. Изредка долото звонко стукается о молоток, и тогда кот недовольно пыхтит.
Где-то далеко впереди должен быть еще не тронутый никем лес.
Там с помощью кота я обязательно найду дерево с нефритовой древесиной и вишневой сеточкой разводов.
После того, как срубленное дерево подсохнет, я снова обмотаю ручки инструментов ветошью, и...
Я иду, чтобы опять творить свою Фаню.
Ноябрь 1996, март 1997
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
|
Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
X | Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|