Есть такое дурное выражение: "исторически сложилось, что...", и дальше следует описание какой-нибудь гадости (или не гадости, а совсем наоборот). История как возможность оправдаться. История как палочка-выручалочка из забытой детской игры. Бессмысленное упоминание обстоятельств времени и места. И тем не менее: исторически сложилось, что литературная жизнь в России сосредоточена в "толстых" журналах - нравится нам это или нет. Появились относительно недавно всевозможные альманахи, молодые издательства, наглые газеты, но по-прежнему только публикация в "Новом мире" или "Знамени" - кратчайший путь к известности и успеху. Есть пять или шесть московских изданий, читаемых и почитаемых литобщественностью, но есть и другие, так же заслуживающие внимания.
Один из наиболее известных провинциальных журналов - "Волга". Несколько лет назад "Волгу" читали все - читали Набокова, Сашу Соколова, Солженицына. Чтобы определить, понять нынешнее состояние "Волги" попробуем ответить на вопрос: "А что такое провинция?" Вопрос из разряда детских. Каждый знает: провинция состоит из немосковского говора, двух-трех институтов (включая обязательные сельскохозяйственный и педагогический), краеведческого музея, огромного дворца культуру, похожего на каменный сарай, и длинных пустых вечеров. Во всяком случае, таков столичный взгляд на провинцию интеллигентскую. Взгляд несправедливый, неправильный, но "Волга" ему соответствует. Журнал принципиально несуетен, нетороплив - не откликается на политическую конъюнктуру, не вмешивается в "идейную" борьбу, не обклеивает себя ярлыками: либеральными, православными, национальными, социальными. "Волга" - журнал в первую очередт литературный, затем - провинциальный и ни в коем случае не "общественно-политический". Именно как явление литературное его и рассмотрим, взяв последние дошедшие до Москвы номера: 6-й - 12-й за 1993 год и 1-й за 1994.
Пустые скучные провинциальные вечера приятно заполнять чтением, и в "Волге" печатают романы, иные отменно длинные (в столицах такое почти не носят). С романов и начнем. Валерий Володин. "Паша Залепухин - друг ангелов"" (поэма стихий), N N 10-12, 1993. История московских похождений недотепы и любителя аквариумных рыбок Паши Залепухина постепенно превращается в описание ментальных путешествий, в историю скитаний души после смерти (убивают Пашу в Москве не то два, не то три раза). Идет изощренная литературная игра, автор вмешивается в повествование, отвлекается, забалтывается, рассказывает какие-то байки (вставные новеллы заметно интереснее основного текста, рыхлого и вялого). Написано всё это на языке не русском, а авторском, манера то и дело соскальзывает в манерность, а вслед за изящными словесными построениями может следовать оборот весьма неуклюжий. Володин попытался создать экспериментальный роман, но задача оказалась ему не по силам. Планка была установлена очень высоко.
Сергей Солоух. "Шизгара или незабвенное сибирское приключение", N N 6-9, 1993. Появись этот роман лет десять назад, он вполне мог приобрести армию поклонников и даже стать на какое-то время культовым. Солоух сделал моментальный снимок, запечатлел целое поколение, поколение 70-х, влюбленное в рок-н-ролл и свободу. Первая же фраза романа ("Декан электромеханического факультета Южно-сибирского горного института Сергей Михайлович Грачик слыл полным идиотом".) задает ритм, легко и весело описана поездка героев в Москву на мифический концерт легендарной английской рок-группы, и хотя ближе к концу повествование начинает пробуксовывать, отдельные персонажи и эпизоды кажутся лишними, роман читается на одном дыхании. Но - свобода - призрак, наркотический дурман, а реальность - это милицейские дубинки, похабные игры властей и серая правда здравого смысла. Непослушных, сбежавших из дому детей наказали, и всё же в жизни у них был рок-н-ролл, "Strawberry fields forever".
Алексей Слаповский ("Первое второе пришествие", N N 8, 9, 1993; "Здравствуй, здравствуй, Новый год...", N 1, 1994) не просто один из авторов журнала. Он - лидер, премьер, и вряд ли имеет смысл хвалить его походя, в двух-трех словах. Умение сочетать увлекательный сюжет с глубиной содержания делает Слаповского одним из наиболее интересных современных прозаиков, и единственная опасность его подстерегающая - стать рабом собственного успеха, но пока ничто не предвещает подобного финала.
Андрей Бычков, "Графоман", N 1, 1994. Преступление, убийство как продолжение творчества. Столкновение ходячей пошлости с больным художником. Некоторая наивность романа - уж слишком хрестоматийно мерзок зарезанный героем профессор - вполне искупается стилистической отточенностью.
