Германиевые прикрыв глаза
В прозрачный Днепр упала стрекоза
Близ лодки органической моей,
В которой я сидел под именем Корней.
Смотрели вдаль усталые зрачки
Сквозь тонкие немецкие очки.
Держались руки за замшелые борта,
То был старик с дырою вместо рта.
Гранит сиреневый над взморьем
Симптоматически летал.
А над широким плоскогорьем
Колдун корпускулы метал!
Герой стоял с больной трахеей,
Глаза кислотами залив.
И шарф мерцал на бледной шее.
И боги падали в залив.
Громада лета перед нами
С непостижимой бирюзой,
С меланхоличными орлами,
С монеткой солнца золотой.
Синоптик бледный молча кажет
В микроскопическую высь.
Туда, за облачные кряжи
МИ-2 чудесные взвились.
Картошку разомну с печалию пустою.
Ведь в ней земные стонут вещества.
Как сложен завтрак утренней порою!
В тебе, моя тяжелая Москва.
Кладу инжир в мечтательные губы
И мажу хлеб чудовища слезой.
В стенах гудят воды горячей трубы
И чай стоит как скалы надо мной.
Нарядный тонкий балетмейстер,
Как восхитительный хормейстер
Вдруг закачался вдалеке
На изумленном васильке.
Иные бури в мутном свете
Ему видны со всех сторон.
Сегодня в ультрафиолете
Стонал немеющий протон.
Как летний пруд стояло небо
Над фиолетовой Москвой.
Унылый цвет немого хлеба
В окне у булочной простой.
Плутон висел под небом теплым,
неспешный мой склоняя ход
поближе к стенам зданий блеклым.
Из магматических пород.