СИКУЛКА
(фантастическая сказка)
Страшно закричала выпь и бросилась в зелень болотного мирка. Атка вздрогнула и, перекинувшись лешим, перебежала от полуразрушенного тына, слепо помаргивающего в сумерках, к колодцу с ядовитым пойлом.
- Сикулка, Сикулка, выдь, покажись. Я тебе подсолнечник принесла.
- Пошто тревожишь? Али завет не про тебя писан? Перекидкам здесь делать неча. Згинь!
- Не згину, не згину, - загундосила Атка. - Тошно мне, немощно. Перестану перекидываться, как все, сама и будешь виновата.
Сикулка тяжко вздохнула и выплеснулась фиолетовой каплей из колодца. Капля увеличилась до роста взрослого гнома, подумала и уменьшилась до крошта. Сидела молча на щербатом ведре, покрытом редкими мшистосиними пятнами. Смотрела на жёлтый цветок в руках лешеобразной Атки, почёсывающей волосатой ногой об угол переплетённых древних деревях, покачивалась, думая, что всё это плохо закончится.
Не к добру. Неееее... не к добру все эти приходы и разговоры. Кликнут потом про них воровское и проаэрозолят. И сгинут они в бетонке.
Сикулка уродилась потомственной хранилкой. А хранилки рождались страшными уродами, но первинный их этот вид никто не имел права знать. Потому, как в завете сказано знаками пропадающеявляющимися, что ежели кто хранилку увидит ТУ, то конец всем, живущим в деревне Послечеловечьей.
Атка прекратила чесание, вновь приобрела свой истинный вид и колышащейся серостью придвинулась к капле.
- Возьми цвет - ходила за ним аж за Край. Страшно там, неперекидноломотно. Человечно.
- Эх, Атка, доходишься. Вчера два крошта припрыгивали да присматривали, явно что-то учуяли. Не могу я с тобою быть, мне заветы беречь надо, а не нарушать. Ты же всё непонятней и непонятней мысли подкидываешь... Все перекидки, как перекидки, у одной тебя мыслечоки.
- Ну и что? Как же думать иначе? Вот думала о цвете - и взяла. Ноне, мыслечок, что ежели цвет возьмёшь, то так и надо. И знаешь? От этого сладостно и ажно серость моя убывает, а под ней крЫла. Щекотятся...
Хранилка попыталась заглянуть в серость, но крЫлов не увидела. Только и вышло из этой затеи, сплошное неудобоварение и плюхание, с охнувшего ведра, в мутную глубь колодца.
Перекидка перегнулась через вытягивающийся к небу сруб, ничего не увидела и пошла восьмёрочно перемещать свою серость в лесную дремотную тишь.
К избам деревенским, давно заброшенным человеками, идти не хотелось.
Вклинившись в знакомый лаз, который мгновенно дружески видоизменился, лишь бы ей удобней перебираться, Атка заторопилась по подмигивающей, протоптанной тропинке, с яркой травой по краям.
Внезапно, она увидела длинный изумрудный хвост лакшарки, который тянулся впереди и выглядел совершенно невызывающе.
Лакшарки в обычной литной жизни так себя не вели - им положено светиться и блистать, надувать пузыри величия и обращать внимание только на себе подобных, остальная же публика Послечеловечья им только для услуги и созерцания лакшарности надобна. Как бы мимо неё просочиться?
Атка уже приготовилась перекинуться в кого-нибудь из жителей деревеньки, но что-то внутри йокнуло впаянкой и она догнав пузыринадуваемую, проникновенно зашепетала: "Поклон невесомый. Чаво? Чаво-чавушки? Что ж бедовальная такая? Али помощь надобна?"
Литная изумрудка взвизгнула, подалась в деревА, но углядев красивым глазом (а он у них всегда один, посеред лба), что возле неё всего-навсего перекидка, приосанилась и, изогнув шею в нескольких монистовых обручах, зашипела: "Неча тут басурманить, шляетесь без роздыху". Замолкла и вдруг всунулась длинноватостью шеи монистовой в серость Атки да как заплачет. И как быть?
Тем временем, Сикулка выбралась из колодца и тихохонько, напыжившись, рассматривала лепесточки подсолнечника, оставленного перекидкой. Цвет, не долго думая, врос в землю возле пригорочка с камешком солёным, улыбающимся. Повёртывал не желтизной даже, а оранжевостью спелою и нежил камешек, неведома когда и кем, видно человеками ещё, привезенный из морей дальних.
- З-за тридевять земель, з-за тридевять морей, - запелось внезапно и Сикулка почувствовала непривычное чарование внутри - пошли переборы впаянки. Засуетилась, каплей бросилась было в колодец, который злобно бурча, насупил брови и потянул к ней деревяхи, но отступила и капнулась в подсолнечник.
Дальше произошло то, о чём долго потом говорили полушёпотом, постепенно крепчая голосом, и доводя тон до вскрикивания.
Сикулка взмыла над цветом, деревяхи не поспели, и вспыхнуло небо багровожОлто. Жизнь всехняя замерла и угляделася. Возле сруба стояла девица-краса и растерянно перебирала фиолетовые волосы до пояса.
Откуда ни возьмись, припрыгали крошты и присели на тушканчикообразные лапки-цапки, раззинув рот - проглядели! Жались друг к дружке... Кто-то кликнул воровское, и они начали медленно подступаться к Сикулке-девице. Уродлива-то как... Не капля, эх-ма.
© Ирина Жураковская, 2019-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2019-2024.
Орфография и пунктуация авторские.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