Итак, каждая книжка "Волги" - это прежде всего роман, и, как картину рама, его окружают рассказы и стихи. Это фон, но фон выразительный. Невозможно публиковать только шедевры. Уровень определяют не вершины, а предгорья, не количество гениальных произведений, а количество дряни. В "Волге" дряни нет. На мой вкус лишь нарочито вычурный рассказ Марины Палей "Приворотное зелье", N 12, 1993 - заметно слабее прочих. Вершины олицетворяют два рассказчика, два Юрия - Гальперин и Буйда. Буйда продолжает создавать собственный фантастический мир, любовно его обустраивая и описывая. Особенно хорош рассказ "Аталия" (N 11, 1993), исторический апокриф, метафора судьбы России. Рассказы Гальперина ("Лопарский поселок", "Сукин сын", N 6, 1993) подчеркнуто реалистичны, это почти "чернуха", но именно почти. Граница не пересечена. И Гальперин умеет извлекать из слов музыку, его фразы светятся, играют, звучат. К этим текстам по уровню приближаются поэтические фантазии Станислава Гридасова ("Белое-венчальное", "Бывают ночи", N 9, 1993).
Писать о стихах сложнее, чем о прозе. Стихи воспринимаются сразу на нескольких уровнях: и как целое, и как сочетание отдельных удачных или неудачных строк, и всегда есть опасность промахнуться, пройти мимо, совершить ошибку. Поэтому я позволю себе ограничиться несколькими цитатами:
Пойми, что бездонное небо твое,
по сути, совсем не бездонно.
Оно - голубая скорлупка. За ним -
космический холод и ужас.
А мы здесь овечек под зиму казним,
а небо смеркается в лужах...
Неужто возможна, неужто спасет
наивная детская вера -
что души овечек на тучах пасет
пастух золотистый и серый?..
(Марина Бирюкова, N 8, 1993)
освободили комнату, куда-то
все вещи вынесли, оставили одно
располосованное на квадраты
косящее солярное пятно
(Виктор Кривулин, N 1, 1994)
как ангел летит бездорожье собой осенив
над черною степью забытый и страшный мотив
его останавливать кровью не можно а должно
собой пропитавшись земля не родит никого
(Александр Касимов, N 1, 1994)
А еще в "Волге" напечатаны стихи Александра Скидана (N 7, 1993), всей своей воздушной плотью подключенные к высокой традиции, и Скидан, может быть, лучше всех:
писчебумажный протокольный стикс
еще о принтер зубы точит
пока я дочитаю стих
он предложенье обесточит
а помнишь - ласка... ласточка... лазурь
глаза расширенные литер
клинические. Господи скажу ль
о пальцы чуткие начните
Повторю еще раз: писать о стихах трудно. И пишут о них мало - но не в "Волге". В "Волге" и пишут-то критики в основном о стихах, не просто критики, а сами поэты: Виктор Кривулин, Сергей Стратановский, Олег Рогов, Алексей Пурин. Особенно интересны короткие рецензии - жанр в журналах вымирающий. Интересны тем, что создают панораму современной литературы. Казалось бы, какая малость, но где еще можно прочесть о малотиражных поэтических книжках, о новых альманахах? Практически нигде. Другая особенность критики в "Волге" - ее серьезность; серьезность, чурающаяся конъюнктуры, окололитературных склок и политической ангажированности. Можно соглашаться или нет с антипостмодернистскими инвективами Алексея Пурина; можно спорить с парадоксальным утверждением Вадима Линецкого: "Соцреализм есть национальный вариант постмодернизма" - но ясно одно - это написано не ради собственного "я", а во имя поиска вечно ускользающей истины литературы.
Публицистики, в привычном понимании, в "Волге" нет. Есть исторический очерк Вячеслава Козлякова "Откуда есть пошла провинция", N 1, 1993, интереснейший "Волжский архив" (N N 6-12, 1993, N 1, 1994) - журнальный аналог краеведческого музея, воспоминания, дневники, письма. Воссоздается история провинции, не менее значительная, чем история Москвы или Петербурга, и неразрывно с ней связанная.
До недавнего времени я думал, что "толстые" журналы как жанр умерли. Пример "Волги" это опровергает. Оказалось, что достаточно отказаться от стереотипов, повернуться лицом к современности, ориентироваться не на громкие имена, а на литературный уровень, и каменная застывшая глыба превратится в свободно растущее дерево. И если в Саратове этому дереву живется лучше, чем в Москве, то да здравствует Саратов!
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
