ОНО

Познакомились мы с ней (или с ним?) при довольно смешных и трагических обстоятельствах. Десятинная улица. Крупная женщина оседает в лужу, заваливается на бок. Мне двадцать с лишним. Я еще верю в благородство и джентльменство. И подаю руку помощи.

На этом нас накрывают два мента. Нас притаскивают в "участок". Менты, особенно тот, маленького роста, с ушами чебурашки, верещит: "Ага, пидарюги, попались!" Печень моя гудит от ударов. А тем более голова: в женщине, которую я пытался поднять из лужи, я вижу здоровенного, как английский шкаф, трансвестита.

Нона нашла во мне защитника и финансиста, а в моей жене - надежный слив женской информации. Нона с мундштуком зависает с утра в дырявом гадючнике: "Дарагой, ты куда? - кричит вслед потенциальному партнеру - я еще не кушала". Клиенты - иностранцы и пьяные чиновники, парочка ментов с выражением алкогольного дебилизма на лице. Нона не любит гомиков. Особенно - Борю Моисеева. Она собирает деньги на операцию. Но когда накапливается соответствующая сумма, Паша, ее официальный любовник, бьет Нону смертным боем и забирает деньги.

Нонка демонстративно поворачивается левым боком, чтобы показать мне фингал, вызвать этим волну жалости и выцыганить пару чашек двойного кофе. А так все в порядке: черная кожаная куртка, юбка-шотландка, розовые колготки, кокетливая, если не сказать жеманная, красная шляпка и похотливый блестящий глаз. И фраза: "Ну да, собрались... тру-ля-ля, я - мамин брат!"

Я беру Ноне стакан густого чекового каберне, и двойной кофе. Нона летает под столом от счастья. Но недолго. Потому что появляется он - ее разбитое сердце, ее ненависть и любовь, ее вечность на том конце дешевого бара. Страсть гудит "о-го-го!", как в Африке. Паша передвигается медленно, он худой, сутулый и высокий. У него желтые глаза кокаиниста, а на лице полностью отражен диагноз: начальный цирроз печени. Паша ревнивец, но он еще хитрый. Поэтому сначала смеривает меня взглядом, а уж тогда дает затрещину Ноне. Нона истерично всхлипывает и приземляется на задницу - довольно демонстративно и неудачно для такого трюка. Паша шипит, он стоит над ней - сама оскорбленная скорбь - засунув руки в карманы. Это добровольная бойня, утвержденная в их правилах: Паша приходит, Паша - мужик, и дает в глаз Нонке, если, конечно, нет свидетелей. Нона падает. Всей тушей девяностосемикилограммового Коли из Василькова.

Вот так мы сидим чистой осенью на киевских холмах. Голод не пускает в прекрасный мир витрин, природы и еще чего-то. Нона плачет о Паше, о деньгах, моя жена прикладывает бодягу ей к очередному синяку, вытирает ей сопли, а я громко матюкаюсь. Потом появляется бутылка красного вина, и мы продолжаем сидеть, чужие друг другу. Тогда и возникла фраза, которую не помню, кто сказал: "Знаешь, что меня заставляет жить? Бездомные собаки. Я гляжу и думаю: вот кому хуже". Нона мечтает, а я не слушаю. Сейчас это просто свихнутый на голову мужик с квадратным лицом и безвольным подбородком, где сквозь тональный крем проступает синяя щетина. Это уже позже такие, как Нона, станут элитой.

Через десять лет мы встретились снова. Нона была в костюме от Валентино и выглядела респектабельным мужчиной с седыми висками. Мы выпили, я, понятно, не обмолвился и словом о его прошлом. Мир действительно сошел с колеи и не мне его выравнивать. Повсюду гуляет и царит ОНО. А за выпивку снова расплачиваюсь я.

© Александр Ульяненко, 2008-2019.
© Евгения Чуприна, перевод, 2008-2019.
© Сетевая Словесность, 2008-2019.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Владимир Спектор: "Жизнь была еще вся впереди"... [Все хотели домой. В мирную жизнь. Которая была ещё вся впереди...] Ирина Жураковская: Михайловна [Через какое-то малое время Федька просочился через всю эту закрытость больничную и спрятался в тёмном углу под кроватью. Он впервые вышел из дома. Михайловны...] Николай Милешкин: Конечная, как и всё [станция "Юго-Западная", / конечная / / как и всё] Татьяна Костандогло: Венок сонетов [И макромир томится в микромире, / А будущих планет бессмертный хор / Лишь с теми заключает договор, / Кто Музу прописал в своей квартире...] Виктор Афоничев: Хождение через три границы или воспоминания о Советском Союзе [В те годы если и происходили случаи надувательства, то это исходило от отдельных элементов, относившихся к категории несоветских. О, славные времена...] Литературно-критический проект "Полёт разборов", 30 июня 2019 [Стихи Николая Милешкина рецензируют Евгения Риц, Татьяна Грауз, Мария Маркова, Валерий Отяковский.] Ольга Вирязова: Золотая муха памяти и отвращения [Море к тебе спешит, / выпрашивает подачки: / фантики, косточки, стаканчики, / отворачиваешься - берёт само...] Владимир Спектор: Эпоха непонимания [Завтрашний воздух - в отсеках стальных облаков, / Завтрашний мир - как дыханье воздушной эскадры. / Завтра узнаем, возможно, расскажет Песков, / ...] Читайте также: Владимир Алейников: В семидесятых | Галия: Мышиный горошек | Анна Долгарева: Утопия (оммаж компьютерной игре "Мор.Утопия") | Михаил Зиновкин: Привкус железа | Александр Немировский (1963-1986): Мы пришли, вы нас звали | Светлана Пешкова: Тринадцать писем | Айдар Сахибзадинов: Обгон: и Казанские вруны | Наталья Стеркина. Поцелованный ветром | Алексей Борычев: Оранжевый уют | Сезариу Верде, Лирика | Максим Жуков: За Русский мир | Соэль Карцев: Истина | Александр М. Кобринский: Версия гибели Домбровского | Елена Крадожён-Мазурова. Легче писать о мёртвом поэте?! Рефрен-эпифора "... ещё живой" в стихотворении и творчестве Сергея Сутулова-Катеринича | Ян Пробштейн: Из книг "Две стороны медали" (2017) и "Морока" (2018)