СИКУЛКА
(фантастическая сказка)
Страшно закричала выпь и бросилась в зелень болотного мирка. Атка вздрогнула и, перекинувшись лешим, перебежала от полуразрушенного тына, слепо помаргивающего в сумерках, к колодцу с ядовитым пойлом.
- Сикулка, Сикулка, выдь, покажись. Я тебе подсолнечник принесла.
- Пошто тревожишь? Али завет не про тебя писан? Перекидкам здесь делать неча. Згинь!
- Не згину, не згину, - загундосила Атка. - Тошно мне, немощно. Перестану перекидываться, как все, сама и будешь виновата.
Сикулка тяжко вздохнула и выплеснулась фиолетовой каплей из колодца. Капля увеличилась до роста взрослого гнома, подумала и уменьшилась до крошта. Сидела молча на щербатом ведре, покрытом редкими мшистосиними пятнами. Смотрела на жёлтый цветок в руках лешеобразной Атки, почёсывающей волосатой ногой об угол переплетённых древних деревях, покачивалась, думая, что всё это плохо закончится.
Не к добру. Неееее... не к добру все эти приходы и разговоры. Кликнут потом про них воровское и проаэрозолят. И сгинут они в бетонке.
Сикулка уродилась потомственной хранилкой. А хранилки рождались страшными уродами, но первинный их этот вид никто не имел права знать. Потому, как в завете сказано знаками пропадающеявляющимися, что ежели кто хранилку увидит ТУ, то конец всем, живущим в деревне Послечеловечьей.
Атка прекратила чесание, вновь приобрела свой истинный вид и колышащейся серостью придвинулась к капле.
- Возьми цвет - ходила за ним аж за Край. Страшно там, неперекидноломотно. Человечно.
- Эх, Атка, доходишься. Вчера два крошта припрыгивали да присматривали, явно что-то учуяли. Не могу я с тобою быть, мне заветы беречь надо, а не нарушать. Ты же всё непонятней и непонятней мысли подкидываешь... Все перекидки, как перекидки, у одной тебя мыслечоки.
- Ну и что? Как же думать иначе? Вот думала о цвете - и взяла. Ноне, мыслечок, что ежели цвет возьмёшь, то так и надо. И знаешь? От этого сладостно и ажно серость моя убывает, а под ней крЫла. Щекотятся...
Хранилка попыталась заглянуть в серость, но крЫлов не увидела. Только и вышло из этой затеи, сплошное неудобоварение и плюхание, с охнувшего ведра, в мутную глубь колодца.
Перекидка перегнулась через вытягивающийся к небу сруб, ничего не увидела и пошла восьмёрочно перемещать свою серость в лесную дремотную тишь.
К избам деревенским, давно заброшенным человеками, идти не хотелось.
Вклинившись в знакомый лаз, который мгновенно дружески видоизменился, лишь бы ей удобней перебираться, Атка заторопилась по подмигивающей, протоптанной тропинке, с яркой травой по краям.
Внезапно, она увидела длинный изумрудный хвост лакшарки, который тянулся впереди и выглядел совершенно невызывающе.
Лакшарки в обычной литной жизни так себя не вели - им положено светиться и блистать, надувать пузыри величия и обращать внимание только на себе подобных, остальная же публика Послечеловечья им только для услуги и созерцания лакшарности надобна. Как бы мимо неё просочиться?
Атка уже приготовилась перекинуться в кого-нибудь из жителей деревеньки, но что-то внутри йокнуло впаянкой и она догнав пузыринадуваемую, проникновенно зашепетала: "Поклон невесомый. Чаво? Чаво-чавушки? Что ж бедовальная такая? Али помощь надобна?"
Литная изумрудка взвизгнула, подалась в деревА, но углядев красивым глазом (а он у них всегда один, посеред лба), что возле неё всего-навсего перекидка, приосанилась и, изогнув шею в нескольких монистовых обручах, зашипела: "Неча тут басурманить, шляетесь без роздыху". Замолкла и вдруг всунулась длинноватостью шеи монистовой в серость Атки да как заплачет. И как быть?
Тем временем, Сикулка выбралась из колодца и тихохонько, напыжившись, рассматривала лепесточки подсолнечника, оставленного перекидкой. Цвет, не долго думая, врос в землю возле пригорочка с камешком солёным, улыбающимся. Повёртывал не желтизной даже, а оранжевостью спелою и нежил камешек, неведома когда и кем, видно человеками ещё, привезенный из морей дальних.
- З-за тридевять земель, з-за тридевять морей, - запелось внезапно и Сикулка почувствовала непривычное чарование внутри - пошли переборы впаянки. Засуетилась, каплей бросилась было в колодец, который злобно бурча, насупил брови и потянул к ней деревяхи, но отступила и капнулась в подсолнечник.
Дальше произошло то, о чём долго потом говорили полушёпотом, постепенно крепчая голосом, и доводя тон до вскрикивания.
Сикулка взмыла над цветом, деревяхи не поспели, и вспыхнуло небо багровожОлто. Жизнь всехняя замерла и угляделася. Возле сруба стояла девица-краса и растерянно перебирала фиолетовые волосы до пояса.
Откуда ни возьмись, припрыгали крошты и присели на тушканчикообразные лапки-цапки, раззинув рот - проглядели! Жались друг к дружке... Кто-то кликнул воровское, и они начали медленно подступаться к Сикулке-девице. Уродлива-то как... Не капля, эх-ма.
© Ирина Жураковская, 2019-2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2019-2025.
Орфография и пунктуация авторские.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Андрей Бычков. Человек знака [Как обычно некто не знал, что ему делать, забывал, что сделать хотел, вроде бы решал и снова застывал в своей нерешительности. Вдруг обнаруживал себя...] Владимир Буев. Обнять не обнятое [Репортаж с первого из вечеров, посвящённых 11-летию арт-проекта "Бегемот Внутри".] Изяслав Винтерман. "В неразбавленной воде, в глубине песка" [Все линии вдруг стянутся к одной, / соединятся в непредвзятой точке. / И жизнь, и смерть стоят на проходной – / я предъявляю пропуск на листочке...] Дмитрий Мальянц. На распахнутых ладонях [Февральским снегом падают века, / На антресоли в банках бродят вишни, / Останутся ржаветь в черновиках / Простые незатейливые вирши...] Лана Яснова. Из прошлого в настоящее [Владельцам небогатого улова, / нам так привычна рыбья немота / и вера, что сумеет правда слова / сравниться с правдой чистого листа...] Михаил Поторак. Шары, светящиеся в темноте [Наверное, это моменты, когда я бываю необъяснимо счастлив, разлетаются вот такими шарами, и в них заводятся отдельные какие-то маленькие миры...] Татьяна Горохова. "Я не жду, когда красота спасет мир, я активно ее сохраняю" [Обнаженка притягивает. Однако современные люди со своим культом одежды, с вечной погоней за модой закрывают свою суть – свои тела...] Дмитрий Аникин. Царь Эдип [Беда большая. Мор великий в Фивах. / Ходил слепец пророк узнать, за что / такое нам. И в храме объяснили: / есть, дескать, нераскрытое убийство...] Илья Будницкий. После оттепели [Всё это – свет, но ты живёшь в тени, / Проходит жизнь в неслышном промежутке, / Со всех сторон огни, огни, огни – / И многие пугающи и жутки...] Александр Заев. Акварели [Жизнь безоблачна и блаженна, / когда дождь омывает крышу, / тихо в окна стучит и в стены, / и я только вот это слышу...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
